Учиться у детей никогда не поздно, или
Десять историй про то, как мне вдруг стало ясно...

...что иногда интуиция важнее накопленного опыта

Дети живые, парадоксальные, изменчивые. Они упорно не хотят занимать нишу, раз и навсегда отведенную для каждого учителем, и, кажется, готовы при всяком удобном случае разбивать стереотипы учительского сознания. Только по лености подумаешь: мальчикам нужны шумные игры, а девочкам тихие, как вдруг видишь – футбольные страсти и беготня с оружием забыты, мальчишки сидят вокруг стола вместе с девочками и с азартом и удовольствием плетут фенечки, обсуждая узоры.
Или кажется, что по многолетнему опыту можно с уверенностью сказать: мост, построенный из кубиков напротив двери в класс, с грохотом рухнет после звонка, ребячья толпа попросту снесет его. Но вдруг видишь, как тридцать человек целый день осторожно переступают через него, чтобы не разрушить хрупкую конструкцию.
Так рухнуло еще одно стереотипное представление о ребенке как о существе, слабо себя контролирующем. Дети словно бы сказали мне: «Похожие ситуации только кажутся похожими. Мы – каждый день разные, мы растем и меняемся, не застывая в том образе, который вы про нас сочинили». И тогда я сформулировала для себя “правило моста”: никогда не выстраивай окончательный образ ребенка. А в ежедневной практике это означало: не спеши зачислять в отстающие, не думай, что задира будет вечно доставлять неприятности, а отличник будет вечным отличником, – все меняется. И именно интуиция и чувство, подсказывающие тебе, что сейчас на самом деле происходит с ребенком, часто оказываются лучшими помощниками, чем накопленный опыт.

...что домашние задания не нужны

Однажды, вернувшись с олимпиады, мои девятиклассники с жаром продолжали дискуссию об истинном решении одной из математических задач. Сказали, что я сгожусь на роль эксперта. Сначала мне показалось, что формулировка задачи вполне позволяла легко и уверенно дать ответы на вопросы ребят. Да не тут-то было! Каждая моя фраза казалась им некорректной, и после обмена аргументами я, слегка пристыженный, согласился закончить решение дома. Обычная история: что не сделано в классе, превращается в домашнее задание.
Дом есть дом – телевизор, свежие газеты, звонки друзьям – детское поручение вылетело из головы. Наутро мне нечего было сказать. Начал оправдываться, обещать, что уж к завтрашнему дню всенепременно сделаю! По виду моих математически ориентированных девятиклассников понял: не верят. На следующее утро подошел к ребятам. Так, мол, и так, вот оно, решение. «Спасибо, Павел Анатольевич, но мы вчера все сами сделали». Вот тогда я и понял, что чувствует ученик, стоящий у доски и шепчущий: «А я учил».
С тех пор я решил, что не буду ему, не дочитавшему дома параграф, ставить плохую отметку. И даже закралась крамольная мысль: «А может, обойдемся вообще без домашних заданий?»

...что педагогическое чудо есть

Однажды мы с Александром Борисовичем Калмановским повезли свой класс в Политехнический музей. Ребята вели себя там просто замечательно: чинно задавали вопросы, что-то солидно записывали и даже ничего не трогали руками. Такой подвиг, безусловно, требовал вознаграждения. Поэтому мы отпустили их отдохнуть в крошечном скверике перед музеем. Александр Борисович пошел в книжный магазин неподалеку. Я осталась, и следующие пятнадцать минут моей жизни были незабываемы.
Наши милые, воспитанные ребятишки вознаграждали себя за несколько часов благонравия: с дикарским видом они охотились на местных голубей, устраивали засады в кустах и гонялись друг за другом с людоедскими воплями.
Редкие прохожие и парочки на скамейках взирали на эту банду с ужасом, а я старательно смотрела в другую сторону и делала вид, что не имею к этому безобразию ни малейшего отношения.
Конечно, я могла бы их остановить, но, во-первых, им был обещан отдых. А, во-вторых, повода вмешаться у меня не было: весь этот смерч младшего школьного возраста не оставлял жертв и разрушений ни в своих рядах, ни среди окружающих, а только оскорблял их взгляд своей необузданностью.
И вот долгожданный миг: показалась фигура Калмановского, который, не торопясь, переходил через улицу. Подойдя к нам, он дал обычную команду сбора: “Хоп-хоп, третий класс!” На лицах людей, сидевших на скамейках, появились скептические усмешки. Ну-ну, мол, посмотрим.
Боюсь мы их разочаровали: ребята, помня уговор, мгновенно прекратили возню, встали друг за другом и из толпы буйнопомешанных тут же превратились в симпатичных третьеклассников.
Окружающие были ошеломлены.
Именно в тот момент я поняла, что и в педагогике возможны чудеса.

