Что мы забыли им сказать?

Они образованы. Они независимы. Они научились выбирать. Но почему этот выбор уводит их прочь от нас?

О проблемах современного школьного образования можно рассуждать долго. Тому ли учат, так ли учат... Но есть и другой аспект: что сделано, то сделано. Определенный набор знаний и умений вложен в головы школьников. Умная, хваткая молодежь, настоящие жители новой российской реальности.
Среди них существует элита. Элита в исконном значении этого слова – самые видные представители общества. Это те, кто сумел получить в школе максимум полезного и отбрыкаться от всего бесполезного. Те, кто зачастую наперекор учителям и программе научился свободно мыслить. Те, кто учится в лучших вузах и готовится стать экономистами, юристами, учеными, бизнесменами и политиками.
Эти молодые люди – не дети олигархов и новых русских. Это дети интеллигенции, постаравшейся, чтобы они получили хорошее образование. Постаравшейся, чтобы они знали, что к чему на белом свете. И они знают.
Ситуация складывается так, что усилия учителей, вырастивших и обучивших думающую молодежь, сделали очень многое для каждого ученика в отдельности, но рискуют пойти прахом для страны. Ведь думать молодежь намеревается за рубежом. Работать где угодно, но не в России. Что это? Горе от ума или блестящий интеллект в приложении к неразвитой душе? Где искать причины назревающей молодежной эмиграции и есть ли оборотная сторона у этой медали?
Впрочем, предоставим слово самим будущим “невозвращенцам” и тем, кто находится с ними рядом.

С детьми она возилась еще тогда, когда сама была ребенком. Сейчас ей девятнадцать, она учится в пединституте, разрабатывает концепцию собственной частной школы. Много путешествует, долго жила в Америке и Англии, пробовала работать в местных образовательных системах.
– История моего намерения эмигрировать началась с идеи собственной школы. Я загорелась, начала прорабатывать проект и поняла, что в итоге должна стать президентом России. Иначе невозможно устранить помехи в законодательстве, стимулировать инвестиции, воспитать новое поколение учителей, потому что с теми, кто сейчас работает в школах, мы говорим на разных языках.
Будучи в Англии, я в общих деталях рассказала свою идею школы тамошним знакомым. Про мысль изучать науки через ход их исторического развития, про скалодром на стене школьного здания, про специальное место для граффити.
Им понравилось, хотя почти все это там уже есть. Мне предложили закончить учебу и переезжать в Англию. Я согласилась.
Да, я могла бы работать и в российской школе. Но тогда бы меня до конца жизни мучило сознание того, что я себя не выразила. Что поделать, если в самовыражении я не могу ограничиться хорошо проведенными уроками, а непременно хочу собственную школу? Выход один – создать ее или медленно сходить с ума.
Мне кажется, что моя школа – школа будущей России. К сожалению, будущее невозможно притянуть за уши к сегодняшним реалиям. Его можно творить, делая так, чтобы общество росло, умнело и осознавало необходимость изменений в системе образования. Для этого есть два пути: хождение во власть и позиция вопиющего в пустыне. Ни то, ни другое мне не подходит – ни чиновничьи склоки, ни забастовки с голодовками. Безысходность битвы с ветряными мельницами государственного масштаба очевидна.

Приходя к нему домой, чувствуешь себя неуютно. Рабочий стол, компьютер, полки с книгами. Все. Обитель маньяка от науки. Впрочем, в свои восемнадцать он сам это признает и нисколько не обижается.
– Необходимость уезжать из России я осознал совсем недавно, посидев неделю на диете из чая с хлебом. Родители купили мне компьютер, на этом деньги в семье кончились. Я включил машину, радуясь ее быстродействию и предвкушая работу. И тут понял: о какой, собственно, работе идет речь? Кто сказал, что у меня будет работа? Перспектива одна – до конца жизни покупать все необходимое для научных исследований на собственные деньги.
Конечно, можно жить надеждами на будущее, а пока поработать грузчиком в магазине. Только вот потом из меня выйдет в лучшем случае конструктор мебели, а мое призвание – самолеты.
Беда в том, что все мои умения, знания и идеи не востребованы. То есть востребованы, но за рубежом. В России мне негде приложить себя так, как я этого хочу. Хочу я немного – достойной старости родителям, возможности спокойно жить, любить, работать без оглядки на власть. В России это невозможно.
Мне возразят, что были научные гении, прожившие жизнь в безвестности, работавшие на будущее. Да, были. У Циолковского просто не случилось возможности уехать и продолжать исследования в нормальных условиях. Так сложилась судьба. У меня судьба сложилась иначе – возможность уехать есть. В конце-то концов наука национальности не имеет!

