Когда вдруг заметишь, что тебе все равно...

Нужно срочно искать рецепт, который спасет от эмоционального сгорания – профессиональной болезни учителя. И такие рецепты существуют

Есть профессии, окрашенные ореолом служения. Туда не идут ради сугубо прагматичных целей, ради денег. Их выбирают по зову сердца, следуя высоким целям и идеалам.

Но человек, ступивший на стезю учителя, врача или следователя, еще не знает, что как профессионал он находится в зоне повышенного риска. О том, насколько велика опасность и как уберечься от синдрома эмоционального сгорания, наш разговор с психотерапевтом Екатериной Михайловой.

Ну все. Надоело. Уйти бы отсюда...

– Как человек может узнать, что у него началось эмоциональное сгорание?

– В какой-то момент профессионал замечает, что в пике ситуации, когда надо действовать, возникает странное равнодушие и даже желание повернуться и уйти. Врачу хочется бросить скальпель посреди операции. Бизнесмен, который ведет деловые переговоры, вдруг перестает слышать собеседника и ловит себя на мысли: скорее бы конец. Учителя посещает фантазия: прогулять бы сегодняшнее занятие.

Однажды подобное чувство испытал каждый. Но если оно повторяется вновь и вновь, человек с ужасом обнаруживает: то, что вчера ему было интересно и важно сделать хорошо, сегодня становится безразличным и более того – начинает отталкивать. В высказываниях о работе появляется обесценивание ее значимости, цинизм.

Сгоранию также сопутствуют трения с коллегами. В тоне разговора все чаще слышатся нотки раздражения, все больше звучит критических замечаний, время от времени всплывает тема неблагодарных учеников, клиентов, пациентов. Человек становится конфликтным, трудным для своего окружения. Сам болезненно реагирует на профессиональную критику.

– Почему с ним это происходит?

– У людей, которые подвержены сгоранию, как правило, очень высокие требования к себе. Их представление о хорошем учителе включает образ профессиональной неуязвимости, совершенства. А поскольку это явно мифологическая конструкция, от столкновения с реальностью она довольно быстро начинает давать трещины, вызывая чувство неудовлетворения. С каждой неудачей или просто с накоплением усталости усиливаются раздражение и агрессия, которые требуют выхода.

Вместе с тем личная потребность делать все только хорошо, не испытывать ощущения “у меня не получается” заставляет действовать беспроигрышно.

Каким образом? Обычно человек спонтанно становится на тупиковый путь: из того, что умеет, он выбирает только те приемы, которые всегда получаются. И постепенно профессионал загоняет себя во все более узкий коридор. Оказавшись в этом туннеле, он в какой-то момент чувствует: у-у-у! опять одно и то же, больше не могу. Ненавижу!

Мне не помнить об этом нельзя!

– Лучше “горят” те, кто ассоциирует свою работу с предназначением, миссией. Среди психотерапевтов это называется “комплекс спасателя”: вмешаться и исправить, спасти!

– Разве это не прекрасный порыв?

– Само по себе намерение хорошее. Но достоверно известно, что человека, который не осознает в себе этот мотив, обязательно затянет в воронку: “я не могу ошибиться”. Более того, этот профессионал бросается на амбразуру гораздо чаще, чем это нужно и полезно тем, ради кого он работает. Врачи такого склада позволяют звонить себе в любое время. Учителя до ночи задерживаются в школе.

Стирается всякая граница между профессией и частной жизнью. Даже самый равнодушный учитель все равно берет тетрадки домой, а уж неравнодушные и подавно. Они берут не только тетрадки, но и все дела, мысли, проблемы. Эти люди готовы 24 часа в сутки быть учителями или психотерапевтами и в конце концов загоняют себя в ловушку чрезмерной эмоциональной и мыслительной вовлеченности в работу.

– Итак, чтобы “сгореть”, нужно как минимум искренне и осознанно выбрать свою работу, при этом имея очень высокие требования к себе как профессионалу.