...что с родителями никакой особенной работы проводить не нужно

На педсовете директор нашей школы в очередной раз призывала учителей работать с родителями. “Если не будете это делать, то как найдете взаимопонимание?” Но ничего нового мы придумать не могли.
На следующий день во 2“Б” проходили Пушкина, и Елена Викторовна сказала:
– Домашнее задание – пойти на Тверской бульвар, сесть на лавочку и зарисовать дом XIX века.
– А как же мы туда одни пойдем, это же далеко, на метро надо ехать.
– А вы попросите родителей! Скажите, что за невыполнение домашнего задания вам будет плохо.
Дети так и сделали.
И надо же: все родители клюнули и на учебный процесс сразу стали работать, пушкинскую эпоху вместе с детьми изучать. Без всякого родительского собрания. И даже без объявления в раздевалке. Вот тогда я и поняла, что мам, пап и бабушек совсем не обязательно в школу вызывать. Стоит только детям сказать, что без родительской помощи им не обойтись. Тогда они с родителями и сами работу проведут...

...что дети – это вам не взрослые

Так у нас было принято: каждое утро перед началом уроков мы садились в круг и про что-нибудь говорили. Например, про то, что в выходные случилось (это по понедельникам), или про домашние новости. Иногда стихи читали. А в тот раз я сказала: “Давайте по очереди смешные истории рассказывать”. Никто не возражал, но дети попросили: “Тогда вы, Елена Александровна, начинайте первая”. И я рассказала очень смешную, на мой взгляд, историю, похожую на анекдот. В конце даже сама рассмеялась, довольная блеском своего остроумия. Но дети почему-то не улыбались. Сидели как каменные. Я отсмеялась и сказала: “Теперь вы!” И Сашка Макаров, который сидел рядом со мной в кругу, произнес: “Однажды я нес на тарелке помидор да уронил. Помидор упал и лопнул!” На слове “лопнул” мои дети начали хохотать как сумасшедшие. Они чуть не падали со стульев и всем своим видом показывали, что им очень-очень смешно. У меня был, вероятно, совершенно глупый вид, я никак не могла разобрать, над чем они смеются. И вот когда мне показалась несмешной примерно пятая детская история, а ребята мои в это время веселились от души, я отчетливо поняла: они другие! Они думают не так, как взрослые, плачут из-за другого, и весело им бывает совсем по иному поводу. С этим открытием я живу до сих пор.

...что на каждого бегемота найдется свой воробей

Повел я пятилетнюю внучку в зоопарк. И там мы смотрели бегемота. Не через решетку, а через стекло такое толстое.
Бегемот стоял ел отруби и вдруг повернулся к нам и разинул пасть. Здоровенная! А зубы какие смешные!
Но тут я испугался за внучку, что она сейчас насмотрится и спать потом не будет.
Стал я тогда ее исподволь готовить к тому, что бегемот не страшный: посмотри, мол, какие у него ушки, какие глазки и так далее...
Вдруг внучка перебивает меня и кричит:
– Деда! Смотри! Какие там у бегемота в тарелке воробышки прыгают!
...Вот так! Воробышки! И нет никакой пасти! Ребенок видит, что воробышкам не страшно, и ему не страшно.
И тогда я понял, как часто мы приписываем детям свои собственные страхи.

