Они просят только об одном – помнить о них

Для многих ребят из Икшанской воспитательной колонии людьми, которые возвращают надежды, оказались их бывшие учителя

-Когда увидели их на плацу, заплакали…
В коротком фильме ни одного рыдающего я не увидела. Может, оператор не успел включить камеру или кадр этот вырезали при монтаже, но поверьте, событие, запечатленное в подмосковной Икшанской воспитательной колонии год назад, потрясает. Мудростью, человечностью, профессиональным тактом педагогов и директоров московских школ, приезжавших на свидание к своим бывшим ученикам.
Понятно, были подарки. Причем всем (Южное окружное управление образования постаралось). Представьте: длинная очередь в ватниках, мальчишки молча, сгорбленно двигаются к огромной машине. И чем ближе подходят, тем четче нашивки на груди – имя, фамилия… Чуть заметный кивок стриженой головой, и цветной кулек повисает на руке – трехсотый, четырехсотый?
А потом и вовсе радужная картина свидания. Милые женщины, будто заботливые мамаши, трогательно улыбаясь, протягивают пацанам фрукты и конфеты. Мальчишки расслабленные, оживленные. И вдруг все смеются: вспомнилось что-то из прежней школьной жизни. Не забылось, хотя бывало всякое. Но по сравнению с нынешним горем их прежние выходки – шутки из КВНов. Теперь рядом с учителями в комнате свиданий – наркоманы, воры, насильники, убийцы.
Но нам, глядящим на экран телевизора, не слышно, о чем беседуют преступники со своими бывшими педагогами. Эту тайну скрывает музыка.
Голос за кадром, комментируя происходящее, представляет колонистское производство, где воспитанники по иронии судьбы изготавливают сетки-рабицы, металлические решетки, двери и… гробы. Будто нарочно придуман ассортимент для философских размышлений о смысле бытия.
…От станции Икша выносливый сельский автобус после петляний по дорогам Дмитровского района внезапно замирает на обочине трассы. И билетерша громко объявляет: “Колония, выходите!” В этом приказном “выходите” слышится что-то строгое и непререкаемое. Мы послушно выходим.
Тропинка ведет на пригорок, где, миновав два магазина и ларек, упираемся в панораму из четырех пятиэтажек. И весь ландшафт. Тишина. Снежные сугробы, высокие деревья. Ни души. Спускаемся обратно. Местная продавщица поясняет: дома – для работников, а сама колония чуть дальше. Помолчала, со вздохом добавила: лет сто, наверное, тут детские души маются.
…Клуб и футбольное поле, где с краю, будто вечный судья, – алебастровый серый Ленин. Толстая каменная тюремная стена. Век назад ее воздвигли здесь взрослые, оградив, как им казалось, общество от малолетней преступности и беспризорности, а искореженное детство – от самих себя, не сумевшие справиться с ребячьими бедами.
Мы ехали в колонию не затем, чтобы искать ответ на вопрос “кто виноват?”, а рассказать о том, как сотрудникам режимного заведения удалось сделать тюремные ограждения почти незримыми, чтобы юные узники знались с доброй, вольной жизнью. А выйдя из колонии, никогда не возвращались...
Это, конечно, скорее сказочная мечта. Ведь главная функция подобных заведений – исполнение наказания. Каким образом? Заключением под стражу, строгим режимом, жизнью скудной, подневольной и ограниченной.
Но на черной блестящей табличке, что висит над дверью КПП, крупными буквами оттиснуто: “Икшанская воспитательная колония”. Что ж, к воспитанию “кнутом и пряником” на Руси привыкли. Вот только, говорят, баланс удержать сложно: не переусердствовать в жесткости и не пересластить в поощрении. Грубовато на первый взгляд, но здесь срабатывает. Хотя “пряников” и маловато.
Что предлагают воспитаннику? Тому, кто хорошо учится, старательно работает и вообще ведет себя послушно, льготы – посылки и свидания почаще, побольше воли. А там, глядишь, и досрочное освобождение – великий стимул для добродетельного поведения.

