Экономика в режиме реального времени

Экономика и культура: можно ли одно понять без другого? lСемейные хозяйства не так эффективны, зато устойчивы lНеформальные отношения помогают выжить в трудных условиях кризиса lЭкономика тех, кто беден, но не сдается

Наши современники, в том числе и те, кто принимает важные политические и экономические решения, глубоко усвоили определенную картину социально-экономической жизни как двухполюсного мира, шкалы между ними и маятника, движение которого создает особенности данной страны в данный момент. Один полюс – полностью огосударствленная тоталитарная экономика, управляемая по директивному плану. Другой – полностью капиталистический свободный рынок. Реальные общества помещаются между этими полюсами; например, Северная Корея, современный Китай и СССР в прошлом ближе к тоталитарному полюсу, в то время как США, Швейцария, Парагвай, современная Россия ближе к противоположному полюсу. Реальная политика правительств всего мира есть, в конце концов, искусство достижения оптимального соотношения между экономикой государственной и экономикой капиталистической. Когда государственное регулирование терпит неудачу, трудности стремятся решить с помощью реформ, усиливающих рыночные элементы. Когда оказывается несостоятельным капитализм, возрастает государственное вмешательство.
Большую часть ХХ века фундаментальный идеологический спор двух супердержав – СССР и США – велся во имя абсолютного предпочтения одного из полюсов. Но реальные политико-экономические системы постоянно оказывались на территории между ними, а маятник реальных экономических реформ находился в постоянном движении. В последние десятилетия он сильно качнулся в сторону рыночного полюса, но, очевидно, это еще не конец истории...
То, что мы называем неформальной экономикой, не вписывается в эту картину, и потому свидетельства ее существования отбрасываются как незначительные, случайные или переходные. Историки, одержимые идеей прогресса, относят ее (вместе с крестьянством, бушменами, диктатурами, детским трудом и туберкулезом) к пережиткам прошлого, обреченным исчезнуть.
Тем не менее само понятие “неформальная” (или “эксполярная”) экономика, которое проникло в научные труды с черного хода конкретных исследований национальных хозяйств Африки, пользуется все большим успехом: оно помогает многое увидеть и понять.
Например, семейные стратегии выживания в деревнях, небольших поселках, в соседских общинах. То, что в учебниках политической экономии и экономики предстает безличными потоками ресурсов, взаимодействием неких экономических агентов, лишенных характера, истории, всякого своеобразия, на этом нижнем уровне приобретает человеческий масштаб: люди взаимодействуют друг с другом лицом к лицу. И тут социальные сети соседства, родства и дружбы вдруг вне монетарной экономической логики становятся необыкновенно важными именно для экономически значимых действий. Кооперация, кредит, труд и вознаграждение приобретают в этом контексте совершенно новую, неожиданную форму по сравнению с анонимным взаимодействием и операциями большого масштаба.
Здесь, на этом уровне, становится видно, насколько семейный труд отличается от труда на капиталистическом предприятии. Семейного работника нельзя уволить, так что его (ее) труд воспринимается как данность, как нечто само собой разумеющееся, и никому тут не придет в голову оценивать его долю в семейном бюджете согласно рыночной стоимости. Он оценивается в результате как нечто бесплатное или сугубо недорогое.
Здесь совершенно иные экономические стратегии поведения, чем выстроенные в рамках универсальных рыночных моделей, в которых труд – платный фактор производства, такой же, как и другие факторы. Семейная стратегия нацелена на выживание – а не на максимизацию прибыли и на использование труда всех членов семьи – больше, чем на эффективность (которую принято определять как достижение максимальной продуктивности каждого часа затраченного труда). Семья и соседство здесь важнее, чем школьное образование и профессиональная подготовка.
Здесь особое отношение к риску, потому что порой это риск не падения курса акций семейного предприятия, а голод и полная потеря ресурсов, необходимых, чтобы выживать дальше – минимального оборотного капитала для мелкого торговца, жилья для семьи, инструментов для ремесленника или земли для фермера, – и невозможность такого риска заранее исключает альтернативы, возможные для игроков на современных финансовых рынках.
Наконец, здесь любое экономическое действие настолько погружено в широкую социальную структуру, в такой громадной степени формируется культурой, что вне этого контекста просто не может быть понято. Капиталистическую индустрию или государственную бюрократию в принципе можно обсуждать, обращая внимание только на экономику или только на законодательство; неформальную экономику так обсуждать нельзя.
Структуры неформальной экономики проступают особенно ясно, если из картины реальной экономической жизни на уровне семьи и первичных сообществ исключить как политическую и экономическую элиту, так и бомжей. Это экономика выживания тех, чьи доходы ниже среднего общественного уровня, но кто все равно не сдается; это “работающие безработные”, люди в трудностях, упрямо борющиеся с обстоятельствами, и те, кого удачно назвали “филантропами в рваных штанах”. Не следует идеализировать эту жестокую и небезопасную жизнь, бесконечную борьбу за существование, озлобленность и трения, ею порождаемые. Но нельзя и представлять ее в карикатурном виде, презирать или сбрасывать со счетов из относительной безопасности академических убежищ.
Эксполярные структуры неформальной экономики существуют в России столько же, сколько государство и рыночный капитализм. Чрезмерная централизация, бюрократические несуразицы, узкие места в производстве и распределении компенсировались теневой экономикой, сетью персональных связей и страховок, иначе советское народное хозяйство просто не могло бы работать. Постсоветская Россия стала полем массированного развертывания неформальных отношений. Экономический упадок породил в них острую потребность. Кризис государственной власти и ослабление его прямого вмешательства в экономическую жизнь не привело, как ожидали многие российские реформаторы, к процветанию капиталистических форм. При упадке государственной экономики и неспособности экономики капиталистической занять ее место именно неформальные отношения стали важнейшей стратегией самозащиты населения. Началось отступление к семейной стратегии выживания. 

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"