И здесь я вместе со всеми хожу как ученик
Краткий отчет писателя о первых
переживаниях
ВДНХ – это не совсем Москва. Здесь все сплошь
туристы и проезжие, все сыты и веселы.
Лет тридцать с лишним назад, школьником, я ездил
сюда зачем-то смотреть на племенных быков,
породистых коров и кубанских доярок с жаркими
щеками. Потом был перерыв в целую жизнь, за
которую много чего произошло. Теперь вот приехал
на Четвертые Соловейчиковские чтения.
Племенных быков отсюда давно вывезли, но поселок
стоит как ни в чем не бывало. Оплот и торговая
марка социализма. Есть что вспомнить. Ведь я уже
давно не школьник. А мы все давно не дети. Хотя и
дети отчасти. Детсадовское сознание в нас
неискоренимо. Даже у тех, кто воспитывался
индивидуально и дома.
Ощущение закаменевшей радости и надежности.
Зрелые снопы на вершинах домов десятилетиями не
осыпаются, гарантируя нам стабильный урожай.
Фонтан “Дружба народов” окружают позолоченные
фигуры в костюмах разных национальностей. Здесь
мы, навсегда разлученные, по-прежнему вместе.
Особенно хорошо смотримся на фоне зеленеющего
закатного неба.
За фонтаном – санаторно-кремлевские голубые ели.
Там, вероятно, прогуливаются майоры сталинского
пошива с красавицами актрисами. В павильонах
продают все – от джинсов и мебели до пышек и
шашлыков. Духовые оркестры само собой. Ряженые.
Колесо обозрения. Выставка-продажа экзотических
пород кошек. Целующихся – море, как в фильмах о
после войны. Сказка.
На фоне всего этого в павильоне 71 учителя со всех
концов страны и даже света собрались, чтобы
встретиться и чтобы отметить юбилей своего
любимого учителя – Симона Соловейчика. Тоже
сказка, в сущности. Новая сказка на фоне старого
пейзажа.
Двадцать восемь семинаров в четырех зыбко
устроенных аудиториях за два дня. Я вместе со
всеми хожу по ним как ученик.
Резонанс чудовищный. Каменный шатер, церковь, а
не павильон. Такой бы для итальянского тенора.
Даже самого слабогрудого он вывел бы в звезды.
Аплодисменты, предназначенные Шалве Амонашвили,
заглушают тихое резюме петербургского психолога
Сергея Братченко. Лев Виноградов уговаривает
вместе с трех-четырехлетками огонь свечи под
гитару. Идет урок “Музицирование как
деятельность общения”. Но ничего не слышно.
Остается верить лицам и жестам. Они, впрочем,
очень убедительны.
“Математика, – выкрикивает Шаталов, – самый
простой предмет в школе. Запишите, а то вы всегда
самое острое пропускаете! Физика труднее. Не
говорю уже об истории. Она еще труднее”.
Рядом учительница шепчет: “Господи! Его хотя бы
на одну минутку в нашу школу. Пусть не преподает.
Только на одну минутку. Пусть скажет: математика
– самый простой предмет в школе. Детей ведь с
первого класса пугают математикой”.
Место Шаталова на кафедре следующим утром
занимает молодой лохматый доктор философии
Александр Лобок. Он поет оду романтику знаний,
хотя и не без плохо спрятанной иронии. Ему ближе
выступавший до этого Сергей Курганов, который
говорил о диалоге культур как о трагической
невозможности. А Саша и пытается как раз плыть со
своими учениками в это вероятностное
непредсказуемое пространство. Их, может быть,
вынесет на рифы. Но стремление честное. Родители
в курсе. “Плывем. Куда нам плыть?”
Драматическая встреча поколений. Драматическая,
но не враждебная. В павильоне 71 это чувство
вообще невозможно. Как им всем не принимать друг
друга, когда их всех в своем сердце когда-то
соединил Симон Соловейчик? Едят вместе в
коротких перерывах дешевый и вкусный салат фирмы
“Первое сентября” и запивают его
общенациональным кофе.
Ночью меня позвали на экстренный “педсовет”
учительницы, с которыми мы жили в одной
гостинице. Вера, Оля, Валя, Галя (перечисляю
справа налево). За каждой из них еще и отчество,
это уж вы не сомневайтесь. Дети, внуки, мужья,
разрушенные дома, недополученные зарплаты,
обожаемые, обожаемые, выросшие или подрастающие
ученики. Приехали сюда за свой счет со своим
краснодарским сахаром, чтобы лишних денег не
тратить. Мужественные, красивые, сноровистые,
веселые – Некрасов вспоминается. Им бы
пожаловаться газете: несладко живут, легко спят
на голодный желудок. Заступись, матушка!
И в уме нет.
Хотя газета заступается как может. Но с
исчезновением райкомов партии это стало труднее.
Симон Львович говорил: “Раньше газета
обращалась к райкому, обкому, ЦК. Сейчас к
читателю. Инстанции исчезли. Печальное
последствие отрадной, в общем, демократии.
Заступницей газета, увы, быть не может. Только
собеседницей”.
Счастливые, зажженные, с гулом (спасибо Артему)
атакующих речей в голове. Они и есть главные
герои этого “мероприятия”. Хотя здесь и нет
главных. В этом еще один фокус.
1 октября праздновали семидесятилетие Симона
Львовича Соловейчика. У могилы под звуки скрипки
падали листья. Потом в Доме учителя проходил
фуршет с речами и тостами. В зале было музыкально,
тихо и прохладно. На улице, напротив, запоздало
веселилось бабье лето.
Читайте отчет в газете.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы
найдете время высказать свое мнение о данной
статье, свое впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|