...И все же они наши дети и наши ученики

– Вы не поверите, – уверял меня начальник третьего отряда, капитан Александр Петрович Пономарев, – бывшие колонисты приезжают в гости, интересуются, что делается для ребят, подарки везут. Говорят, ностальгия, говорят, скучают. И, мол, нигде больше, как в этих стенах, не приходилось им так много думать о себе, о близких, о жизни. У кого-то до родного дома всего-то час езды – у нас отбывают наказание подростки из Москвы и области, – но разделяют этот короткий путь сроки заключения длиною в годы. Можно всех возненавидеть, ожесточиться. А если на воле еще и не нужен никому, мальчишкам кажется, что выбор один – прописаться в уголовном мире навсегда.
Действительно, как раздавленным бедой воспитанникам при тюремном складе жизни, без поддержки и любви научиться строить светлые планы, мечтать о будущем? Если, как у Марка Твена, помните: “…писем мне не приходит, посылок я не получаю – последний человек на земле”.
Колония – как раз такое место, где трудно не ощутить себя самым одиноким жителем планеты.
Конечно, все это лишь образные выражения. Но специалисты знают: если у заключенного подростка не осталось на воле ни единой души, способной верить в него и ждать, он станет рецидивистом. Отсидка в детской колонии в уголовном мире, как известно, не котируется. Значит, остается одно: новые преступления в своей же колонии, чтобы попасть во взрослую тюрьму, где они отчаянно постараются прижиться.
Преступный мир помолодел. Впервые подростки получают судимость в 14–16 лет, когда их будущее только определяется. В колонию под конвоем их привозят в 17, и, как правило, уже со второй судимостью. Первую отсрочку приговора не выдерживает почти никто.
– Мы много думали, наблюдали за ребятами, – говорит заместитель начальника колонии Игорь Анатольевич Сумачев, – и поняли: нужно сделать так, чтобы подросток сам захотел выйти отсюда другим.
Здесь любая встреча с волей – праздник. Когда навещают родственники – это, конечно, здорово. Но когда в футбол приезжают поиграть сверстники из московской школы или с концертом музыкальная группа, умный человек с лекцией по искусству, студенты педагогического колледжа – наших воспитанников не узнать, даже лица светлее становятся. Уже сами просят: пригласите еще кого-нибудь.
Представители пятидесяти общественных объединений побывали в Икшанской колонии только за минувший год. Привезли продукты, медикаменты, учебники, книги. Одной материальной помощи благотворители оказали на 600 тысяч рублей!
Восемнадцать творческих коллективов из Москвы и Подмосковья, детский подростковый клуб “Надежда”, коллектив художественной самодеятельности Дмитровского районного отдела культуры, творческие бригады комитетов по делам молодежи Коломны, Балашихи и Щелкова – тоже частые гости. А Московский областной комитет по физической культуре, спорту и туризму спортивные встречи сделал традицией.
Виктор Михайлович Никулин, начальник Икшанской воспитательной колонии, полковник внутренней службы, один эту широкомасштабную акцию не потянул бы:
– Жизнь заставила. Мы решили обратиться в школы, где колонисты учились прежде. Верили: педагоги нас поймут. Попечительский совет колонии подготовил специальные письма-обращения в районные администрации. Ответы пришли почти мгновенно.
Как рябь по воде, короткими быстрыми волнами разошлись телефонограммы и факсы в комитеты образования, центры, работающие с подростками, школы, библиотеки, училища. Словом, повсюду, где могли откликнуться на призыв о помощи жителей “тюремного острова”.
На стол Инны Григорьевны Минько, начальника Южного окружного управления Московского комитета образования, лег список, где столбик из 43 фамилий напоминал: воспитанники Икшанской колонии – ваши бывшие ученики…
В школах, где учились осужденные, начались акции по сбору гуманитарной помощи. Ребят здесь все еще помнили, и устрашающее слово “колония” прозвучало как-то неожиданно. Правда, для директоров школ печальные судьбы подопечных не были секретом, но чтобы вот так открыто из мест заключения звучал сигнал SOS…
И учителя, и дети откликнулись на призыв. Целый автобус с делегацией директоров школ, юными музыкантами, коробками, набитыми книгами и лекарствами, двинулся ранним утром навстречу забытому прошлому.
Казалось, двух часов пути должно было хватить посланцам, чтобы приготовить душу к необычной встрече. И все же…
– Когда увидели их на плацу, заплакали, – вспоминает Ольга Ивановна Ульянова, директор школы № 987. – Я о многом думала в автобусе, понимала, что окажусь чуть ли не в другом измерении. Помнила: убийство милиционера в Марьино – дело рук наших четверых подростков. Правда, после девятого класса они ушли, но ведь я их когда-то учила.
Стоим на плацу. Ветер, мороз. Колонисты перед нами: лица синюшные, руки красные, без рукавиц, шеи тоненькие…
Сначала вроде ничего: приветственные слова руководства колонии, потом – наши в ответ. А как ребята строем пошли, как речевки заголосили – ком в горле. Вглядываюсь: где тут наши? Вдруг слышу: “Ой, Ольга Ивановна, а мы вас узнали, вы наш директор”. Подошли. Узнала не сразу. Одно дело, когда они в школе, и другое – здесь их встретить, страшно стало.
В актовом зале колонистской школы педагоги и ребята говорили обо всем. Учителей интересовало нынешнее житье подростков: чем занимаются, кто навещает? Ребят – иное: кто из учителей все еще работает в школе, кем стали другие выпускники, бывают ли вечера встреч?
– Я их не поучала, не корила, и им не пришлось оправдываться. Мы обсудили последствия преступлений, будущее, – продолжает свой рассказ Ольга Ивановна. – Они не стеснялись, ведь им уже по 19. Через многое прошли. Многому знают цену. Просили об одном – не забывать… Детям это нужно. Это всем нужно...
Долгая пауза. И новые размышления:
– Когда ехали обратно, такая печаль одолела! Мы-то домой возвращались, а они остались там. Помню, что они не просто дети, они – преступники. Но неужели их нужно держать в такой нищете?! Разве колонии не должны быть цивилизованными? Хотя их школа мне понравилась – в классах не хуже, чем в обычной московской школе. Кто хочет учиться, будет учиться и в тюрьме. Их директор рассказывал, что когда в колонии случались внезапные бунты, парни все крушили, а школу никогда не трогали.

