Педагогика детского дома

Как выйти из привычного круга неблагополучия?

Обычно тексты о жизни детей-сирот мы публикуем на странице “Забытые дети”. Но эта статья из Красноярска – особенная. Ее автор не описывает детдомовское бытие как социальную проблему, а осмысливает его педагогические особенности. Почему большая часть выпускников детских домов все-таки продолжает жить по правилам подворотни, которые вроде бы должны были исчезнуть из памяти за десять лет школьной жизни? Может быть, потому, что атмосфера детского дома не позволяет ребенку сформировать в себе новый, позитивный жизненный стержень и приходится опираться на прежний? Может быть, стоит хорошенько подумать, что из прежнего страшного опыта ребенка обладает огромной воспитывающей силой? Или изменить роль воспитателя, который перестанет быть детским пастухом и ответчиком, а собственным поведением будет учить той, другой жизни? Например, иногда на глазах детей с удовольствием читать книги...

Когда наша группа начинала работу с детским домом, мы спросили педагогов: «Какая проблема вам кажется основной?» И вот тогда появился термин «поломатое детство». Основная проблема, по их мнению, состоит в том, что у этих детей нет обычного детства в обычной семье – оно поломатое. И с этим сложно спорить. Безусловно, потеря родителей и жизнь иногда в нечеловеческих условиях определяют проблемное и сложное, часто безнадежное будущее ребенка.
Более половины выпускников детских домов через несколько лет оказываются в самых низах общества, пополняя ряды бомжей и уголовников. Да, поломатое детство – это проблема. Но это «нерабочая» проблема. С ней невозможно работать, ведь дети к нам попадают уже после того, как это случилось. И плакать по поводу произошедшего можно, нужно, но бесполезно.
В этой статье мне бы хотелось обсудить «рабочие» проблемы детского дома, то есть те, которые можно решать.

Проблема первая

Образ будущего

Один из наиболее мучительных вопросов педагогов детского дома такой: почему бывает так, что ребенок растет хорошим, воспитанным, его будущее кажется очевидно счастливым, но буквально через пару лет после выпуска из детского дома он оказывается в самых низах общества? Почему педагоги бессильны в предсказании последствий?
Вот пример: девочка в 7 лет изнасилована своим отцом, она попадает в детский дом, хорошо встраивается в коллектив, неплохо учится, умная, вежливая – любимица коллектива, все ей прочат счастливое будущее. Она выпускается из детского дома и через несколько лет оказывается проституткой.
Воспитатели в шоке – такая хорошая, и вдруг... Да ведь такой образ взаимоотношений с мужчинами был запрограммирован еще тогда, в 7 лет! И, как ни странно, его не смогли зачеркнуть ни наставления воспитателей, ни беседы с психологом. Короче, 10 лет детского дома не смогли преодолеть тот образ себя-женщины, который возник у семилетней девочки.
Предлагаю обсудить этот вопрос в термине «образ будущего».
Исследования, проведенные автором, показали, что на построение того или иного образа будущего влияют:
1) родители,
2) некоторые значимые взрослые,
3) сверстники и те, кто чуть старше или младше,
4) средства массовой информации,
5) система образования,
6) художественная культура.
Если ребенок в детском доме не с рождения, то родители уже, к сожалению, повлияли на построение им образа будущего, и бытие алкаша, бомжа, попрошайки, преступника или проститутки детьми уже освоено, да настолько прочно, что все остальные факторы оказываются бессильны. Если отец, очень близкий и значимый для девочки человек, не просто объясняет, не беседует с ней, а прямо делает нечто, на основании чего девочка понимает, что женщина – это та, что «дает» сильному, то никакие педагогические беседы не могут совершить действие, сравнимое по влиянию с отцовским. И это горький, но реальный факт.
Итак, одна из важнейших задач педагогики детских домов: задание яркого, соблазнительного положительного образа будущего. Настолько яркого, настолько соблазнительного, что тот старый образ уступит место новому или хотя бы подвинется и из разряда «единственно представимого» перейдет в «один из возможных».
Что еще важно: некоторые значимые взрослые. Нужно показывать детям как можно больше разных хороших взрослых. Правда, есть одна оговорочка. Восхищаться каким-либо взрослым и строить с него свое будущее – как говориться, две большие разницы. Да вспомните себя: как нам нравятся сильные люди и как редко мы делаем зарядку и становимся такими!
Сверстники. Поскольку естественным образом окружение детей-детдомовцев складывается из таких же, как они, с такими же образами будущего, то опять-таки: побольше сверстников хороших и разных!
Номера четвертый и пятый – СМИ и система образования – тоже могут стать помощниками в решении задачи создания у детей положительного образа будущего, но мне бы хотелось остановиться на последнем – художественной культуре. В произведении искусства сконцентрирован и чувственно явлен определенный образ человека. И последовательно разворачивая перед ребенком различные произведения искусства, можно обеспечить необходимый веер образов, а уж дети сами выберут.

