Ваше крошечное величество

Вот и наступил самый первый праздник весны! День, когда сходится тепло с белизной снега, талая вода – с промерзшей землей, самые заветные воспоминания с самыми заветными надеждами. И в этот день здесь неожиданно сошлись три совсем разных послания, три признания в любви, разорвавшие обыденное течение нашей газетной жизни. Они такие же разные, как все мы, ведь у каждого из этих признаний – свой возраст, своя нежность, свой взгляд на мир, пронизанный бескорыстным весенним светом. И этот маленький букет из трех признаний в любви, укрытый в газетные страницы, – наш скромный подарок для вас, наша весточка весны.

Однажды к нам в редакцию подкинули дитя. Не то чтобы в шелковых пеленках с вышитой меткой, на крыльцо. Но и не в лохмотьях на босу ногу. Дитя было с косой до пят, и хвостик у косы сам собой скручивался тугой завитушкой.

Подкидышу было четыре года. Мама уехала сдавать сессию в Архитектурной академии, а папа с красными от ночного Интернета глазами летал по редакции, хлопая газетными полосами, как крыльями. Поздно ночью он сгребал ее в охапку с кучей рюшек, штанишек и крошечных туфелек, засовывал все это в машину и увозил немного поспать. А днем ее нянчили мы.

Или это она нянчила нас?

Быстро освоившись, она не стала сидеть без дела и принялась за работу секретаря.

– Да? Вам кого? А это редакция, – щебетала она в трубку. – А он не хочет с вами говорить почему-то. И я уже устала с вами разговаривать.

И клала трубку.

Мой стол сразу превратился в склад обломков печенья, долек апельсина и надкусанных конфет: со мной делились самым вкусным и всегда последним. А то, что я приносила ей, она, надкусив, скармливала кому-то другому. Потребность дарить, кормить и заботиться родилась, очевидно, раньше нее.

Женщина...

Однажды она принесла мне набор кофейных одноразовых чашек.

– Ой, – сказала я. – Это ты у кого взяла? Понимаешь, хозяин обидится.

– Нет! Он не обидится! Ему не надо! – успокоила она меня. – Это я на помойке взяла.

Женщина добудет из-под земли то, что нужно для любимых.

Она страстно и почтительно полюбила меня. Приезжая “на работу”, важно осведомлялась у вахтеров:

– Моя Марина пришла?

И каждые полчаса спрашивала:

– Ты не уйдешь?

А поздно вечером, быстро моргая:

– Ты опять уходишь?

Женщина не может иначе. Она всегда либо уже любит, либо еще влюблена.

Кроме меня, она пылко полюбила в редакции еще несколько человек. Но я не ревновала: я успевала хоть немного поработать. К тому же, я знаю, что всю ту любовь, на которую рассчитано сердце женщины, нельзя обрушивать на одного человека: он может просто не выдержать столько счастья сразу.

И еще она постоянно с грустной сосредоточенностью звонила загадочному взрослому другу Жоре по телефону 555-333-222, но он никогда не брал трубку.

– Наверное, он заболел, потому что я уехала, – тревожилась она.

Однажды у меня в шкафу она нашла открытку “Грущу без тебя” с мрачной обезьянкой, у которой по плечам были распущены длинные, совершенно человеческие, рыжие волосы до пят, и надолго затихла.

– Красивая... – очнувшись, нежно вздохнула она. – Как моя мама!

Оказалось, что ее крошечное величество при необходимости умеет ругаться как сапожник. Она плевалась, кусалась и грубила чем-то не угодившим ей подданным в ее редакционном королевстве: тем, кто снисходил к ней свысока и утверждал, что ее пора выпороть, и тем, кто фальшивил от подобострастия, неумело стараясь понравиться маленькой принцессе.

Впрочем, так же нещадно она щипала, дразнила и мучила моего сына, которого нежно полюбила, и горько плакала от неразделенной любви.

Коварство, твое имя – женщина.

А еще – беззащитность.

Иногда ее папа, вынырнув из Интернета и газетных гранок, забегал к нам взглянуть на дочь и обеспокоиться ее преждевременным развитием: она “подсела” на мои губные помады, побрякушки и лак для ногтей.

– Я буду много есть и вырасту большая, – умоляюще прижимаясь ко мне, говорила она. – И тогда ты правда подаришь мне губную помаду, чтобы у меня были такие же синие губы и ногти, как у тебя?

– И еще вот это колечко тебе зачем? – часто интересовалась она. Женщина, имя твое – суетность, скажет поверхностный наблюдатель, не зная, что женская главная страсть, и инстинкт, и общественный долг, и смысл жизни, и предназначение – как можно больше и скорее украсить этот мир собой! Оттого и помада ее, и блестки, и слезы над испорченной кофточкой – священны.

Всю свою жизнь не перестаю удивляться тому, как часто встречаются незаурядные женщины: каждая – совершенство, и ни одна не похожа на другую, с набором достоинств, несовместимых в одном человеке, и недостатков, название которых звучит как комплимент. Любое качество украшает так же, как и его отсутствие. Она сверкает подвесками и перламутром – и волнующе женственна. Не признает побрякушек и пудры – и так чересчур хороша. Домовита и хозяйственна – настоящая женщина. Беззаботна и витает в облаках – значит, Женщина с большой буквы.

...Она опекала нас то ли месяц, то ли два, то ли вечность. Мы были очарованы, пленены, истерзаны и потеряли всякую работоспособность. Не зря ураганы называют женскими именами.

Чтобы газета все-таки выходила, мы на цыпочках дезертировали из хоровода взаимных забот и скандалов в дальнюю комнату, предательски запирались на ключ и, нервно прислушиваясь к мелкому топоту в коридоре, строчили репортажи с интервью. Иногда топот замедлялся и тяжелел – это она проносилась верхом на чьих-то плечах, взнуздав свою жертву по-королевски золотой цепью – обрывком елочной гирлянды. Настоящая женщина требует легких жертв, она сама хочет жертвовать, не мешайте!

В конце концов, угощая нас нашим же чаем (обычно она разбавляла заварку из-под крана, чтобы нам не было горячо), она решила освоить чайник и опрокинула его, кипящий, на коленку. И мы сломались. Как только клавиатуры наших компьютеров просохли от слез и валерьянки, мы устроили свою “дочь полка” в соседний детский сад.

И ее увезли насовсем.

И последнее, что мы с грустным облегчением и блаженной печалью услышали, было:

– Папа, давай завтра покрасим твою машину в розовый цвет и везде нарисуем бельчаток!

Долго, еще месяца два, мне передавали подарки от нее – малиновое деревянное яйцо, раскрашенное детской рукой, плюшевого замусоленного зайчика, конфету, яблоко, уже не надкусанное и, похоже, не из помойки.

Значит, она грустила без нас. Может быть, она даже звонила мне по какому-нибудь телефону, например, 444-222-333 и тревожилась, что я не отвечаю...

Теперь ей, наверное, уже пять.

Она, конечно, нас навеки забыла.

Но разве кто-нибудь из нас сможет ее забыть?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"