Знай: ты нужен нам.
Даже сейчас
и даже такой

В письмах, которые икшанские руководители разослали по разным адресам, были не только просьбы о помощи. С целью профилактической работы колония предложила… экскурсии для подростков, стоящих на учете в комиссиях по делам несовершеннолетних.
В результате из Москвы привозили 1166 подростков посмотреть на настоящую “тюремную жизнь”, из области – более 300.
Им разрешили общаться с колонистами, смотреть, как они строятся и их пересчитывают, как трудятся, где спят, что едят, как отбывают наказание, учатся, отдыхают. И надо было видеть этих пацанов с воли, как они сначала с ухмылками входят в зону и как торопливо, опустив глаза, прощаются. А однажды…
Столичный автобус катил себе спокойно и неторопливо. Подростки шумели, крутились, приставали с вопросами типа: а зона там настоящая? На остановках выскакивали купить пепси-колы и жвачек. Обычная загородная детская экскурсия. Если бы… не бутылка водки.
Как мальчишки ее пронесли в автобус? Распили незаметно. Правда, только на двоих. Когда группа прибыла на место, их укачало и развезло окончательно. Так, что стыдно было впускать в колонию. Спасли ситуацию местные внутренние правила. Последовал приговор. Чрезвычайность ситуации позволяла: в колонии за нарушение дисциплины – изоляция. Провинившиеся и спорить не стали. Когда же через четыре часа после экскурсии “арестованных” выпустили наружу, пацаны, съежившись, молча шмыгнули в автобус. Вот такая суровая случилась профилактика. Хотя в колонии этот факт почему-то отрицают. Может, действительно легенда. Но раз о колонии принялись сочинять педагогические мифы, значит, она того заслуживает.
На самом деле реальность такова: кто хоть раз вгляделся в лица обитателей колонии – спокойным не остается.
Учитель истории московской школы № 426 Владимир Константинович Верников был в колонии с делегацией слушателей курсов правовых знаний общественного международного фонда “Правопорядок-центр” с целью изучения деятельности подобных заведений. Вскоре списанные в его школе парты, стулья, шведские стенки перекочевали в Икшанскую колонию. Начальник колонии целый вечер потом теплое письмо директору школы сочинял.
Никулин всегда старается благодарить лично. И за заказы школ предприятию колонии, и за телевизор, видеомагнитофон, гитары, продукты, и даже за обычный школьный мел, который в колонистских классах главный дефицит.
“Но самое важное, – сообщает он обычно в своих посланиях, – что в результате проведенных вами акций у наших воспитанников появляется надежда и уверенность: они не забыты и нужны обществу – даже сейчас и такие”.
И как подтверждение, что нужны, – белая необычная визитка с надписью: “Дорогой друг! Желанная свобода может встретить тебя бездомностью, безработицей, голодом. Позвони обязательно”. Такой “спасительный” кусочек картона с номерами телефонов и адресом управления Южного округа получил каждый колонист, когда-либо учившийся в школе округа. Двое вышедших на свободу мальчишек уже предъявили их адресату. “Выплывут” ли бывшие колонисты с их помощью, покажет время. Все впереди. Как, впрочем, и осуществление совместных дел, научно-педагогических встреч, новых гуманитарных акций, что предлагают сейчас руководители самых разных организаций икшанским педагогам и воспитателям. Может, и вправду жизнь заставит всех нас порадеть за самых отверженных?