Проблема вторая

Поломатое детство: плюсы и минусы

У наших воспитанников настолько отрицательный жизненный опыт, что иногда кажется, что лучше бы его не было.
В работе с детьми можно опираться только на их опыт, больше не на что.
Мы просто вынуждены искать в опыте неблагополучных детей ресурс для развития – нам некуда деться, ведь других ресурсов мало.
Давайте подумаем, какой опыт сложных детей может быть использован как ресурс развития, взросления. Для меня это вопрос открытый, и я с удовольствием прочту предложения по этому поводу. А пока приходят в голову следующие.
Первое. У детей есть опыт ругани, битья, пьянства. Но ведь тем самым они лучше различают добро и зло. Точнее, можно помочь им различить в жизни то и другое и, обеспечив рефлексию, не дать непосредственно перенести в детский дом виденное ранее. То есть опыт можно использовать как основание для различения.
Второе. Эти дети уже добывали деньги и средства к существованию. Это могло быть мытье машин, продажа газет и сигарет, воровство, попрошайничество и так далее – список очень причудлив. Но в любом случае, как бы мы ни относились к воровству и попрошайничеству, ребенок имеет собственный опыт ответственного действия. Не поработаешь – не поешь. Может быть, поэтому им иногда не нравится учиться в школе – слишком безответственно, все равно накормят.
Третье – в продолжение второго. Эти дети многое видели. И, может быть, это «многовидение» можно превратить в «многознание» и «многоумение» – ведь у них невероятно богатый опыт!
Один знакомый семилетний мальчик-детдомовец рассказывал, где он был и что делал летом. Список впечатляющий: ездил и ухаживал за лошадью в деревне, работал у отца (что-то чинил), убирал в магазине и там же воровал, дрессировал тараканов и продавал мужикам для тараканьих бегов, попрошайничал в электричках, носил воду на поля.
И что, нам, педагогам, не с чем работать? Конечно, в этом списке нет пункта «читал книги», но есть множество других! Сложность скорее в нас, взрослых.

Проблема третья

Активность мимо учебы

Итак, удивляет то, что некоторые, особенно безнадежные в учебе дети, оказавшись на улице или спортплощадке, демонстрируют недюжинные умственные способности.
Попробуем понять, что получает ребенок в спорте и на улице такое, чего нет в школе. И почему, соответственно, в одном случае он намерен напрягаться, а в другом нет.
В противовес удобному мнению я утверждаю, что их привлекает возможность совершать собственные ответственные действия.
А что происходит на уроках? Где и как на уроке можно подействовать самому и получить ощутимый результат?
Зачем учить немецкий язык? Для того чтобы, встретившись с иностранцем, можно было бы с ним поговорить? Большинство детдомовцев никогда не встретят иностранца так, чтобы возникла необходимость разговора.
Мы, взрослые, когда-то давно для себя поняли, какие собственные действия можно совершать в культуре и при ее освоении. Но мы забыли и давно не говорили об этом. (Попробуйте пообъясняйте и покажите хотя бы себе и друг другу крутость человека, владеющего вашим предметом.)
А пока мы не научимся делать это достаточно ясно, открыто и убедительно, мы будем работать с послушными и в некотором смысле слабыми детьми, не способными отстоять собственное право не делать то, смысл чего непонятен.

