Искусство видеть в ученике ребенка
Об этом не говорят в педагогических
вузах, это не входит в перечень профессиональных
умений.
Но именно в нем состоит мастерство учителя
Перед вами необычные “уроки на
корточках”. Из номера в номер в этой рубрике мы
вместе думаем о секретах и сложностях детского
мира. Но сегодня решили не публиковать
размышления ее постоянных авторов, а
предоставить слово гостям: двум замечательным
учительницам – Валентине Гусевой и Марии
Амфилохиевой.
Но это не разработка блестящего урока. Это
портрет. Не ученика, более или менее способного
справляться с поставленными задачами, а ребенка.
Ребенка своенравного и потому безмерно
интересного взрослому, который пытается
разглядеть и понять его настоящую пеструю
жизнь...
Тебе не кажется, что ты должен
передо мной извиниться?
Как трудно бывает отказаться от своей
правоты в пользу понимания
Только любовь помогает учителю в критическую
минуту забыть о своем “я”. Школьная же
действительность подбрасывает такие ситуации
одну за другой.
Вот сидит на краешке стула, съежившись и став от
этого еще меньше, Артем – гроза и беда всей школы.
Напротив в гордой позе праведника – молодая
учительница математики. В качестве судьи –
директор, вот уж кому не позавидуешь в подобной
ситуации: попробуй найти единственно верные
слова, чтобы и волки были сыты (амбиции учителя
удовлетворены), и овцы целы (чтобы не сорвался
Артем и не побежал, а то придется искать всей
школой и уговаривать, чтобы вернулся).
Аргументы учительницы: “Не учит, не пишет...”
Не пишет – это понятно, писать в начальной школе
не научен, так напишет, что и самому не прочитать,
не то что учителю. Потому и не учит, как по таким
записям учить? От безделья другим мешает, дерзит,
в ответ на угрозу фигу показал. Конфликт!
Чтобы помочь директору в труднейшей ситуации,
подсаживаюсь рядышком, начинаю перебирать
струны души – вдруг да которую зацепить удастся.
– Помню, брат твой учился, Денис. У него тоже не
все получалось, но он нас никогда не обижал. А ты
другой?
– У нас отцы разные...
Это правда. Денис тоже учился плохо, но был легок
в общении, покладист, хотя свое право чего-то не
знать и чего-то не делать отстоял еще в седьмом
классе. В частности, я перестала задавать ему
домашние задания, чтобы не начинать каждый урок с
выяснения отношений.
Экзамены в девятом он сдал, вышел за порог школы и
сразу сбросил с себя груз даже того минимального
знания, которым наградила его школа. Учить дальше
его мать не стала (не станет и Артема – на руках у
нее еще трое голодных ртов). Денис пошел работать
– “бери больше, кидай дальше”. Эта же участь
ждет и Артема, так что, думаю, без геометрии и
прочих слишком точных наук он вполне обойдется.
А между тем спрашиваю:
– Фигу-то зачем показал, учительницу обидел?
– Да у меня нервишки...
И это правда. В минуты ярости он переворачивает
парты... Но это очень редко. Кстати, никогда не
бьет девочек. Вспоминаю его в начальной школе,
ученики тогда писали воспоминания о своем раннем
детстве. Вот что он написал: “Я помню, как меня
сшибла большая собака. Умер дедушка... Бабушка
сгорела... На елке мне дали апельсин...”
А еще мог бы написать о запоях в семье, когда папа
с мамой пропили даже корову-кормилицу. О том, как
маленькая Вика ходит по деревне с кружкой, чтобы
найти молока для крошечного брата-инвалида. Как в
периоды запоя родителей вся ребятня спасается у
бабушки, которой не могут оформить опекунство,
потому что ей исполнилось уже семьдесят пять лет.
Так можно ли на одни весы положить Артемкину
судьбу и честолюбие учителя, который призван
научить, но научить всех не удается, а потому
учитель нервничает? Наверное, можно, да только
вот какая чаша перетянет?
Разговор в учительской затягивается. Горячо,
неистово говорит директор, говорит хорошие,
правильные слова о том, что если человек пришел в
школу, то он должен учиться, писать, считать,
слушать.
Артем соглашается, еще сильнее втягивает голову
в плечи, непонятно, о чем он думает, но глаза его
грустят.
– Иди, Артем, обедай, – говорит директор.
Все думают, что разговор исчерпан. И вдруг, как
удар хлыстом, голос учительницы:
– Тебе не кажется, что ты должен передо мной
извиниться?
Как он вздрогнул, каким оскалом маленького
зверька сверкнула улыбка. Как хлопнула дверь...
Стало еще хуже, чем было.
– Разве я не права, ведь я учитель...
Конечно, права. Права в том, что учитель. А коль
учитель, должна знать, что не все можно выразить
словами.
Валентина ГУСЕВА
д. Кладово, Ярославская область
Этот незаметный центр класса
Порой мы получаем уроки, после которых уже
не хочется делить детей на ярких и невзрачных...
Небольшого роста, с темной косичкой, подвижная,
но без суеты. Ничего на первый взгляд особенного.
И учится чуть выше среднего: больше усидчивости,
чем способностей. Этакая мышка... А еще она
ужасная ворчунья. Даже на уроке иногда бубнит
что-то под нос, разговаривая сама с собой. Меня
поначалу это и раздражало, и удивляло. Делала
замечания. Потом поняла, что бороться бесполезно
– такая привычка уже не вторая натура, а первая. К
тому же ее ворчание – особенное.
