Миша, потом Саша, потом...

Каждые шесть лет в семье должны появляться новые дети

Вот это да.

Мишка подошел ко мне и не ревниво даже, а задумчиво как-то спросил: “Папа, теперь ты будешь меньше любить меня?”

А случилось это недели через две после того, как в нашем доме появилась Саша, его новорожденная сестра. Вокруг младенцев всегда заверчивается счастливая кутерьма. Мишка в ней не участвовал, да его особенно никто и не приглашал. Мы понимаем, как трудно ему в первом классе. Времени ни на что не хватает. Каждый день он приходит из школы, сваливает возле письменного стола свой тяжеленный ранец и со вздохами усаживается делать уроки. Всякую минуту на что-нибудь отвлекается – на попугая, железную дорогу, на красивую книжку или просто на снег за окном. Потом спохватывается, но уже поздно. Ничего не успел. Не успел сделать уроки, не успел толком поиграть, даже “Спокойной ночи, малыши!” не успел посмотреть. Мы как можем помогаем ему, но можем, как выясняется, немногое.

В общем, мы решили, что ему не до Саши. Что у него своих забот хватает. А он, оказывается, наблюдал все эти дни исподтишка за нашими танцами вокруг коляски и вот что придумал: “Ты меня теперь будешь меньше любить?” Уму непостижимо!

В ответ я ему выдал банальный набор слов, какие и выдают в подобных случаях. Там было про то, что маленькие дети требуют огромного внимания. Что они совсем беспомощные. Что у них болит животик. Что они не могут понять, куда они попали. Что им нужно создать максимальный комфорт. Что он сам, в конце концов, семь лет назад был таким же, и точно так же вприсядку мы ходили вокруг него. Мишка сдержанно покивал и отправился к своим урокам. Оптимизма я в этих кивках не обнаружил.

Разумеется, я не лукавил в своих речах. Но главного я ему все-таки не сказал. Дело ведь не в любви, не в ее количестве. Любовь не измеришь в килограммах или метрах, любовь – она или есть, или ее нет. Не любить детей невозможно – любых. Дело в другом.

В том, почему появилась на свет Сашка. И почему мне все время хочется находиться рядом с ней.

Вот говорят: пятилетний ребенок – это счастье. Подразумевается – поймите и наслаждайтесь. Наслаждаться-то недолго: пятилетний ребенок завтра станет десятилетним, и начнутся трудности. А потом пятнадцатилетним, тогда-то уж и вовсе мало не покажется… Что ж, правильно говорят. Но правильнее будет говорить не об одном годе, а обо всем первом шестилетии жизни ребенка.

Ну да, первый год принято считать невыносимым для родителей. Пеленки-распашонки, проблемы с питанием, вечная стирка, вечный крик, вечный недосып – это понятно. А еще вечный страх за него. “Господи, – молишься всякую секунду ты, – до чего хрупок этот чудесный росток жизни. Убереги его!”

Но все эти страхи и заботы искупаются самым важным – ты абсолютно нужен ему. Без тебя ему плохо. Он кричит, он зовет тебя. Ты несешься сломя голову на этот крик, и вот мы уже разговариваем на невозможном волапюке, букаем и гукаем, смотрим друг на друга внимательно и влюбленно и вдруг начинаем беспричинно хохотать… В этом родственном согласном существовании и заключается счастье неодиночества. Мое счастье. И оно продолжается долго-долго – целых шесть лет. Так было с Мишкой, так будет с Сашей.

А потом… Потом происходит неизбежное. Маленький человек вырастает и становится другим. Прекрасное единство рассыпается на глазах. У него появляются свои интересы, свои игры, свои друзья. Все свое. Он не совсем понимает твоих претензий на его мир. Тебе в этом мире отведено вполне определенное место. Оно тебя не устраивает. Ты в панике. И еще – ты никак не можешь понять, почему он другой, почему он не повторяет тебя, ведь он – по первоначальной задумке – должен быть как бы вторым тобой. Твоим продолжением в вечности. И появляется эта ужасная фраза: “Ну что ты за человек! Вот я в твои годы…” Нет, ему это неинтересно.

Разумеется, все это происходит не в одну минуту. Это накапливается постепенно, исподволь. Но ты воспринимаешь этот процесс как трагедию, как крушение надежд. При этом все в общем-то умом понимая. Понимая, что это неизбежно. И более того – необходимо. Но пустота обрушившегося одиночества кажется ужасной.

Миша делает уроки, Миша с удовольствием слушает какую-то невозможную музыку, Миша бежит к своим друзьям, Миша собирается на день рождения. А я сижу у себя в комнате и мучительно переживаю наставшее разлучение. Оно пока не окончательно, но окончательность – это лишь вопрос времени.

Вот тут на сцену должна явиться Саша, Мишина сестра, семью годами его младше. Чтобы восстановить столь любимый мною рисунок жизни. Чтобы я снова стал не одинок. Чтобы дышал, и жил, и рос с нею вместе. Это долженствование неоспоримо. И вот уже в углу стоит детская кроватка, а в ней – теплый родной комочек. Светит мне глазами, улыбается в ответ на мою улыбку. И хотя у меня дел невпроворот, я не могу покинуть ее, все кручусь рядом, подмигиваю и пою протяжные песни.

Кажется, я создаю новую научную теорию. Вот ее основная аксиома: каждые шесть лет в семье должен появляться новый ребенок.

А Мишка между тем ворочает в своей голове грустные мысли: “Ты теперь будешь меня меньше любить?” Печально кивает в ответ на мои общедоступные объяснения. “Никогда, никогда я тебя не буду меньше любить. Честное слово”, – говорю я, ероша его волосы. Он сам все поймет когда-нибудь. И проживет в собственной судьбе. Всему свое время. Далее можно цитировать Экклезиаста.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"