Как научиться жить в тюрьме, не теряя человеческого достоинства?

“От тюрьмы да от сумы не зарекайся”. Пословица грустная. Но действует утешительно, особенно если зарекаться поздно. Другое дело – научиться жить в тюрьме, не теряя человеческого достоинства. Как? – если в свои семнадцать не можешь даже толком различить “что такое хорошо, а что такое плохо”.
– Жаль, мало учился, – думает Серега, разглядывая анкету, привезенную московскими библиотекарями. – Вот просят ответить на вопрос: о чем вы хотели бы прочесть, чтобы изменить свою жизнь к лучшему? И мелким шрифтом варианты ответов: о том, как заработать много денег, о знаменитых людях, о Боге, о том, как молиться…
В этом месте Сережка задумывается обстоятельно и надолго. Так и не дойдя до остальных вопросов, где спрашивалось: читали ли ему в детстве вслух, хотел бы он иметь собственную библиотеку, зачем люди вообще читают? Сереге важнее было ответить именно на первый вопрос. Кто знает, вдруг нужная книга и в самом деле повернет его к другой, лучшей жизни, которая прежде не давалась?
Новенький воспитанник Икшанской колонии и не догадывался, что, заполняя эту четко продуманную анкету, он уже сделал первый шаг к новой жизни.
– Мы знаем по опыту, что правильно и вовремя выбранная книга может дать молодому человеку импульс в его духовных исканиях, в обретении смысла жизни, в самореализации, – утверждает Лариса Сергеевна Бахурина, социолог Российской государственной юношеской библиотеки. – Конечно, здесь случай особый. Мы отвезли в колонию целый автобус книг, разработали специальную анкету. Опросили 170 ребят и уже обработали ответы. С какой целью? Постараемся помочь подросткам узнать, чего, собственно, они хотят для себя, в чем их проблемы. Библиотерапия хоть и маленький, но шанс. Мы сможем выявить потребности колонистов, сформулировать их личные интересы. Как бы достанем их истинное “я”.
Склонившись над колонками цифр, мы вместе с социологом Алексеем Викторовичем Янковым погрузились в работу. Оказалось, сильнее всего подростки хотят знать о взаимоотношениях людей, о смысле жизни, о том, как себя вести, как общаться с разными людьми, как сделать так, чтобы тебя уважали, как создать и сохранить семью. Темы разные, но, заметьте, все жизнеутверждающие, творческие.
Помните сказку Катаева “Цветик-семицветик” о самовлюбленной, но счастливо прозревшей девочке, которая последним волшебным лепестком исцеляет больного мальчика?
Это ведь для нас, взрослых, сказка. Чтобы спохватиться, успеть спасти, исцелить, вытащить из беды.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"