Права ребенка в кино и в жизни

В Москве прошел V Международный правозащитный фестиваль “Сталкер”, в работе которого впервые была предусмотрена специальная программа “Кино
на защите прав ребенка”, а также связанные с ней выставки, дискуссии и “круглые столы”.
Для детских творческих студий
и отдельных авторов, не достигших еще 18 лет, совместно с Детским фондом ЮНИСЕФ проводился свой конкурс – I Международный форум “Кино и Конвенция о правах ребенка”.
Этой конвенции как раз исполнилось 10 лет, и юные зрители, приходившие в дни фестиваля
в московский Дом кино или смотревшие конкурсные фильмы
во Владимире, Курске, Брянске, Великом Новгороде и Иванове, могли бесплатно сфотографироваться
и получить уникальный “Личный документ “Права ребенка”
с текстом конвенции.

Живые фантики и маленькие танки

“Дети – это люди, которые знают все на свете, – говорил кинорежиссер Михаил Юзовский, член жюри форума. – Затем они вырастают, забывают половину и становятся взрослыми людьми”. Свой особенный взгляд на творчество и на мир ребенка продемонстрировали юные создатели 40 конкурсных работ форума. Мультфильмы, документальные и художественные картины должны были иллюстрировать те или иные положения Конвенции о правах ребенка, но, несмотря на это, оказались удивительно разнообразными. Вот Золушка идет в школу с вывеской “Так себе”, а ее сестры – в школу “Ого-го”. А в финале школа, в которой учится Золушка, становится лучшей (трехминутный мультфильм “Золушка” московской детской киностудии “Аистята”; режиссер – 10-летняя Таня Антонова). Вот малолетние преступники идут на экскурсию в детскую колонию (документальная “Репетиция заключения” тех же “Аистят”). А вот злые танки превращаются в цветочные клумбы (мультфильм “Легенда о маленьком танке” киностудии самарской муниципальной детской музыкальной школы № 18). Дети играют в солдатиков, попадают в преступные молодежные группировки, строят воздушные замки, влюбляются, придумывают конфеты с живыми фантиками, ищут чудеса и творят их самими своими судьбами.
...Дипломы, призы, поздравления. Праздник. И удивительно, насколько дети в зале и их сверстники-победители на сцене отличаются от поздравляющих и вручающих награды взрослых. Дети держатся с искренностью и достоинством, в то время как взрослые не могут найти верной интонации; фальшивят, выбирая между панибратством и сюсюканьем, пользуясь лексиконом массовика-затейника в стиле: “А теперь все похлопали! А почему вы не умеете здороваться? А ну-ка попробуем еще раз!”

Что мы делаем для наших детей?

А потом был “круглый стол”, посвященный десятилетию Конвенции о правах ребенка. Главная тема была такой: “Что мы делаем для наших детей”. Вопросительный знак был бы здесь уместнее.
Оказывается, Детскому фонду ЮНИСЕФ проще собрать разных людей, пытающихся помочь детям, чем разобщенным госструктурам. “Государственные учреждения не способны работать вместе, каждый тянет одеяло на себя” – такие слова не раз звучали во время “круглого стола”.
А работы много. Например, детям нужно рассказывать про их права, которых ни они сами, ни родители, ни учителя чаще всего не знают.
Надежда Павлова из Петрозаводска, председатель правления Карельского союза защиты детей, рассказала о программе “Детский адвокат”, которая работает в школах республики. Студенты-юристы приходят в школы, интернаты, детские дома.
Даже сам факт того, что с детьми и учителями проводятся беседы об их правах и обязанностях, благотворно влияет на атмосферу в школе.
Детям необходима постоянная правовая помощь, своя правозащитная служба, считает Любовь Кушнир, исполнительный директор программы “Право ребенка” Российского исследовательского центра по правам человека. По этой программе уже ведется ежедневный прием детей, попавших в экстремальные и просто сложные жизненные ситуации. Юристы отвечают на детские письма, дают консультации по телефону. Но такая служба – одна-единственная в Москве, вдобавок негосударственная.
Права ребенка нарушаются постоянно и в семье, и в детских учреждениях, особенно это касается детей-сирот. “Я, будучи оптимистом по натуре, после наших многочисленных командировок начинаю этот оптимизм терять”, – признается Любовь Кушнир. По ее мнению, порочна сама система. “У наших детей нет хозяина, – говорит она, – а у семи нянек дитя без глазу. Ведомства катастрофически разобщены”. Уполномоченный по правам ребенка, сам наделенный широкими правами, при независимом контроле и при поддержке общественной инспекции мог бы стать этим “хозяином”.
Необходимо также развитие ювенильной юстиции, которая бы рассматривала ребенка не столько как правонарушителя, подлежащего наказанию, сколько как объект реабилитации. “Каких только судов у нас нет, – сетовал Олег Зыков, эксперт Госдумы и президент фонда “Нет алкоголизму и наркомании”, – даже военные. А вот ювенильного нет”.

Хуже, чем склады...

Министерство образования сейчас разрабатывает концепцию реформирования системы детских домов и интернатов. Обещают, что приоритет будет отдан семейному воспитанию. Говорят, что уже сейчас многое подготовлено для разукрупнения детских домов и передачи детей в семьи, – дело, мол, только за финансами. Но усыновить ребенка, установить опекунство – далеко не такое простое дело, как кажется, и оно традиционно связано с невероятной и унизительной бюрократической волокитой. Надежда Павлова припомнила, как их организация вызволяла из детского дома ребенка, определенного туда по заявлению мамы после развода, тогда как отец души в нем не чаял. А Любовь Кушнир привела данные последней проверки прокуратуры: за последние три года в России построено 129 новых детских домов! “Колоссальные суммы потрачены на строительство этих “складов”! Содержание ребенка в семье обходится в несколько раз дешевле... Объясните мне, почему такие деньги тратятся на детские дома?” – горячилась она.
Голос из зала: “На самом деле они еще хуже, чем склады...” К детскому дому № 19 это определение неприменимо. Строго говоря, детей в нем почти нет. Он был создан как детский дом нового типа, по английской фостеровской системе, в основе которой лежит концепция “патронарной семьи”. Из семидесяти шести детей детдома семьдесят сейчас живут в таких семьях.
Выглядит это так. Ребенок поступает в детский дом, живет там, проходит курс реабилитации. В это время социальные работники ищут для него семью воспитателей. “У нас не ребенок для патронарной семьи, а патронарная семья для ребенка”, – рассказывает юрист детского дома № 19 Марианна Тимофеева. Детям и потенциальным воспитателям рассказывают друг о друге, затем происходит знакомство, начинаются встречи.
Семьи, желающие взять ребенка на воспитание, проходят жесточайший тренинг – розовых картинок им не рисуют; многие, особенно пришедшие с туманной идеей “взять голубоглазую девочку с золотыми волосами и бантиком”, отсеиваются.
Когда ребенка берут в семью, его патронарные воспитатели становятся сотрудниками детского дома, им выплачивается зарплата и пособие, они могут обращаться за помощью к врачам и воспитателям детдома. За каждым детдомовцем закреплен социальный работник – обычно на одного работника приходится несколько семей, – и каждые полгода ребенок проходит консилиум, на котором исследуется семья, состояние здоровья ребенка и уровень его развития.

“Круглый стол” прошел бурно. Уговаривали – не спорить, не горячиться, быть дипломатичнее. И действительно: что горячиться? Те, кто работал, возвращаются к себе и продолжают делать свое дело. В том же самом вакууме государственного равнодушия.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"