Проблема четвертая

Влияние родителей или их отсутствия на усвоение школьного материала

Оказывается, для успешного усвоения понятия скорости просто необходимо, чтобы отец с сыном сидели на скамеечке и, никуда не торопясь, обсуждали проезжающие мимо машины: «Смотри, как пошел, скорость под сотню!» или: «А этот в два раза медленнее, не больше пятидесяти» – и так далее. Именно в такой или подобной ситуации происходит сворачивание «как быстро едет» в «скорость». На уроке учитель может оформить уже состоявшийся опыт ребенка, но создать понятие скорости с нуля очень сложно. По крайней мере требуется особый подход, выстроенный с учетом того, что никто никогда с ребенком не проживал ситуации, актуализирующие это понятие.
Вы можете представить себе воспитателя детского дома, беззаботно сидящего со своей ребятней недалеко от милицейского поста специально для того, чтобы потрепаться и поспорить с детьми о том, какая машина с какой скоростью едет, кого сейчас торморзнут и оштрафуют и на сколько в зависимости от превышения? Всякий нормальный директор детского дома сразу же поинтересуется у такого воспитателя: а вымыты ли полы в его группе? почему он не следит за тем, как его старшие дети делают уроки, а прохлаждается? – и так далее.
Вот мы и подошли к одной из основных проблем детского дома.

Проблема пятая

Кто такой воспитатель?

Воспитатель – это пастух детей. Он следит за тем, чтобы они были одеты, сыты и умыты. Именно это прежде всего спрашивают со взрослого, работающего с детьми.
Воспитатель – это охранник. Он следит за тем, чтобы дети были вовремя в нужном месте. За побег кого-нибудь из воспитанников... думаю, понятно.
Воспитатель – это слуга детей. Воспитанники отлично понимают, что взрослым, работающим в детском доме, платят именно за то, что они возятся с детьми и решают различные детские проблемы. А посему ими, взрослыми, нужно пользоваться, и дети делают это с невероятной ловкостью и изобретательностью.
Воспитатель – это государственный служащий, получающий маленькую зарплату.
Воспитатель – это воспитатель. Очень непонятный тезис. Поясним его непонятность.
Например, для того, чтобы ребенок начал читать книги, необходимо, чтобы он хотя бы иногда видел читающего взрослого. А откуда он иначе догадается, что есть такое увлекательное занятие? Представьте себя директором детского дома. Вы заходите в группу, а там посреди комнаты и рабочего дня, на виду у десятка детей сидит воспитатель и упоенно, не замечая ничего вокруг, читает книгу. Что вы скажете такому воспитателю? Где в его функциональных обязанностях записано: «иногда на глазах детей читать книги»?

Проблема шестая

Чьи это дети?

Отвечая на этот вопрос, важно учитывать и то, на чьи деньги эти дети содержатся, и то, кому они нужны, какие структуры в них заинтересованы.
Раньше это были государственные дети, и вполне понятно – почему: эти дети не прикреплены к земле, у них нет корней, и потому «их адрес не дом и не улица, их адрес – Советский Союз». Например, в Афганистан гораздо удобнее было отправить детдомовца – не придется держать ответ перед матерью.
А чьи это дети теперь? Кому они нужны? Кто заинтересован в их успехах?
Государственная идеология, как и песни, сменилась.
Государство сдает свои позиции в качестве заказчика на образование, в частности и на этих детей. Старый заказчик – государство – подвинулся. Кто может стать новым заказчиком на образование? У кого должна болеть голова: «Что-то мой Вовочка математику так и не знает, может, дело в учителе?» Кто наймет репетитора, чтобы ребенок смог поступить в хороший вуз?
Воспитатель? Во-первых, как уже говорилось раньше, это не вписано в его функциональные обязанности. Во-вторых, у него нет средств. И в-третьих, зачем ему это нужно? Ведь родитель, как бы это покорректнее сказать, что-то имеет за свою суету. А воспитатель?
Ситуация усугубляется в случае, когда школа, в которой учатся дети, входит в состав детского дома. Тогда две принципиально разные позиции – воспитатель и учитель – соединяются в «педагоги детского дома», и возможность хотя бы проконтролировать учителя со стороны воспитателя отпадает.
Вопрос остается открытым.
В качестве бредовой идеи можно предложить следующее: подсчитать, какой процент выпускников детского дома оказывается не социализирован и каковы затраты на соответствующее содержание милиции, тюрем, наркологических диспансеров и так далее – всего того, что государство вынуждено предпринимать. Скорее всего цифра получится внушительная. Потом нужно пойти в правительство и показать, что затраты на образование детдомовцев значительно меньше, чем полученная цифра. Государство как структура, платящая деньги, должно бы озадачиться и принять меры.
Идея, конечно, бредовая. Потому что невозможно найти в нашем постоянно сменяющемся правительстве человека, способного думать на 10 – 20 лет вперед.
Им сейчас править надо, а эффект будет виден не скоро.
Проблема седьмая
Сиротка

