Анатоль Ливен,
главный редактор журнала
“Strategical Comments”
Искушение силой
Это отрывок из статьи, вошедшей в
уникальный сборник “Чечня и Россия: общества и
государства”, выпущенный недавно Фондом Андрея
Сахарова и по сю пору остающийся единственной
книгой, в которой русские, чеченские и зарубежные
специалисты пытаются подвести итоги первой
чеченской войны.
Важнейшим элементом модернизации в
России была демилитаризация социальных
установок, растущее нежелание служить в армии и
нести военные потери, что на более ранней или
более поздней стадии характерно почти для всех
урбанизированных обществ.
Как и везде, одна из главных причин кроется в
уменьшении размеров семьи. Грубо говоря, в
прошлом родители, у которых было несколько
сыновей (в какой бы то ни было стране), были готовы
к потере сына на войне в большей степени, чем
сейчас, когда в семье, как правило, один сын. В
Чечне я встречал женщин, искавших своих сыновей,
и чаще всего это были не только их единственные
сыновья, но и единственные дети. Еще один фактор
– это изменение в основе семьи, также
проявившееся повсеместно: переход от
традиционных крестьянских семейных групп,
основанных на экономических связях, к
современным семьям, основанным на любви и
привязанности.
Важную роль в культурной демилитаризации сыграл
и переход от преобладания деревенского
населения к преобладанию городского и от
коллективного социального мира к
индивидуалистическому. Многие военные эксперты
в разговорах со мной говорили о распространенном
представлении, что лучшие солдаты выходят из
традиционных крестьян, как о мифе и утверждали,
что хорошая армия может сделать хорошего солдата
из кого угодно. Разумеется, можно превратить
городского юношу в прекрасного солдата, но на его
обучение и воспитание в нем военного духа
придется затратить слишком много времени и
денег.
Практически все свидетельства прошлых войн
показывают, что крестьяне, особенно из стран
сурового климата, как Россия, суровее,
неприхотливее, послушнее и, самое важное, лучше
выносят трудные погодные условия, чем горожане.
Посмотрите на различные фашистские молодежные
группы или городские банды молодежи, часть
которых также любит пользоваться патриотической
риторикой. Можно ли представить их сидящими
неделями в траншеях под ледяным дождем, под огнем
врага и при этом сохраняющими боевой дух (если
таковой у них когда-нибудь был)? Не потому ли
российская армия все еще пытается набирать в
боевые подразделения деревенское население.
Однако этот резерв истощается по мере того, как
деревенское население в России сокращается.
Каковы бы ни были намерения Сталина и его режима
и какова бы ни была идеология коммунистической
партии, для подавляющего большинства русских
солдат Вторая мировая война не была ни
империалистической завоевательной войной, ни
войной, целью которой было распространение
коммунизма. Из мемуаров военных и очевидцев, и из
официально разрешенных, и из мемуаров
диссидентов очевидно, что это была война
оборонительная, война самозащиты против врага,
который стремился к беспощадному подчинению и
порабощению славянских народов.
В финской войне Советская армия терпела
поражения прежде всего из-за отсутствия
морального фактора (в отличие от финнов,
защищавших свои дома и свою родину и потому
показавших себя прекрасными бойцами). Это
документально подтверждено в новом исследовании
Роджера Р.Риса. Он описывает советских солдат,
направлявшихся на финский фронт, дезертирующих
чуть ли не толпами (240 человек только из одной
дивизии). Это совершенно естественно, поскольку
большинство призывников были крестьяне, в
предыдущие десять лет подвергавшиеся испытаниям
коллективизацией, экспроприацией, террором и
массовым обнищанием.
И если начиная с октября 1941 года советские
солдаты начали отражать атаки с удивительной
отвагой и решительностью, то это было заслугой не
Сталина и его военачальников, а Гитлера и
нацистов, которые продемонстрировали свои
зверские намерения в том, как обращались с
военнопленными и гражданским населением.
Значение морального фактора у солдат,
сражающихся против агрессора, напавшего на их
Родину, – наверное, наистарейшее клише в военной
литературе, что, однако, не уменьшает его
справедливости. Очень важно также расстояние,
отделяющее солдат от дома. Даже в таких маленьких
странах, как Грузия и Азербайджан, во время войн в
начале 1990-х поразительно было видеть, насколько
далеки люди в столичных Тбилиси и Баку от боев в
Абхазии и Карабахе и как мало столичной молодежи
порывалось отправиться на войну – и это несмотря
на всю ту ожесточенную националистическую
риторику, которую можно было услышать из уст той
же самой молодежи...
Поразительно, но за 40 лет до 1914 года европейские
державы много раз имели возможность вступить в
войну за колонии, но каждый раз шли на попятную –
в соперничестве за Египет в 1882 году, в борьбе за
Афганистан в 1880-х и 1890-х, в фашодском кризисе 1898
года, в борьбе за Венесуэлу в конце 1890-х и Марокко
в 1906 и 1911 годах. Одной из причин было то, что даже
самые убежденные французские империалисты не
стали бы рисковать войной в Европе ради Южного
Судана. Но еще важнее то, что они понимали: народ
не пойдет за ними. Поколению, воспитанному на
доктринах Клаузевица, не нужно было напоминать,
насколько важен для победы моральный дух
“вооруженного народа”.
Вследствие этого европейские правительства, за
редкими исключениями, не вели колониальные войны
регулярными армиями; по законам французских
республик после 1870 года такая возможность вообще
была полностью исключена... Исключения
подтверждают правило: правительства европейских
государств, которые все же использовали
призывников в колониальных или типа
колониальных кампаниях, были или автократичные,
полагавшие, что могут игнорировать настроения
своего народа, или же они декларировали, что
защищают национальную территорию, а не империю,
или же объявляли, что сражаются не с колонией как
таковой, а с глобальной мировой угрозой. Тем не
менее они всегда проигрывали, обычно из-за того,
что призывники, или их семьи (то есть электорат),
или и те и другие не имели никакого желания
сражаться.
Французские призывники в Алжире сражались на
территории, которая согласно конституции была
неотъемлемой частью Франции. Французское
правительство пыталось использовать слова
“мусульманство” и “коммунистическая угроза”,
чтобы вызвать общественную поддержку. Но больших
успехов оно не достигло. Советский Союз (еще одно
автократичное государство) в Афганистане и США
во Вьетнаме вступили в войны, которые были частью
идеологической борьбы. В обоих случаях вскоре
обнаружилось, что у войск нет настоящей
мотивации, а в США к тому же распалась
общественная поддержка кампании.
Одной из причин ухода армии Британской империи
из Индии был рост недовольства использованием
призывников в качестве колониальной полиции.
Бурская война также не велась силами
призывников, и убежденные империалисты типа
Черчилля или Киплинга оплакивали безразличие к
ней британского населения, его нежелание служить
и умереть за империю вдали от родины.
Когда речь идет о состоянии России как военной
державы и качестве ее вооруженных сил, еще один
вопрос, который следует рассмотреть, – это
общественная мораль... Общество, пронизанное
взаимным недоверием, каким является Россия 1990-х,
не в состоянии создать армию, наделенную
спонтанной дисциплиной и солидарностью. Это
могло бы произойти лишь в том случае, если бы вся
нация, как единое целое, оказалась под
непосредственной, очевидной, прямой угрозой
извне, угрозой, с какой Россия вряд ли столкнется
в ближайшем будущем.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|