Вестник другого дня...

«Даниил Андреев в культуре XX века». Сборник статей

Легко себе представить, как удивится иной читатель уже одному лишь заглавию сборника статей, выпущенного издательством “Мир Урании” при поддержке Института мировой литературы, “Даниил Андреев в культуре ХХ века”. Ведь имя этого поэта и писателя многим если и знакомо, то скорее понаслышке.
Это вполне объяснимо. Даже среди множества трагических судеб людей уходящего века участь Даниила Леонидовича останавливает на себе внимание.
Мало-мальски начитанный человек не пропустит отчества поэта и не ошибется в свой догадке. Перед нами действительно сын чрезвычайно популярного в начале века писателя, “осколок” его семьи, разрозненной и разбитой поначалу, так сказать, частными, личными событиями (первая жена Л.Андреева умерла после родов, и Даниил еще младенцем был взят на воспитание ее сестрой, Добровой, в Москву; появление мачехи углубило отрыв от отца), а затем и революционным ураганом: Леонид Андреев остался на своей даче по ту сторону новой государственной границы с Финляндией, да вскоре и умер, мачеха с детьми разбрелись по свету...
Поэтический дар проснулся у глубоко религиозного воспитанника интеллигентнейшей семьи Добровых еще в детстве (в этом убеждаешься, читая одну из статей рецензируемого сборника – “Листая ранние тетради” Вероники Солнцевой”). Но, увы, характер его творчества был таков, что не только о публикациях в Советском Союзе и речи быть не могло, но именно начатый молодым писателем в конце тридцатых годов роман “Странники ночи” послужил поводом для создания “дела Андреева”, густо обросшего и другими “персонажами”.
В пору войны Даниил Леонидович “нестроевиком” испытал и томительный переход по знаменитой ладожской “Дороге жизни” (для многих ставшей всего лишь дорогой смерти) в голодающий город, и службу в похоронной команде в памятных для фронтовиков Шлиссельбурге и Сенявине (вспомните стихи молодого Александра Межирова: “Я сплю, подложив под голову Сенявинские болота, а ноги мои упираются в Ладогу и Неву!”).

* * *
Вскоре после победы, в 1947 году, Андреева арестовали вместе с женой, многими родичами и друзьями, да и с самим “преступным” романом, который был позже сожжен вместе с другими рукописями автора и даже драгоценными для него письмами покойного отца.
То, что писатель был приговорен к “высшей мере” – двадцатипятилетнему тюремному заключению, являлось для сталинской эпохи “бытом”. Чудеса начинаются потом – в стенах страшной Владимирской тюрьмы, где больного, немощного арестанта по-прежнему озаряли привычные ему с юношеских лет мистические состояния, прозрения иных миров, чувство близости с родной природой, ее “духами” (“стихиалями”, как окрестил их поэт), со святыми и со своими великими предтечами – Лермонтовым, Достоевским, Блоком. Узник испытывал необыкновенный духовный подъем, так что, по свидетельству его соседа по камере академика В.В.Парина, “было такое впечатление, что он не пишет, в смысле “сочиняет”, а едва успевает записывать то, что потоком на него льется”. Перед ним как будто наяву представала фантастически многослойная Вселенная на протяжении всего ее существования с ошеломительными по яркости и подробности образами, воплощающими извечную борьбу Добра и Зла. Недаром нынешние исследователи написанной Даниилом Андреевым об этом книги “Роза Мира” сопоставляют ее со знаменитой “Божественной комедией” и даже рискуют говорить об авторе как о “нашем Данте”.
Даниил Андреев вышел на свободу лишь через десять лет, весной 1957 года, а два года спустя умер, успев, однако (и это очередное чудо!), записать и привести в порядок все созданное или даже только намеченное в заключении. Но шли десятилетия, а пути к читателю все еще не было.

* * *
“...Когда недавно вышло собрание сочинений Даниила Андреева в трех томах, – пишет Станислав Джимбинов, – я подумал, что впервые в России вышло собрание сочинений человека, который при жизни не напечатал из этого собрания ни строчки”. Замечательный писатель, по выражению Игоря Кондакова, “был в существующей культуре несуществующей величиной”.
Разумеется, совсем не все воспринимают новую “землю” на литературной карте одинаково. Одним Андреев кажется лишенным каких-либо учителей, предшественников, спутников. “Поэтов можно сравнить со стаями перелетных птиц”, пишет Джимбинов, но этот “совершал свой перелет один”. Другие, как, например, Мария Раку, указывают как на одну из андреевских “опор” на стихи Блока, приводя обращенные к нему строки: “Мой водитель! мой брат, пепелящим огнем опаленный!.. Поднимаю твой крест! твой таинственный миф продолжаю!” (о Блоке и его трагической судьбе много говорится и в “Розе Мира”).
Третьи же, как Инна Ростовцева, еще больше умножают родню “одинокой птицы”, видя в некоторых стихах Андреева продолжение незавершенных поисков позднего Гумилева или проводя параллели между “Ленинградским Апокалипсисом” поэта и ахматовской “Поэмой без героя” и сличая нередкие обращения и того и другого автора к знаменитому тютчевскому образу “высоких зрелищ зрителя” – свидетеля огромных исторических событий.
В горячей статье Владимира Микушевича можно не только прочесть, что “Маяковский Даниилу Андрееву ближе, чем, например, Пастернак”, но и прямо-таки еретическое с точки зрения нынешних простодушных перелицовщиков истории размышление: “...В каком-то смысле он (Д.Андреев. – А.Т.) был более советским человеком, чем те, кто его держал в тюрьме. Даниил Андреев не был ни большевиком, ни коммунистом, но он был советским человеком в том смысле, как это было задумано, как это было предопределено и предвосхищено русской историей. В сущности, он был таким советским человеком, каким советский человек мог бы быть, но не стал по целому ряду причин”. Приводя сказанное поэтом о Великой Отечественной войне: “Страна горит; пора, о, Боже, забыть, кто прав, кто виноват”, Микушевич восклицает: “Разве не эти слова скрывались за всеми лозунгами того времени?”
Стоит добавить, что из этого не следовало никакого “отпущения грехов” существовавшему режиму, а тем паче его восславления! Остается в силе уже сказанное поэтом:

Я вестник другого дня.
А тех, кто сегодняшнему кадит –
Достаточно и без меня.

Трогательны и притягательны – особенно в наши-то времена! – мечты Даниила Андреева об этом “другом дне” – о примирении всех враждующих религий, о Всечеловеческом братстве, о превращении Земли в цветущий сад, о Мировом Правительстве, поступающем исключительно по закону этики.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"