Вот на перемене она заботливо проверяет цветы на
подоконнике, убирает сухие листочки, рыхлит
огрызком карандаша землю, поливает. (Кстати,
никто ей не подсказывал, что надо заняться
цветами, – сама заметила, что живется им
несладко.) При этом она ворчит то возмущенно, то
ласково, обращаясь и к подружкам, и к своим
подопечным растениям. И я уже знаю, что, обратив
на них внимание однажды, Аня будет возвращаться
вновь и вновь. Когда она в классе, за цветы можно
не беспокоиться. Но особенно поражает другое: Аня
заболела, а через день цветами занялась Лена,
никогда к ним интереса не проявлявшая.
Выяснилось, что Аня позвонила подружке и долго
ворчала, беспокоясь за оставшиеся без присмотра
растения. Не поручение давала, а просто делилась
опасениями. Лена доверительно смотрит на меня и
признается: “Мне стало их так жалко! Решила
помочь”.
Вот вам результат ворчания...
И так во всем. С той же ворчливой интонацией в
голосе Аня объясняет однокласснику задачу: “Ну
это же просто, ты подумай хорошенько. Нет, списать
не дам, я списывать не даю. Ты что, сам сделать не
можешь? Подумай, не ленись, что тебя, как клячу,
понукать нужно?!”
Над “клячей” смеются вместе. На Аню обижаться
трудно – настолько она доброжелательна.
А вот уже досталось от нее и нашему юному
математику Сашке: “Ты всю домашку сделал? Тогда
объясни Валерке. Не морщись, ты же соображаешь
лучше, чем я, и объяснишь лучше”.
И Сашка сдается, берет шефство, хотя не очень-то
любит делиться своими познаниями. Через минуту,
увлекшись, объясняет зловредную задачу. И куда
только подевался его холодновато-высокомерный
вид скучающего интеллектуала?
Когда готовились к празднику, именно Аня
расшевелила не только девчонок, но и мальчишек.
Похоже, взяла на “слабо”, проворчав, что на них
скучно смотреть. В ответ мальчишки такие номера
подготовили – все от смеха попадали. Кстати, сама
Аня оказалась будто бы в стороне. Роль взяла
маленькую и больше занималась тем, чтобы
реквизит к выступлению девочек был под рукой. Со
стороны и не поймешь, что все держится на ней, а не
на первых наших артистах.
У нее есть кавалер. Крупный, медлительный,
добродушный Алеша. Дружат с первого класса,
соседи. Других бы давно задразнили, а тут
воспринимают как должное. Скорее всего потому,
что в Ане нет ни тени кокетства, хотя Алеша для
нее горы свернет. Эта пара пробивает одним фактом
своего существования брешь в сложных отношениях
между мальчиками и девочками в пятом классе.
Я долго пыталась разгадать секрет, почему к
Аниному ворчанию прислушивается весь класс.
Наконец поняла: за всеми ее словами стоит
спокойная уверенность, что иначе просто нельзя.
Нельзя допустить, чтобы цветы завяли без
присмотра. Нельзя, чтобы Валерка получил двойку,
не решив задачку. Нельзя не выступить на
празднике, раз уж решили готовить концерт. Нельзя
не поддерживать нормальных дружеских отношений
с соседским мальчишкой. И ничего особенного в
такой позиции нет. Это норма. Вот только мало кто
этой норме соответствует. То ли времени не
хватает, то ли тепла душевного, и уж точно –
внимания ко всему окружающему.
Пятиклашки в большинстве своем (и не только
пятиклашки) очень заняты собой, своим бурлящим
внутренним миром, полным проблем, которые
создают себе сами. Их просто не хватает на то,
чтобы осмотреться и понять, где требуется их
помощь. Большинству кажется, что это им самим
кто-то должен помогать, и вывести их из этой
себялюбивой замкнутости непросто. Мне, как
учителю, удавалось мало. Соглашаются, слушают,
выполнят то, что поручишь, и вновь замыкаются на
себе. Внушить им, что они тоже могут заботиться,
трудно. Превратить заботу в игру удается в еще
меньшей степени. Может, у меня не хватает
внутренней убежденности в том, что это им самим
очень нужно, хотя они этого не понимают? Или
учитель для класса, особенно в первый год
знакомства, все-таки человек со стороны?
К Ане отношение иное. Она своя. К ней привыкли с
первого класса. И хотя ей не удается
перевоспитать одноклассников насовсем, ее тихое
ворчание делает атмосферу в классе теплее.
Отмахнуться от ее наставлений трудно – она при
всей своей правильности ненавязчивый и очень
теплый человечек: любой лед растопит. К тому же
человечек очень деятельный – никто не поможет,
так сама все сделает без обид, просто потому, что
не может не навести порядок. Но одна остается
редко, кто-нибудь обязательно составит компанию.
Аню трудно назвать лидером, даже скрытым лидером.
На поверхности, в главных ролях могут блеснуть
более яркие девочки и мальчики, но именно вокруг
нее вращаются колесики взаимоотношений и
настроений класса.
К ее тихому ворчанию прислушиваются все, и мне
очень повезло, что в моем классе есть такое
ворчливое солнышко. А ее одноклассникам повезло
еще больше.
Мария АМФИЛОХИЕВА
C.-Петербург
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|