– И еще нужна монотонность. Часто люди, которые начинают “гореть”, говорят об образе колеса, конвейера.

– А как влияет на сгорание стаж работы? Вряд ли человек “загорится” на первом году своей профессиональной карьеры.

– Риск значительно повышается к третьему-четвертому году, когда уже нет новизны, о человеке больше не говорят, что он молодой, неопытный, ему надо помогать и вообще с него пока не очень-то спросишь. Теперь ты сам начинаешь предъявлять требования к себе, повышаются требования со стороны окружающих.

Тут я бы привела сравнение с автолюбителями, которые на третьем-четвертом году вождения ездят уже прилично и, что называется, начинают себе позволять...

Чем же оживить интерес?

– Предположим, человек заметил, что у него на работе повторяются ситуации вдруг наступающего равнодушия, отстраненности, апатии. Что делать?

– Это повод понаблюдать за собой. Подумать о том, не слишком ли велика нагрузка. Возможно, тяготят не только профессиональные дела, а еще какие-то обстоятельства? Можно спросить себя: не слишком ли долго я делаю одно и то же? Что я могу сделать, чтобы моя истончившаяся мотивация ожила?

Иногда люди меняют сферу деятельности – например, уходят из государственной школы в частную. И причина не только в деньгах. Особенно если это нетрадиционное образование, со своей идеей, особенностями, например вальфдорское. В этом случае учитель меняет мотив деятельности, у него появляется иной интерес к делу, и ему становится легче.

Вот бытовой пример. Почему домашние хозяйки “горят” не так часто, как, казалось, должны бы? Они в свою крайне монотонную, занимающую по 12 часов в сутки работу ухитряются вносить моменты неожиданности, творчества. Скажем, передают друг другу кулинарные рецепты. Зачем? Эти женщины и без того прекрасно готовят. Но им важно внести в работу чуть-чуть новизны, волнения: получится или нет? Либо ей кажется, что вот сюда, на эту кухонную табуретку, нужно сделать лоскутный коврик.

Известно, что самые преданные делу педагоги, которые прошли все зоны риска, бывают потрясающе творческими при подготовке различных праздников, внеклассных мероприятий. Что это для них? Это тот же лоскутный коврик – возможность получить радость творчества, оказаться в другой роли.

Если у педагога есть способность к самообновлению, экспериментированию, новому взгляду на предмет и учебный материал, с ним вообще никакого сгорания может не случиться.

– Какие еще существуют способы предохранения от синдрома эмоционального сгорания?

– Человек, который много времени проводит на работе, скажем так, укоренен в своем коллективе, в котором, естественно, “горит” не он один. В сущности, это массовое явление. Поэтому изоляция от внешнего мира, абсолютное погружение в реальность, где есть только коллеги и ученики, опасно. Если появляется возможность разомкнуть этот круг, ею надо пользоваться. Для этого существуют различные неформальные профессиональные объединения, конференции, где встречаются люди с другим опытом, работающие в других системах, где можно поговорить, в том числе и на отвлеченные темы.

Очень помогает учеба. Вообще всякое ученичество дает ощущение более широкого мира, чем тот, который существует внутри школы, и гораздо менее ответственную позицию ученика. В ней можно удовлетворить потребность получать, а не только отдавать.

Кстати, одно из переживаний, которое характерно для помогающих и образовательных профессий: люди очень устают, грузом на них давит уже на четвертом году работы, а на пятнадцатом тем паче постоянная необходимость что-то выдавать: учить, лечить, консультировать. Как сказала мне одна доктор: ну почему все время им и им, и всегда я и я?

– Наверное, в разных сферах деятельности существуют свои специфические меры защиты?

– В католической практике людям, которые думают найти себя в служении религиозным ценностям, например миссионерским, их духовные наставники дают испытательный срок. Это делается не только с целью профотбора, а для того, чтобы представление о себе человек смог проверить реальностью.