Проблема состоит в том, что дети детского дома считают, что они сиротки и весь мир должен им помогать. А мир так не думает.
Приезжают в детский дом спонсоры и приносят подарки – здорово! Но как эту ситуацию понимают дети? Они видят, что можно получать какие-то блага не за что-нибудь, а «бесплатно», только за то, что ты сирота. Сиротство – это способ вышибать из мира средства.
Мы как-то пытались уговорить спонсора вручить подарки не всем поголовно, а, например, выделить в виде стипендий отличникам и ударникам деньгами или вещами – не важно. Спонсоры не согласились, и подарки – небольшие – получили все. За что? За то, что сироты.
У детей даже выработан некоторый стиль поведения «я сиротка», который нужно демонстрировать спонсорам, а также вообще иногда демонстрировать.
Теперь проследим, что происходит дальше. Выходит воспитанник детского дома в жизнь, начинает учиться или где-то работать в тех же стратегиях: я сирота, мне больше положено. И если он учится в государственном учреждении, то ему действительно «больше положено», и более того, скорее всего это «больше» можно получить. А если выпускник детского дома начинает вести себя в этих ожиданиях в негосударственных структурах, в компаниях, на разовых подработках?
Очень скоро болезненно и с трудом бывший детдомовец начинает понимать, что мир ему ничего не должен. Отработанная стратегия поведения рушится, и хорошо, если у него есть другие стратегии.
Хотелось бы различить две ситуации. Одно дело, когда воспитанник или выпускник детского дома выбивает те льготы, которые ему по закону положены, – стипендия, жилье и так далее. Совсем другое дело – это быль, – когда выпускник детского дома сдает экзамены в престижный вуз (сдает трудно, старается, ему помогают, дают льготы), проходит конкурс, а потом не привозит в срок документы – и все насмарку. Почему не привез? А просто так! Ведь во все времена любому чиновнику можно поплакаться, сказать, что сирота, из детдома, и он сделает поблажку, примет документы не в срок – сиротам нужно помогать!
Зачем? Кому это нужно?
Сиротство – это не судьба конкретного ребенка, а социальный институт, которому до конкретного ребенка дела нет. Сиротство – это рабочие места и заработная плата для взрослых, это возможность проявить милосердие (лучше массово и при видеокамерах), это способ отмывания денег, это повод, под который можно получить от общества, и не только от российского, деньги, льготы и другие блага. Сам по себе этот институт не имеет отношения к детям и может быть использован в разных целях.
Если педагог ставит цель по взрослению и социализации своего воспитанника, то он должен, во-первых, обладать невероятной цепкостью, чтобы заставить институт сиротства работать на своего воспитанника, и, во-вторых, как это ни странно, вывести ребенка за рамки сиротства. Вывести прежде всего самого ребенка, научить его разным стратегиям жизни. Для этого от ребенка требуется рефлексивное, аналитическое отношение к своему сиротству, то есть его преодоление.