8 лет назад, 15 августа.

Вышел первый номер “Первого сентября”. Подписки тогда еще не было, и мы решили за полмесяца разослать в 15 тысяч школ первый номер газеты, чтобы он пришел всюду к 1 сентября.
Упаковать 15 тысяч экземпляров в конверты – огромный труд даже по сегодняшним меркам. Тогда мы этого не знали. Просто брались и делали. Взяли и разослали.
Легенда утверждает, что сначала единственным журналистом-профессионалом в нашей газете был ее создатель, мой отец Симон Соловейчик. Так или иначе, он сам не раз рассказывал, что был поражен до глубины души, когда, примчавшись из типографии с первым номером, не застал никого в редакции: сдав газету в печать, все просто отправились собирать материалы для следующих выпусков. В общем, чувство благоговения от свежего номера, пахнущего типографской краской, пришло не сразу.
Зато потом…
Потом тираж рос стремительно. Похоже, на первых порах читателям было достаточно имени главного редактора.
Потом, споткнувшись о гиперинфляцию, не менее стремительно падал.
А потом началось самое главное: постепенный рост тиража, когда, казалось, мы завоевывали читателя каждым верно найденным словом, каждой интересной мыслью. Так и верили: одна хорошая, талантливая статья – плюс читатель, одна неудачная фраза – минус целая школа.
Это были самые запоминающиеся годы молодой редакции. Запоминающиеся, потому что каждый день таил в себе сюрпризы: новые темы, новые идеи, новые интонации, новые имена, новые рубрики. Иногда, казалось, отец готов был кардинально менять газету из-за одной строчки в письме далекой читательницы. И часто переживал так, что, стараясь его утешить, кто-нибудь невольно произносил: “Подумаешь, написали, в другие газеты и не такое пишут, всем ведь не потрафишь...”
Но даже намека на подобное утешение было достаточно, чтобы взорвать нашего главного редактора. И он взрывался и верил одному сердечному письму, отказывая в праве на голос многотысячной статистике. И словно пытаясь разговаривать с каждым читателем в отдельности, придумывал умопомрачительные рубрики типа “О главном в жизни”, “Очень серьезное”, “Бродячие истины” и смело ставил их из номера в номер.
Были разные периоды. Был и такой, когда главный редактор возвращал статью за статьей, приговаривая: все хорошо, но только проще, пожалуйста. Уж больно мудрено.
И, сбиваясь с пути в поисках простоты, редакция бастовала: школа – дело сложное, и писать о ней просто-просто, не греша против истины, невозможно.
Тогда отец собирал редакцию и, чуть улыбаясь, рассказывал простыми словами свое видение школы. И в какой-то момент начинало казаться, что пространство кабинета наполняется ясностью, словно ясность – некое вещество, которое очищает все вокруг.
В тех рассказах отца было много удивительных находок, некоторые из них позднее я встречал в его статьях, но одна – та, что я назвал для себя “формула педагога”, или “учительские заповеди”, – больше мне нигде не встречалась. То ли потому, что вне рамок игры учительские заповеди – дело тонкое, то ли по какой другой причине.
А тогда отец говорил, что как есть евангельские заповеди, общие для всех, так есть и учительские заповеди, следование которым делает из нас педагогов. Только заповедей этих числом поменьше – всего две (здесь отец улыбался, показывая, что помнит про игру в простоту). Одной заповеди следовать легко, несмотря на ее кажущуюся сложность, а другой, наоборот, трудно, хотя выглядит она проще простого.
Первая заповедь очень понятная и всеми повторяемая – никогда не обижайте детей! Можно хвалить, можно ругать, можно и подзатыльник иногда дать шутя. Но нельзя обижать. Обида – главный источник самой непедагогичной педагогики. Обидеть – это как соскочить с подножки поезда. Запрыгнуть обратно можно, но только если сразу, не раздумывая, попросить прощения. Потом поезд уйдет.
Но все это полдела, говорил отец. Не обижать трудно, но в принципе выполнимо. Просто дать себе слово не обижать, и все тут. Гораздо труднее – наступала пауза – гораздо труднее, несравнимо труднее не обижаться. Так вторая заповедь и звучала: никогда не обижайтесь на детей!
А ведь как незаметно, как коварно подкрадывается и набрасывается на нас обида на детей. И вот мы уже пылаем справедливым гневом: все лето стены школы в порядок приводили, а они... я ему все отдала, а он… и это после всего, что я для тебя сделал… И так далее и тому подобное.
Не знаю, почему, но эти не обижай и не обижайся крепко-накрепко запали мне в голову. И, не признаваясь никому, все эти годы многие жизненные ситуации, в которых оказывался сам или близкие люди, я выверял по этим заповедям. И всегда был под рукой совет и себе, и другим – не обижай или не обижайся! Оказывается, если не обижать и не обижаться, всему остальному есть место. В противном случае поезд жизни уходит без нас.

Сегодня 1 сентября. Сегодня в девятый раз мы начинаем учебный год вместе. И вертикальная целеустремленность этой цифры словно напоминает о неподражаемом, узнаваемом, общем для нас всех духе “Первого сентября”, об умении преодолевать трудности и находить верные слова для самых сложных вещей. Нам теперь так легко разговаривать друг с другом, что можно даже выполнить совет отца – говорить просто. Людям легче говорить просто, когда они друг друга слышат. И перед началом учебного года мы можем сказать друг другу: давайте постараемся, попробуем, попытаемся в этом году не обижать и не обижаться! Нам все удастся, все получится, и все будет в радость. А как же иначе?

Кто бы мог подумать, когда мы были маленькими и шли в первый класс, неся тяжелые ранцы и переживания, что этот день – Первое сентября – когда-нибудь станет нашим общим днем рождения, преследующим именинников круглый год? Ну а теперь делать нечего – отмечаем! Но там, с той стороны страницы, – мы еще ничего об этом не подозреваем...

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"