...что подлежащее отличается от сказуемого, а музыка – от русского языка

Как-то раз мне пришлось заменять Дарью Петровну на уроке русского языка. Если б меня попросили подменить кого-нибудь в средней или старшей школе, я бы провел свою музыку, да и дело с концом. Ну а тут, думаю, началка – что ж я русский в третьем классе не потяну, что ли!
Я работаю на пяти работах, поэтому прибежал за шестнадцать секунд до звонка. Дарья Петровна мне конспектик подсунула – что и как надо делать – и убежала. Я заглянул в конспект. Ужас. Не знаю, как она умудряется уложиться в сорок пять минут! Мы сорок пять минут только здоровались...
Потом Лера долго писала на доске предложение, а Федя долго его разбирал. При этом – сообщили добрые дети – оба они наделали кучу ошибок, и теперь ошибки надо исправлять. Как?!
Чтобы детки не поняли, что я ничего не знаю, мне оставалось только одно – не давать им времени думать в этом направлении. Я носился по классу как угорелый, на ходу сочиняя какие-то немыслимые задания («дать определение сказуемого, пропрыгав его на левой ноге до доски и обратно»), сталкивая лбами спорщиков (например, Машу и Федю по вопросу «так дополнение это или обстоятельство?»), задавая идиотские вопросы («А дополнение что дополняет? А подлежащее чему подлежит?»), прося повторить ответ («Что-что-что? Как ты сказал? Саня так громко шевелит мозгами, что тебя не слышно»). В общем, активно участвовал...
Ко второму пункту плана мы так и не приступили, потому что прозвенел звонок. В ужасе, что ничего не успел, я быстренько смотался восвояси, чтобы не встретиться с Дарьей Петровной...
И только дома около полуночи, потеряв уже всякое терпение и заглянув к дочери в тетрадку по русскому (дескать, сколько можно копаться с одним несчастным упражнением?), я вдруг понял, что теперь знаю, чем отличается приставка от предлога и подлежащее от сказуемого. И похоже, это надолго.
А третьеклашки потом сказали, что это был самый смешной урок русского языка в их жизни.

...что ученикам очень нужны наши ошибки

Я сегодня на литературе маху дал. Прочитал детям «Утопленника». А потом говорю:
– Ну а теперь догадайтесь, в каком жанре написана эта баллада?
Дети как заржут!..
И тут я почувствовал к ним благодарность. Здорово, что они так прореагировали на мою ошибку. Не сдавленными смешками под партой. Не злорадным перешептыванием с соседом: мол, учитель прокололся. А открытым дружным смехом.
И еще я понял: детям просто необходимо видеть, что мы, учителя, тоже время от времени ошибаемся и при этом не боимся выглядеть смешными.

...что учительской дочерью быть сложно

Бужу, как всегда, Катьку мою в школу.
Никакой реакции – дрыхнет как сурок.
Привычно трясу за плечо...
И вдруг она отрывает голову от подушки и, не разлепляя глаз, низким таким, на басах, сонным голосом говорит:
– Молчи, мама. Я все знаю, – и бряк обратно на подушку.
– ?!!
Я ж ни слова не успела произнести!
И тут я понимаю, что причина такой реакции на меня не только в Катькином переходном возрасте. А еще и в том, что нелегкая ей выпала доля – быть учительской дочерью. Ведь училка – она и дома училка.

