Когда свобода обретет человеческое достоинство, в книге, где будут начертаны имена ее строителей, имя Ефремова окажется на первой странице

“Смерть всегда заставляет остановиться”. Это Шукшин. Его слова. Смерть Олега Ефремова заставила многие сердца замереть и в минутной душевной тишине почувствовать, что вместе с этим человеком из нашей общей жизни ушло-уходит многое и дорогое.
Он сделал то, что дается немногим, даже талантливым. Взорвал вместе с “Современником” удушающий покой нашей сцены, вернул ей и побудил других вернуть – и они отозвались – то место, которая она по праву занимала в обществе.

Михаил УльЯнов:
– Олег Ефремов счастливчик с драматической судьбой. Для того чтобы отстоять свое видение и право на эту жизнь, он должен был бороться – нападать и защищаться, иногда проигрывать, иногда побеждать, но с переломанными крыльями. Все ли удалось ему в этой жизни? Конечно, нет.
Его имя можно поставить в ряд с такими именами, как Станиславский, Немирович-Данченко, Михаил Чехов, Вахтангов.

Олег Табаков
– Я пожизненно признателен Олегу Николаевичу Ефремову. За что? За то, что он приобщил провинциального Молчалина (говорю не потому, что не было во мне иных свойств, просто знание правил жизненной игры было тогда молчалинским), так вот, Ефремов приобщил меня к тому, что можно назвать максимализмом. Не встреть я его, моя жизнь была бы иной. Я бы, конечно, выплыл, сделал какую-то карьеру, но вот главного момента, нового отношения к искусству, которое завязало мою жизнь, не было бы. “Пока свободою горим, пока сердца для чести живы...” Олег Ефремов привил нам серьезное отношение к этим понятиям.

Резо Габриадзе
– Олег Ефремов – Театр. Театр в самом полном его значении. Как легко было представить его 3000 лет тому назад или в средневековой Руси, почему-то под дождем. Как бы смотрели на него тогда удивленно и восхищенно, подобно нам, его современникам. И еще с трудом поддается пониманию, как удавалось ему столь длительное время быть современником? Не крылась ли тут его главная загадка? Может быть, он и стоял на чем-то вечном, бесценном, а мы, зрители, двигались мимо – разные, пестрые поколения – подобно уходящему поезду, когда еще не слышен стук колес и все принимает особое, завораживающее значение.

Александр КалЯгин
– С Олегом Николаевичем Ефремовым было опасно общаться на близкой дистанции. Он обладал почти сверхъестественным магнетизмом. Несколько раз пытаясь поставить ребром вопрос о моем будущем в театре, я встречался с таким сильным мужским, режиссерским, человеческим обаянием, что забывал, зачем к нему пришел. Я придумал писать Ефремову письма, чтобы не оставаться с ним один на один. Он принял правила эпистолярной игры, и у нас завязался роман в письмах.
Он особенно убедителен в силу того, что был экстраординарным актером. Он создавал на сцене живого человека, которого чаще всего хотелось любить. Таким он был на сцене. Таким – в жизни.

Марк Захаров
– Понятие “реформатор” всегда воспринималось мною абстрактно, пока я не догадался на десятом году существования театра “Современник”, что это наименование всецело соответствует режиссеру Ефремову. Режиссер Ефремов почувствовал будущее время в отечественном театре задолго до его наступления и сумел утвердить новые философские и эстетические ценности накануне их революционного пришествия.

Юрий Любимов
– Олег Ефремов – хороший человек. Был и остался в нашей памяти таким, а чем старше становишься, тем больше понимаешь, как это важно. Тем более что в профессии режиссера и художественного руководителя театра человечность скорее препона, чем помощь. “Олег Ефремов” – давно уже понятие собирательное, это больше, чем имя конкретного человека. Произнесешь – и за ним явление, определенный человеческий тип и склад, способ жизни и мировоззрения.

Лев Додин
– Спектакли Олега Ефремова, его “Современник”, его личность открыли мне и большинству моего поколения возможность нового дыхания, нового взгляда на жизнь, нового ощущения самой жизни.

