Всегда новое папино кино
Заметки о картинах, не замеченных
апологетами моды
Лет пятнадцать назад извержение вулкана
частично вывело из строя энергосистему
итальянского города Порденоне. Хлеб для
населения, естественно, пекли, а вот организация
зрелищ потребовала изобретательности.
Телевидение и кинотеатры не работали. В чьей-то
светлой голове родилась идея крутить кино
вручную, как раньше, поскольку передвижке много
света не нужно. Раздобыли немые фильмы – и дело
пошло. Публика была в восторге. С тех пор на
фестиваль немого кино в Порденоне ежегодно со
всего мира съезжаются знатоки и любители
искусства.
К чему это все? Да к тому, что, как только
забушевал пожар на Останкинской башне и у
москвичей потухли телеэкраны, они кинулись
скупать видеокассеты, как макароны и спички,
когда боялись голода и полной темноты. Разобрали,
говорят, все без исключения, вплоть до самых
сложных произведений, в обычных условиях отнюдь
не широкого спроса. Нежелание остаться без кино
проявилось нагляднейшим образом. А казалось,
вкус к нему утрачен.
Авторитет кино в нашей стране с начала
девяностых годов резко упал. То есть не то чтобы с
тех пор фильмы перестали смотреть. Напротив,
смотрят на видеокассетах и по телевизору едва ли
не больше, чем прежде, но иначе – их глотают, в них
захлебываются так же, как в потоке специфических
фактов и подробностей, которые в немыслимом
количестве публикуют массовые издания. Бойкие
перья популярных газет и еженедельников азартно
ниспровергают былых богов и былые приоритеты,
вовсю резвятся, описывая киножизнь страны и мира,
и подчас просто не замечают, что она меняется, как
изначально не замечали, что не все кино поддалось
искушению чернухой и порнухой. Хотя эта парочка
злодеек и захватила сильные позиции. В нашем
кино, если продолжать считать нашим
постсоветское кинематографическое
пространство, дольше всех и увереннее всех
держались национальные кинематографии –
грузинская, таджикская, казахская. К ним-то и
сохранялся интерес, в том числе мировых
кинофорумов. Для примера: в 1993 году “Золотого
Леопарда” и приз ФИПРЕССИ (Международной
ассоциации киножурналистов) в Локарно получил
казахский режиссер Ермек Шинарбаев за картину
“Место на серой треуголке”. А в следующем году
“Приз города Женевы” (второе название приза –
“Надежда кино”) за главную мужскую роль в фильме
Шинарбаева “Слабое сердце” был присужден
Адильхану Ессенбулатову, сыгравшему главную
роль и в “Месте на серой треуголке”.
Однако достижения достижениями, а очевидным все
же было ускорение свободного падения в бездну,
цинично прикрываемое якобы удовлетворением
зрительских интересов, потребностей и
предпочтений. Как будто зритель – некое
чудовище, жаждущее ужасов и крови, патологически
стремящееся к разного рода утехам. Именно это
направление в мировом кинопроцессе с таким
увлечением наблюдали и описывали многие
журналисты, все прежнее назвав “папиным”. Надо
отдать им должное – в потоке продукции они
различали и действительно новое кино, новые
веяния и тенденции. Большую, чем в предыдущие
десятилетия, динамичность, ироничность, меньший,
чем раньше, психологизм.
Между тем, никак не нарушая новых норм и новых
правил, в рамках самого что ни на есть нового кино
никогда не прекращали жить и развиваться
“старые” истории, тяжелые и смешные,
трогательные и веселые, общезначимые и совсем
простые. Герои их – то лица исторические, то
выдуманные персонажи. Новыми эти истории делало
новое мироощущение. Прошедшее так же отбрасывает
тень на будущее, как и наоборот (Карамзин).
Влияние времени сказалось даже на таком детально
разработанном в кинематографе сюжете, как начало
войны, вторжения, оккупации. Если раньше это
практически всегда рассматривалось как резкий
слом устоев, знак грянувшей среди ясного неба
беды, сегодняшнее кино склонно задуматься о роли
гражданского общества, вернее, об обществе, не
сыгравшем своей роли. Из последних картин этого
направления – латвийское “Страшное лето”,
показанное во внеконкурсной программе
Московского кинофестиваля.