В психотерапии существует институт супервизии. Это совсем не то же самое, что происходит в школах, когда проверяющие приходят на открытый урок, а потом разбирают полеты. Мы тоже обсуждаем проделанную работу, но нас обязательно будет интересовать еще и чего ты хотел при этом. Чего боялся? Почему, как тебе кажется, ты совершил эту ошибку?

В образовании такой практики нет. Но в окружении педагога непременно должен быть кто-то (коллега, друг), с кем можно поговорить о трудных ситуациях, случаях, о своем состоянии как профессионала.

Лекарство для трудоголика

– Если человек постоянно думает о работе, например, вернувшись домой, он тут же начинает описывать происшедшие в школе случаи или садится проверять тетради – ему надо бороться с этим?

– Это не сразу начинает ощущаться как дискомфорт. Тем и коварно.

Заметив за собой трудоголическую зависимость, надо задать простой вопрос: я это делаю по своему свободному выбору? Потому что я так хочу? Или потому, что я не могу остановиться, не знаю, что другое я бы могла делать?

И ответить честно: является ли для меня работа наркотиком? Если да, прогноз такой: как всякий наркоман, я буду увеличивать дозу. Раньше или позже я стану свою работу выполнять не лучше, а хуже. Значит, мне необходимо научиться отвлекаться, выходить из профессиональной роли. В конце концов, можно воспользоваться самым тривиальным способом снятия стресса – физической нагрузкой.

С трудоголизмом можно бороться, как с любой другой зависимостью. Разница будет лишь в том, что человека, который бросил пить, обязательно кто-то вознаградит – друг или жена скажет: молодец, у тебя сильная воля. О человеке, который перестал быть трудоголиком, как правило, говорят: сошел с дистанции.

Мы не отдаем себе отчета, насколько жертвенность и героизм распространены в нашей культуре. Все мы воспитаны на том, что сгореть на работе почетно, человек, получивший инфаркт на посту, – герой. Простая мысль – себя надо беречь хотя бы для того, чтобы долго и хорошо работать, – почему-то не приходит в голову.

Вестники перемен

– Мы говорили только о начальной стадии сгорания. А дальше?

– Дальше игнорирование этих первых звоночков может привести к бессоннице, беспричинным эмоциональным срывам, крику, слезам. Тогда люди уже пугаются.

Не нужно пугаться. Однако обратить внимание и принять меры надо раньше, а не когда уже не можешь себя заставить утром встать и идти на работу или возникает реальная угроза душевному здоровью.

На что указывает весь этот букет: чрезмерная вовлеченность в работу, высокие стандарты, гиперответственность, слияние личностной и профессиональной самооценки? Входя в профессию с подобными установками, человек нарушает свою целостность, пытается жить и работать скорее с собой придуманным, нежели реальным. К примеру, не использует своих недостатков, не умеет творчески реализовать ту же агрессию.

Как ни парадоксально, синдром сгорания – это защита. Мы будем ближе к истине, если на первые симптомы сгорания посмотрим не как на ужасную опасность, которая подстерегает учителя, а как на знак, который дается для того, чтобы рост личности и ее профессиональный потенциал защитить. Как будто человеку говорят: осторожно, стоп, не надо.

Более того, если говорить о зрелых, состоявшихся профессионалах, то они сгорели, и не раз. Это не значит, что от них после первого раза остаются одни уголечки. Люди восстанавливаются. И это тоже не навсегда. Потом, на новом этапе, опять могут обнаружиться тревожные признаки.

Настоящий профессионал, если угодно, обязан иметь в своей профессиональной биографии эти пресловутые кризисы и признаки сгорания. Они и есть вестники того, что человек созрел для роста, для развития, что в его жизнь уже просятся изменения. Да, эти толчки происходят в неприятной, подчас пугающей форме. Но любой, кто об этом подумал и вспомнил их на своем профессиональном пути, в биографии наиболее уважаемых коллег, подтвердит, что сигналам начинающегося сгорания в конце концов говоришь спасибо.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"