Кама Гинкас
– Главный человеческий недостаток – неблагодарность. Вот почему мне хочется навсегда запомнить чувство благодарности, нежности, восхищения, которое подарил мне Олег Николаевич Ефремов. В каком-то смысле он повлиял на мою жизнь, повернул ее в иную сторону. Без специальных усилий, просто своим приходом на спектакль “Пушкин и Натали”.
Он один из последних режиссеров, который думает не только о себе, но и о том, что такое наш театр вообще.
Ефремов – человек долга, а не правил. Тридцать лет он исполнял свой долг в самом сложном театре нашей страны – Художественном. Он разрушил правила этого театра, сложившиеся в глухие времена. Эти правила в чем-то разрушили и его самого. То, что он не сдался, – чудо. То, что он до последних дней сохранял человеческий голос, – не меньшее чудо.
Александр Гельман
– Из многих замечательных особенностей Олега Ефремова я бы поставил на первое место соразмерность таланта и ума. Перед лицом явившейся свободы многие оказались беспомощны: засуетились, забегали или остолбенели. Ефремов был спокоен.
В условиях свободы Олег Николаевич не искал расположения нового начальства, не жаждал новой славы – зачем это ему? Он сам надежда и слава нашей сегодняшней израненной свободы. Когда наша свобода обретет человеческое достоинство, в той книге, где будут начертаны имена ее строителей, имя Ефремова окажется на первой странице.

Михаил Рощин
– Я двигался рядом с Ефремовым половину своей жизни, с 63-го. Олег Николаевич учил меня театру. Со всей присущей ему нежностью, упорством и жестокостью корректировал прекраснодушие и излишний романтизм моих первых пьес.
Все новое, что происходило у нас в театре за последние десятилетия, так или иначе связано с его именем. Не говорю о том, что с ним связаны судьбы десятков актеров, его учеников, соратников, друзей и... не хочу особенно теперь говорить – недругов, чьи неумные амбиции и обыкновенная зависть причиняли ему (хотя он избегал говорить об этом) немало горьких минут.
Жизнь прожита, но для меня Олег Николаевич Ефремов, Олег, все равно остается молодым, умеющим побеждать.

Инна Соловьева
– Когда сложилось мнение, что Олег Ефремов отдает сцене всего себя, в том не было ошибки. Но в его актерской природе было и улавливание “другого”. Ефремов сам навсегда принадлежит тому, что можно назвать “положительный вариант национального характера”. Притом и “отрицательный вариант национального характера” он понимает ой как точно и передает его со всем блеском и озорством театральной фантазии.
Олегу Ефремову вообще присуща пленительная ставил «Сирано де Бержерака» Ростана. И сам был похож на Сирано. Как Сирано, он был благороден. приманчивость, он не подчинял окружающих, не покорял их, но внушал желание присоединиться и идти, куда он ведет. Главное не задавать глупых вопросов: а почему сюда, а не туда?
Бывают люди, у которых от природы чувство верного направления. Мне кажется, что с Олегом Ефремовым нельзя заблудиться в лесу. По крайней мере ни в политическом, ни в жизненном лесу чувство верного направления его никогда не подводило.

Марина ТИМАШЕВА
До самого дня смерти Олег Ефремов репетировал: Как Сирано, не хотел показать страшной раны – болезни, которая мучила его много лет.
Он был храбрым. При нем во МХАТ, который он принял в 70-м году, пришли со своими спектаклями лучшие московские и петербургские режиссеры – Анатолий Эфрос, Лев Додин, Темур Чхеидзе, Кама Гинкас, Роман Виктюк. При нем в спектакле «Соло для часов с боем» исполнили, как потом оказалось, свою лебединую песню великие мхатовцы. И с этого же спектакля мы узнали еще одного режиссера – Анатолия Васильева.
Время шло, непомерные заботы росли, Ефремов играл не так часто, как хотел и как, главное, хотели любившие его зрители. Последней его ролью стал Борис Годунов. Он потрясающе говорил: «Ох, тяжела ты шапка Мономаха», вложив в пушкинский текст собственное знание и скорбь. Все, кто любит или связан с искусством сцены, понимают, а с годами об этом скажут историки, что без Ефремова и “Современника” наш театр, к тому времени тяжелый и неподвижный, мог еще долго оставаться в прежнем состоянии.
Олег Ефремов был великим театральным тружеником. В его славном лице всегда таились усталость и скепсис. Может быть, оттого, что он просто знал, сколько труда, горя, предательств впереди? И сколько упорства понадобится, чтобы защищать свои принципы, свою веру, свои убеждения.
Несколько лет назад мы были на фестивале в Пскове, и московскую делегацию повезли в Псково-Печерский монастырь. Увидев монастырское кладбище, а оно и впрямь было красиво, Олег Ефремов полушутя спросил нашего гида, можно ли рассчитывать быть похороненным здесь. Тот, тоже отшучиваясь, заметил: «Олег Николаевич, вы же знаете, как церковь относится к актерам, но для вас может быть сделано исключение».
Не знаю, как Бог относится к актерам, но верю, что для Олега Ефремова он сделает исключение.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"