Похищение голоса

В ожидании письма есть привкус обреченности

Как это ни странно, компьютер возвращает к жизни старомодные занятия – раскладывание пасьянсов и писание писем. Поэтому будет неудивительно, если двадцать первый век окажется более похожим на девятнадцатый, чем почти уже ушедшее двадцатое столетие.

Большинство футурологических прогнозов говорит об обратном: звук и картинка якобы окончательно должны вытеснить написанное слово, и чтение, а тем более письмо превратятся в раритетное развлечение для немногих; обращению же с предельно усложнившейся техникой мы будем обучаться примерно так же, как эскимос с бульдозером в известном пособии по антропологии – вприглядку. И все-таки письменное слово, слово молчаливое, восстанавливает свои позиции там, где, казалось бы, они навсегда потеряны, – в общении.
То, что эпистолярную культуру убил телефон, общеизвестно. Кокетливые сетования на непомерную занятость и сумасшедший темп современной жизни не в счет. По-настоящему заняты настолько, что не хватает времени на письма, очень немногие. Дело в другом – телефонная трубка сделала контакт мгновенным и создала эффект близости: можно вообразить говорящего с тобой где-нибудь в соседней комнате или на ближайшей улице, хотя на самом деле он в другом городе или в другой стране.
Телефонный разговор – тоже искусство. Я завидую умеющим говорить по телефону. Это люди с мгновенной реакцией, поскольку спасительные уловки обычного разговора – жесты, взгляды – здесь не работают и всякая неповоротливая работа мысли оборачивается гулким молчанием. Поэтому мастерство телефонной беседы вызывает завистливое восхищение. Как теннис, в который по причине бездарности мне так и не суждено было научиться играть. Причем не большой теннис – там мяч летит дольше, а настольный: дистанции между фразами никакой.
И вдруг появляется такое абсурдное изобретение, как пейджер. Его странность видна прежде всего с не заинтересованной в его пользе стороны, и странность эта в том, что устное слово в конечном счете преобразуется в письменное, телефонный разговор – в переписку.
Электронная почта – окончательный триумф письма над звучащим и произносимым словом. Какой бы мгновенной ни была связь, нужно какое-то время, чтобы написать ответ, перечитать, что-то исправить или добавить. Теннисный шарик зависает в воздухе и терпеливо ждет, когда можно будет продолжить полет...
Письменное общение предполагает замедленность, намеренную задержку с ответом. Пока письмо найдет адресата, и адресат ответит, и его ответ дойдет, пройдет время, что-то изменится в жизни, и в самом авторе письма, и в том, кому он пишет. Письмо всегда опаздывает – и обычное, и электронное, разница только в продолжительности опоздания, но именно в этом и заключается особая сила письменного общения: оно отпускает человека на свободу, оставляет за ним право на размышление и решение и не принуждает к мгновенному ответу. Письма всегда ждут. Пятнадцать минут, час, день, год... То, что ожидание не только вынужденная необходимость, но и одна из постоянных человеческих потребностей, кажется, не до конца оценено сторонниками мгновенной связи. Между письмом и ответом обязательно должна быть дистанция.
Состояние ожидания изменяет отношения человека с миром, расширяет диапазон восприятия, порождает “обострение восприимчивости и чувствительности эпидермы и чувства”, как писал Михаил Кузмин в своем знаменитом предисловии к первой книжке молодой Ахматовой, рассказывая красивую историю о членах общества игры в обреченность. В ожидании письма тоже присутствует привкус обреченности. Меняется оптика, обостряется слух. Каждая мелочь, попадающая в сферу ожидания, приобретает немыслимую четкость очертаний, звука, вкуса...
Так начинаешь понимать, что помимо холодной игры всесильного автора с читателем прием – намек на что-то еще. С детства раздражавшие своей лукавой неуместностью “девицы-красавицы, душеньки-подруженьки” вдруг оказываются оправданы не пушкинским желанием подразнить читателя, нетерпеливо ожидающего развязки, а мнимым “небреженьем” Татьяны. “С небреженьем внимая звонкий голос их” – однако же песня пропета от начала до конца и услышана Татьяной с предельной четкостью. Так же, как боковым каким-то зрением (Татьяны, пишущей заветный вензель “на отуманенном стекле”?), увидена сцена вечернего чаепития в деревне – во всех подробностях, крупным планом, с перечислением деталей: самовар, китайский чайник, рука Ольги, разливающая чай, мальчик со сливками... Татьяна два дня и одну ночь ждет ответа на письмо. В сущности, отношения Онегина и Татьяны укладываются в рамки эпистолярного романа. Когда они говорят друг с другом, они все равно пишут письма. Отповедь Онегина Татьяне и Татьяны – Онегину – монологи, не предполагающие мгновенного ответа, заранее заготовленные речи, после которых этот ответ невозможен. Письмо требует паузы. И в эту паузу может уместиться значительный отрезок жизни.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"