Как шутят друзья, она не маленькая – она концентрированная. Сто пятьдесят пять сантиметров исторических знаний. Возраст – девятнадцать лет. Обычно терпеливая и мягкая, сейчас она заметно волнуется.
– Хочу ли я уезжать из России – вопрос некорректный. Я бы не хотела. Но, видимо, придется. Слишком уж современная действительность нашей страны напоминает начало двадцатого века. Русско-японская война, произошедшая из-за ущемления экономических интересов придворных политиков, получивших концессию на вырубку леса в Северной Корее, – чем не аналог войны с Чечней? Сменились экономические приоритеты: тогда – лес, сейчас – нефть, только и всего.
Взрывы домов в Москве, постоянные теракты – так работала охранка, плодившая заговоры и революционные группы, чтобы “было над чем работать дальше”, как говорил товарищ министра внутренних дел генерал Курлов, позднее – подсудимый по делу об убийстве П.А.Столыпина.
Как историк я обязана помнить, что в результате всех этих перипетий случилась революция. Опять же как историк я должна провести сравнение с временем нынешним. И как простой человек я боюсь того, что предстает взгляду.
Наше поколение выросло на лжи политиков. Чего нам только не обещали: профессиональную армию, процветание, реформы... Я отнюдь не считаю, что на Западе политики не врут. Врут. Но за ложь им рано или поздно приходится отвечать. Пусть не за всю, пусть не всегда, но приходится. И я хочу жить там, где обман хотя бы частично наказуем. Там, где при сравнении прошлого и настоящего страны не будет возникать желание эмигрировать.

Костюм-тройка, галстук в тон, деловой кейс, мобильный телефон. Возраст – двадцать лет. Работает в рекламном бизнесе, учится в Высшей школе экономики. Отвечает мягким голосом любимого персоналом руководителя.
– Знаешь, был такой анекдот конца восьмидесятых: перестройка – это миску на метр ближе подвинули, цепь на два укоротили. Все так и есть. Был краткий период развала и разгрома, распада экономики, но вместе с тем период свободы. Время, когда укорачивали цепь, а мы тайком дотянулись до миски. Период, в который мы взрослели личностно и физически. Сейчас страна возвращается к любимому способу продвижения вперед – хождению строем. Да, произошли изменения, сменился государственный строй, однако в главном все приходит на круги своя – жесточайшая диктатура. Мое поколение выросло в условиях гораздо большей свободы.
Наш свободолюбивый менталитет в нынешней ситуации работает против нас. Система нашего воспитания осознанно или неосознанно была скопирована с западного общества. В сегодняшней реальности молодежь моего типа – экзотический цветок на пшеничном поле. Вскорости нас съест какая-нибудь корова – за счет того, что мы не в мэйнстриме. Это произойдет и в ментальном плане – нам заткнут рты, и в финансовом – задавят конкуренты.
Основная беда умной молодежи – мы слишком другие. Мы не можем интегрироваться ни в одну общественную группировку – предпосылок нет. Не можем жертвовать моралью ради бизнеса – нас так воспитали. Мы – продукты общества, которое будет в России лет через сто. Через два-два с половиной века после отмены крепостного права. Сейчас мы не нужны власти – свободомыслие не в цене. Скажу больше – мы не нужны нынешнему времени. Гостей из будущего никто не приглашал.

Профессия – специалист по телекоммуникациям. Возраст – двадцать два. Сейчас – молодая мама, малышу полтора года. Телекоммуникации на время забыты.
– Я сейчас хочу одного – счастливого будущего для своего ребенка. Очень люблю свою профессию, но ради счастья сына готова пожертвовать и ею. В России к тридцати годам я могла бы стать крупным специалистом. Вопрос: что к тому времени станет с Россией и в каком обществе мне придется воспитывать детей? Чтобы иметь гарантию того, что мне позволят растить детей так, как я этого хочу, и не сделают из них впоследствии пушечного мяса, я готова эмигрировать.
Если позже мой сын решит, что хочет быть военным, – пожалуйста. Я не хочу, чтобы выбирали за него. Я помню своих сверстников в восемнадцать лет – мальчишки же! Глупые, гордые, взрослые мальчишки, на которых бесчестные люди зарабатывают деньги.
Предвижу возможный упрек: вы могли бы многое сделать для России. Да, могла бы. Но здесь еще одна каверза нашего воспитания. Нас воспитали исключительно на вере в собственные силы. Нам плевали в лицо нищенскими стипендиями, войнами и беззастенчивой грязью предвыборных кампаний. И добились своего – молодежь не верит никому! И я не верю. Верю в ценность собственной жизни, жизни человека вообще. И единственный для меня возможный вариант эту веру воплотить в жизнь – эмиграция. Простите меня.

Послушав интервью своего сына и некоторые другие, он сначала сказал только одно: “Не доучили!” Потом, с минуту помолчав, добавил:
– По-моему, все они путают страну с государством. Точнее, не видят России за Российской Федерацией, не чувствуют родины. По-большому счету, во всех тех бедах, что нам живописуют молодые предприниматели или, скажем, ученые, – вина государства, но никак не страны.
Их заставили слишком быстро повзрослеть, повзрослеть физически, интеллектуально, но не духовно. Молодежь получила возможность эмигрировать прежде, чем осознала в полной мере свое место в стране и мире. Помните, у Сэлинджера: “Признак незрелости человека – то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зрелости – то, что он хочет смиренно жить ради него”. Пока они хотят благородно умереть для своей страны, поскольку не знают, ради чего в ней смиренно жить. Чтобы получить такое знание, нужно, чтобы это знание давали. Родители, школьные учителя, просто окружающие люди. Многослойный “пирог” современного молодежного общества испечен, но его то ли недосолили, то ли недоперчили.
Дело в том, что российское общество вообще слабо представляет себе образ своего идеального гражданина. В Америке, в Англии на поддержание такого образа работает вся государственная пропаганда, потому как понимают: выгодно! Люди будут не уезжать из страны, а приезжать в нее. Так что пока наше правительство не озаботится этой проблемой, наиболее умная молодежь так и будет уезжать на Запад. Им ведь никто не сказал, что родину любят не за что-то, а просто потому, что она родина.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"