...что мы очень нужны друг другу

Прошлой весной я как-то ехала в троллейбусе. И вдруг вваливается компания старшеклассников – только что с экзамена, наверно. Скучковались. Из их мельтешащей стайки-облачка выпрыгивают то длинные шарфы, то челки, то коленки, то провода от плейера, то веселый глаз, то взрыв сумасшедшего хохота...
И я поймала себя на какой-то умиленной слезе. Мне вдруг почудилось, что вот сейчас-то – а прошло только два года с тех пор, как я ушла из школы! – сейчас-то я уж точно ни на кого из своих учеников ни за что ни разу не разозлилась бы и даже голоса бы не повысила. Я принимала бы все как есть и, не спеша, не раздражаясь, пыталась бы что-то с этим делать. Я бы смогла ко всему отнестись здраво, без нервов...
Вдруг я себя поймала и на том, что мне хочется учителям всего земного шара объяснять про то, как надо. Как надо учиться быть терпеливым, разумным с этим галдящим, брыкающимся и срывающим все наши грандиозные планы народом. Как удержаться в случае провала от упреков да и не казниться самому, а подходить к каждому занятию, к каждой ситуации, к каждому ребенку профессионально. А это значит – извлекать и извлекать уроки, думать и еще раз думать, что можно со всем этим сделать. И – пробовать. А не получилось – снова думать, какой из этого можно извлечь урок...
И тут я вспомнила, как ко мне, начинающей, приходили разные ученые люди и говорили что-то похожее. Давали очень умные, дельные советы – действительно умные! Говорили: «Попробуй внезапно перейти на шепот!» Или: «Вам обязательно надо двигать на уроке столы и стулья!» Или: «Все твои беды оттого, что ты не вводишь групповые работы!»
Сейчас-то я знаю, что советы были правильные, в самую точку (и они потом сработали). Но тогда как же я внутренне сопротивлялась им! Мне казалось, что только человек, каждый день стоящий у станка, каждый день несущий ответственность за каждого ученика, может меня по-настоящему понять и, значит, только он имеет право советовать мне. А господа ученые люди находятся вне этого пылающего круга. Они все правильно говорят. Но они не знают, что завтра Катя опять нарочно с грохотом упадет со стула, все заржут – и все их мудрые советы и мои благие намерения полетят в тартарары. Потому что я опять почувствую бессилие и смертельную усталость. И – раздражение, за которое сама себя ненавижу... Но вся штука в том, что может случиться и так: ни на что хорошее не рассчитываешь, устал как собака, вытерпеть бы, дать письменную работу, отсидеться... Вдруг словечко какое-нибудь, чьи-нибудь глаза, реплика и – мир переворачивается! И все хорошо! И силы откуда-то берутся! И урок как по маслу! И благодаришь Бога, который привел тебя в класс... А домой приходишь и понимаешь, что от этой непредсказуемости можно одуреть. Нет, так жить интересно, конечно. Но никаких нервов не хватит... А у них, ученых людей, все предсказуемо. На этом этапе то-то и то-то, на следующем так-то и так-то. Но мне от этого не легче, потому что не выспалась я на год вперед, а на урок уже завтра. И я не знаю, чем он закончится. Они масштабно мыслят, а у меня конкретный Леша...
Так я чувствовала изнутри профессии. А сейчас я вне ее. Теперь у меня другая работа – пишу в газету для учителей. И вот в этом троллейбусе, поймав себя на отстраненно-разрешительном (разрешающем все конфликты, все бури, несущем покой) взгляде, я вдруг почувствовала, что и в газете впадаю в бодряческий такой тон – как будто я что-то эдакое знаю, чего могут не знать наши читатели, а я им сейчас подскажу (делов-то!), и у них все будет хорошо...
Педагогический зуд у меня не прошел, нет. Теперь другая аудитория – это вы, дорогие читатели-учителя – и опять, как видите, зудит. А вы, когда вас чему-нибудь учили, как реагировали на своих учителей? Так же, как я когда-то?.. Вот я и не знаю, нужна ли я кому-нибудь со своей наукой о том, как надо учить.
Но одно знаю точно, что все мы, дорогие учителя, очень нужны друг другу – разговорами, удивлениями, недугами, байками и, конечно, письмами.
С праздником!

Истории рассказывали и записывали Елена КУЦЕНКО, Елена Хилтунен, Ольга ЛАПИНА, Елена ЛИТВЯК, Мария ГАНЬКИНА, Сергей Плахотников, Павел Шмаков, Геннадий СОЛОВЬЕВ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"