Вспомним его еще раз добрым словом. Авторитет МКФ
сейчас невысок, но любой фестиваль в какой-то
мере отражает состояние мирового кинопроцесса,
его силовые линии и направление поисков. В нашем
случае этой цели успешно служат внеконкурсные
программы, в которые включены фильмы, уже
показанные на других форумах, и новое кино стран
СНГ и Балтии. Здесь-то, не забывая, впрочем, о
конкурсе, мы, несомненно, обнаружим те самые
“пропущенные” апологетами моды киноистории и
увидим, что это отнюдь не замшелая рухлядь.
В “Первом сентября” (№ 58) был достаточно
подробно рассмотрен и достаточно убедительно
оценен фильм “Романовы. Венценосная семья”. Но и
при самом негативном к нему отношении стоит
обратить внимание, что картина Глеба Панфилова
отнюдь не старомодна. Весь фильм – рефлексии
сегодняшнего звучания. Приглядимся к Александру
Галибину, сыгравшему Николая II. Его
эмоциональная возбудимость почти не сочетается
с привычными представлениями о человеке того
времени и тем более о царе Николае
Александровиче. Свидетельства современников,
любивших и не любивших его, говорят совсем о
другом государе. Галибин – Николай – не их, а наш
современник. Хорошо это или плохо, правомерно или
превышение допустимой вольности – иной
разговор.
Уже почти и не верится, что такими знакомыми,
такими своими были когда-то для нас имена
литовских кинематографистов: Витаутас
Жалакявичюс, автор сценария “Жизни Эльзы”,
Альгимантас Пуйпа, режиссер, Костас Сморигинас,
сыгравший отца Эльзы. Корнями картина, конечно,
уходит туда, в известное нам литовское кино,
которым все гордились. Неспешное, подробное
жизнеописание, вглядывание в лица, напряженное,
не сулящее легких развязок начало экранной
истории. Что же тут нового? Ничего – и все. Лица,
пластика, сплетение характеров.
Литовское кино, допустим, наше. По
принадлежности. Пусть в прошлом. Но “папино
кино” вполне в чести и за рубежом. Назовем две
французские конкурсные картины – “Вдова с
острова Сен-Пьер” и “Взлет”. Первую снял
действительно немолодой режиссер Патрис Леконт,
вторая картина (подчеркнем: явно “папина”) –
дебютная. На ней и остановимся.
Есть семья. Уважаемая людьми и уважающая себя. У
них родовое достойное занятие – торговля мясом,
достаток, прочные моральные устои. Магазинами и
домом управляет крепкий, могучий дед. Как
водится, младший сын (в этой роли снялся режиссер)
и внук Стан бунтуют. Один решил жениться на
иноверке, другой отказывается от фамильного
дела, хочет стать актером. Как дед добивался
благополучия, так и внук с таким же упорством
рвется к своей цели. Просто какой-то роман
воспитания, похожий на “Дэвида Копперфилда” –
не того, что летает под куполом, а того, что
Диккенс написал. Помнится, об одном просила
Дэвида-Тротвуда любящая бабушка: живи свободно,
но так, чтобы за тебя не было стыдно. Во “Взлете”
о том же говорит Стану маленькая девочка, младшая
сестра. Поскольку герой – современный,
нормальный молодой человек, то больше всего в
картине веселой энергии и смеха. Надо полагать,
выбившийся из мясников в режиссеры Стив Суисса
смеется над своей юностью со здоровым
удовольствием. В Москве он получил приз за
режиссуру. А Клеман Сибони, сыгравший Стана, –
приз за лучшую мужскую роль.
Никакое направление – ни реализм, ни постмодерн
– само по себе не обеспечивает качества картины,
это уж от мастерства и таланта авторов. От них же
– внятно изложенная история и правдиво
показанные чувства.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|