“Золотая маска”-2000. Итоги последнего театрального сезона XX века

От предыдущих лет шестая по счету “Золотая маска” отличалась прежде всего размахом: сорок спектаклей-номинантов на национальную театральную премию и около двадцати постановок внеконкурсной программы. Экспертный отбор спектаклей, работа жюри, церемония вручения премий остались без существенных изменений. Прежним остался и накал страстей, “Золотую маску” постоянно сопровождающий. Уже брошено в адрес экспертного совета и жюри ежегодное обвинение в том,
что привезли в Москву не тех, наградили не тем и не так.
В общем, все как всегда, что доказывает: фестиваль состоялся. Когда пена обсуждений начала оседать, можно было разобраться, что, собственно, происходило.

Объединение под одной шапкой фестиваля и национальной премии с самого начала было решением компромиссным. Понятно, что из одних московских спектаклей фестиваль не составишь, а номинировать на национальную премию по географическому признаку – вещь сомнительная. Но именно сочетание премии и фестиваля создало феномен “Золотой маски”. Превратите “Золотую маску” в раздачу премий – и пропал театральный праздник. Уберите раздачу призов – и “Золотая маска”, лишившись элемента состязательности, превратится в российский филиал Чеховского фестиваля, где все только смотрят спектакли, не делясь на жюри и зрителей.
Но компромисс, сделавший “Маску” жизнеспособной, остается той самой миной замедленного действия, которая каждый год грозит взрывом. Отношения с провинцией – один из самых болезненных вопросов. С великими спектаклями все понятно. Дух реет где хочет. И замечательный спектакль может появиться где угодно. Но обычный, средне-хороший, увы, как правило, в Москве и Петербурге всегда уровнем выше, чем в Обояни и Тетюшах. И тут соображения политкорректности в решениях жюри оказываются палкой о двух концах.
Недоумение вызвало решение отдать специальный приз спектаклю “Циники” из Минусинска со странной формулировкой “...за живое сердце, которое бьется в их искусстве”. Надо признать, что больше этот спектакль награждать решительно не за что. Но давать национальную премию за то, что постановщик и актеры так решительно ничего не умеют, хотя и очень стараются, видимо, не самый удачный жест доброй воли. И гораздо больше уважения к провинциальным театрам как раз было бы в признании их равноправными конкурентами, которые соревнуются по одинаковым законам, чем в снобистском умилении: так далеко от Москвы и смотрите – играют Мариенгофа!
Остальные лауреаты в разделе “Драматические театры” если и не бесспорны, то вполне достойны. Если номинации, по которым награды получены, вызывают сомнения, то выбор лауреатов вполне закономерен. Трудно возразить против премии Олегу Табакову, Каме Гинкасу, Сергею Бархину “За лучший спектакль”, хотя Табаков более чем заслуживал приз “За лучшую мужскую роль”, Гинкас – “За лучшую режиссерскую работу”, а Бархин – “За лучшую работу художника”. Абсолютно закономерным выглядит решение жюри дать премию “За лучшую режиссуру” Льву Додину, хотя “Чевенгур” Малого драматического театра – Театра Европы, безусловно, был одним из лучших спектаклей и самых сильных ансамблевых работ на фестивале. Для организации приезда “Чевенгура” в Москву потребовались поистине героические усилия организаторов, специально переоборудовавших один из выставочных павильонов в Сокольниках, но его присутствие не только украсило фестивальную афишу, но явно подняло планку конкурса.
Закономерен выбор лауреатов за лучшие актерские работы – Елены Поповой и Сергея Дрейдена, вместе играющих в спектакле БДТ “Отец”, а также приз “За лучшую работу художника” Эмилю Капелюшу за сценографию к спектаклю “Буря” Театра Комиссаржевской. Настоящую овацию зала Малого театра, где проходила церемония вручения, вызвало решение жюри присудить приз Евгению Гришковцу за спектакль “Как я съел собаку”. В этом случае решение жюри совпало с выбором прессы, также присудившей Гришковцу свою “Маску”.
Впервые моноспектакль Гришковца появился на фестивале “NET”, и о нем заговорили как о событии. Тридцатитрехлетний калининградский парень рассказывает со сцены о событиях детства, юности, о времени 70–90-х годов, которое уже успело стать прошлым, но еще никак не осмыслено нашим театром. С появлением второго его моноспектакля “Одновременно”, с постановкой его пьесы “Записки русского путешественника” в театре “Школа современной пьесы” стало понятно, что в театре появилось новое имя, пришел новый автор, для поддержки чего, собственно, номинация “Новация” и создана. Помимо всех прочих достоинств спектакль Гришковца был на фестивале одним из самых веселых, светлых и оптимистичных.
Наверное, центральным событием можно назвать приезд “Макбета” литовского режиссера Эймунтаса Някрошюса, получившего приз “Лучший зарубежный спектакль, показанный в России”. Двери Театра Моссовета, где проходили гастроли литовцев, брали штурмом, цена билетов взлетела до 1200 рублей. В давке у входа были пострадавшие. Но вся эта ажиотажная шумиха, к счастью, не помешала восприятию одного из самых изощренных, мощных и мрачных творений сегодняшнего театра.
Свободно варьируя порядок сцен, отсекая одни, переосмысливая другие, отказываясь от каких-то персонажей (в “Макбете” из действующих лиц остались Макбет, его леди, Банко, Дункан, ведьмы и солдаты), Някрошюс создал свой вариант классического текста. Из трагедии честолюбивого и властолюбивого воина Някрошюс сделал мистерию о человеческих страстях, притчу о грешном человеке, о его пути к гибели. Някрошюс ставит спектакль о “последних временах”, когда уже поздно что-либо вправлять, когда кровь льется, как вода, нарушены все связи. “Не осталось ничего, что бы меня удерживало в жизни”, – говорит Макбет, которого Някрошюс лишает привилегии погибнуть в честном бою. Он завершает спектакль казнью Макбета, которая становится прелюдией гибели мира. Распростертые тела лежат на сцене. Медленно гаснет свет. И волны молитвы принимают умерших. Miserere, miserere. Звучит песнопение, и музыка становится той самой омывающей грехи небесной водой, о которой молился Макбет.
“Макбет” и “Чевенгур”, высокопрофессиональные работы Камы Гинкаса и Марка Захарова, интересные постановки Григория Дитятковского и Григория Козлова, появление новых имен и театральных направлений позволяют предположить, что слухи о театральном кризисе, о котором говорилось и писалось столь упорно и долго, были преувеличены. Мозаичный портрет российского театра, созданный “масочными” спектаклями, скорее радует и уж точно обнадеживает.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"