Тринадцать тихих заметок
 Даниил
Данин – студент Московского университета, был
белобилетником, освобожденным от призыва.
В июне 41-го ушел на фронт добровольцем в составе
8-й дивизии Народного ополчения Москвы.
Кавалер трех боевых орденов и десяти военных
медалей.
На Сандомирском плацдарме за Вислой – осенняя
тишина. Молчаливые дни долгой томительной
обороны. В черном обнаженном лесу возле высоких
сосен – странные болезненно-зеленые лужайки
тонкой травы. Молодая поросль, полная нежной
свежести и чистоты.
Связной, старый солдат, задумчиво отвечает:
– Рожь проросла.
И не ожидая дальнейших расспросов и радуясь
минутному отдохновению, продолжает:
– В последние бои тутось лошадей кормили. Прямо
рожью кормили. Другого-то ничего под рукой не
нашлось. А немцы, чисто черти какие, все по лесу
швыряли – жжик, жжик. Ну лошади, известно, не мы,
грешные, трудно им к такой жизни привыкнуть, они и
пугались. Тут округ ржи этой видимо-невидимо
насыпано. Метнется лошак – фунт посеет. По всему
лесу так. В этих местах проросла – потому у
дороги. А в других – завалило, поглохла. Озимая
это.
Офицер слушал, думая о совсем других вещах. А
старый солдат, по обычаю и по какому-то
пленительному складу души всех поживших на свете
добрых людей, давно уже оставил нить случая и
говорил о другом:
– Чудные дела в мире, товарищ капитан! А я вам что
скажу… Подо Львовом-то, должно, помните, ужас
сколько маку дикого было. Прямо полоски цельные
– по гектару, а то и поболе. Так, знаете, чего
промеж местных говорили об маке этом? А то
говорили, что земля кровью пропиталась – вот мак
и пошел на сто верст округ. Раньше, говорят,
такого не бывало. Чудные дела…
Офицер хотел спросить старика, правда ли это
“про мак” или только легенда. Но он побоялся
скрытой насмешки старого солдата, внутреннее
превосходство которого он уже ощутил. Кроме того,
он вспомнил, что эта же мысль о земле, напоенной
кровью, приходила в голову и ему, и его друзьям,
когда на холмистых равнинах между Тернополем и
Львовом открывались нашему взгляду огромные
горящие кровавые поля сплошного дикого мака.
* * *
На огневых позициях гаубичного дивизиона играл
духовой оркестр. Кончался душный июльский день, и
пропыленная медь оркестра была как само солнце,
медленно тонувшее в пыли, неприметно, но
неотвратимо опускавшееся за грубые выгоревшие
холмы впереди. Что-то было в этом от детской
задачи: тусклой рыжей гуашью нарисован золотой
круг, разрезан на прихотливые кусочки, нужно их
снова составить, приладить друг к другу, чтобы
снова возник круг. Этими прихотливыми частями
были вычурные трубы оркестра, этим составленным
кругом было заходящее солнце. И когда ребята,
истомленные тревогой и жаждой, сложили в старом
орудийном окопе свои инструменты и они слились в
одно пятно посеревшего золота, задача оказалась
выполненной: огромное солнце ненасытного
боевого дня лежало на дне окопа.
Свесив ноги в окоп, сидели вокруг оркестранты.
Лениво, зло и устало перебрасывались словами. Не
о музыке, не о бое и артиллерийской дуэли,
длившейся сегодня весь день и только недавно
затихшей. О горохе и о жаре. Говорили со всеми
обычными солдатскими присказками и каламбурами:
“Горох – ох! ох!”, “Он старшина – ему смерть не
страшна!”, материли вполголоса интендантов и
немцев.
Солнце спустилось уже так низко, что наполовину
его перерезал контур дальнего черного холма.
Вечер приходил в лиловой пыли и золотом сиянье
над серой дорогой, сбегавшей с холмов к огневым
позициям. На дороге показался конь без всадника.
Маленькие облачка пыли поднимались из-под копыт
и сливались в пыльную пелену над дорогой. И
сквозь эту пелену можно было разглядеть что-то
темное, волочившееся за конем. Оркестранты
видели, как уже бежали к дороге, прямо через поле,
артиллеристы с позиций, расположенных впереди.
Труп начальника конной разведки пехотного полка
проносили мимо заброшенного орудийного окопа,
где на дне лежало огромное солнце этого
ненасытного пыльного боевого дня. Мертвого несли
на руках взмокшие артиллеристы, сзади вели под
уздцы коня. Оркестранты стояли на бруствере
окопа, молчаливые и серые от пыли. Высокий тонкий
сержант – капельмейстер – снял пилотку и сказал
на жаргоне всех духовых оркестров:
– Бедный чувак! Не повезло…
Потом, будто его осенило, он бросился от окопа к
дороге и остановил тех, кто вел коня. Поговорили
минуту. Было слышно только: “…И нам в штаб!”
Потом он крикнул оркестру:
– Взять инструменты, лабухи!
Через минуту процессия тронулась дальше. Впереди
– взмокшие артиллеристы с телом убитого
начальника конной разведки пехотного полка, за
ними – в небольшом отдаленье – пропыленный
оркестр, несший разобранное по частям тусклое
солнце этого боевого дня, сзади оседланный
усталый конь.
Звуки печального марша, торжественные, литые из
бронзы, падали на последнюю дорогу начальника
конной разведки. Солнце уже село за черные холмы.
Спиной к закату уходил в лиловой пыли июльского
вечера его человечий двойник…
Отрывок из книги
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|