Билет до Сицилии
О человеке, открывшем элементарную
частицу свободы
Каким я должен быть? Иными словами, какие
особенные черты я должен развивать в себе, чтобы
сохранить свое “я”? И наоборот: каковы приметы
чужого, который давно поселился во мне и пробует
одну за другой несколько ворованных масок?
Вечером 25 марта 1938 года 31-летний итальянский
физик Эторе Майорана сел в Неаполе на почтовое
судно, направлявшееся в Палермо на Сицилию. Он
сдал свой билет на контроль и, непринужденно
беседуя со знакомой медсестрой, поднялся в
ресторан. Перед отплытием он написал два письма.
Первое, которое он оставил в своем номере в
гостинице, было адресовано родным. В нем он
обращался к ним с просьбой: “У меня только одно
желание – чтобы вы не одевались из-за меня в
черное. Если захотите соблюсти принятые обычаи,
то носите любой другой знак траура, но не больше
трех дней. После этого можете носить память обо
мне в своем сердце и, если вы на это способны,
простить меня”.
Второе письмо, посланное по почте, казалось,
подтверждало, что Майорана решил покончить с
собой. Оно было адресовано директору физического
института Неапольского университета, где
молодой ученый с января преподавал. “Я принял
решение, которое было неизбежно. В нем нет ни
капли эгоизма, и в то же время я прекрасно
понимаю, что данное исчезновение доставит
неудобство и вам, и студентам. Поэтому я прошу вас
меня простить – прежде всего за то, что пренебрег
вашим доверием, искренней дружбой и добротой”.
Прежде чем директор института Антонио Карелли
успел получить это письмо, из Палермо пришла
телеграмма. В ней Майорана просил не обращать
внимание на письмо, отправленное из Неаполя. За
телеграммой последовало второе письмо,
датированное 26 марта и также посланное из
Палермо. “Дорогой Карелли, море не приняло меня.
Завтра я возвращаюсь в гостиницу “Болонья”.
Однако я намерен оставить преподавание. Если вам
интересны подробности – я к вашим услугам”.
Но ни Карелли, ни родные никогда его больше не
видели.
Каждый человек между 20 и 30 годами (хотя этот
промежуток весьма условный. А поскольку все
частицы не только образуются, но и расщепляются,
их движение вполне может располагаться и в
обратном порядке) должен ответить на вопрос: кто
я такой?
Эторе родился 5 августа 1906 года в Катании на
Сицилии. Уже в четырехлетнем возрасте он быстро
решал в голове сложные математические задачи. В
годы учебы этот талант будет часто удивлять и
ставить в тупик окружающих. Приметы вундеркинда
не мешали ему оставаться веселым и непослушным
ребенком. Сначала его учили дома, потом отправили
в иезуитскую школу в Риме. Осенью 1923 года он
поступил в технический колледж. Вскоре старший
брат убедил его заняться физикой, и в 1928 году
Майорана перевелся в Институт теоретической
физики, которым в то время руководил Энрико
Ферми. Лауреат Нобелевской премии не скрывал
своего восхищения новым учеником. Его
стремительное вторжение в науку Ферми сравнивал
с открытиями Галилея и Ньютона. Год спустя
Майорана получил докторскую степень с отличием и
продолжил практику в Лейпциге. Германия в то
время дышала политическими переменами. Молодая
наука развивалась под зорким присмотром власти,
и власть во всем благоволила ей. Для Майораны
были созданы идеальные условия для научных
разработок в области атомной физики. Но тому,
видимо, не хотелось торопиться. Чем можно
объяснить сравнительно малое количество научных
трудов, выпущенных за четыре года, проведенных в
Германии, – всего восемь. Еще один лауреат
Нобелевской премии, Вернер Гейзенберг, все время
убеждал молодого итальянца побыстрее
публиковать свои работы, но Майорана все реже
прислушивался к советам коллег. Ему прощали эту
медлительность, полагая, что никто, кроме него, не
изобретет связку новых суждений. Его называли
Великий Инквизитор, поскольку, оценивая работы
коллег, он был беспощаден и безошибочен. Но тот,
чьи безупречные математические данные не раз
ставили в тупик законы замкнутой науки, однажды
просчитался. Хотя из живущих с ним рядом этого не
заметил никто.
Я почти засыпал, сидя за столом зимними вечерами.
И однажды бдительность исчезла, не осталось
никакой осторожности, и образовавшаяся в
сознании брешь стала разрастаться. “Завтра”
напало на меня. Я всегда уверял себя, что это
понятие будущего и оно наступит в срок. Но почти
безоговорочно я стал тем, кем, вероятно, был в
прошлой жизни – наблюдателем темноты. Хотя и не
оторвался от круга, в котором вырастают из
подмастерьев в мастера.
Дальнейшие события уже не поддавались
математической логике.
Осенью 1933 года Майорана вернулся в Рим. Молодой
ученый заболел острым гастритом. Он явно страдал
от нервного истощения, и в короткое время его
характер изменился. С родными он стал резок и
прекратил навещать мать. Все реже появлялся в
институте, а вскоре совсем перестал выходить из
дома. Так многообещающий ученый превратился в
затворника. Он не общался с друзьями. Но в 1937 году
он прервал четырехлетнее молчание и опубликовал
статью, которая оказалась его последним научным
трудом. Майорана подал заявление на должность
профессора физики. В ноябре он стал профессором
теоретической физики Неапольского университета.
Но лекции Майораны посещались плохо, большинство
студентов были просто не в состоянии понять то,
что он пытался им объяснить. Потребность в
настоящем иссякла. Видимо, ничего в этом времени
его уже не удерживало.
22 января 1938 года он попросил брата перевести в
Неаполь все его деньги, хранившиеся в римском
банке. В марте он потребовал выдать ему сразу всю
зарплату, накопившуюся за несколько месяцев
работы. Взяв с собой паспорт и деньги, 25 марта он
исчез навсегда.
Семья Майораны поместила объявление о его
исчезновении с фотографией Эторе. В июле пришел
ответ. Настоятель монастыря Джезу Нуово в
Неаполе сообщал, что похожий молодой человек
приходил к нему в конце марта или начале апреля с
просьбой принять его в монастыре в качестве
гостя. Увидев, что настоятель не решается
удовлетворить его просьбу, молодой человек ушел
и больше не возвращался... Но что можно объяснить,
когда выход диктует не логика, не ситуация и даже
не судьба, а нечто противоположное?
По сведениям пароходной компании, билет Майораны
странным образом был потерян. В то же время
молодая медсестра, хорошо знавшая молодого
ученого, настаивала на том, что видела его в
Неаполе после возвращения парохода 26 марта.
Последний след Эторе Майораны ведет в Южную
Америку. В 1960 году чилийский физик Карлос Ривера
в гостиничном номере ресторана в Буэнос-Айресе
рассеянно писал на салфетке математические
формулы. К нему подошел официант и сказал, что
знает человека, который так же, как и он, рисовал
формулы на салфетках, когда заходил в этот
ресторан прошлой осенью. Его зовут Эторе
Майорана. Но официант не знал адреса посетителя и
больше ничего не мог к этому добавить.
А еще через десять лет вдова гватемальского
писателя Мигеля Анхеля Астуриаса, приехав в
Италию, рассказала, что встречалась с
итальянским физиком в доме сестер Манцоли.
Однако в ответ на просьбу помочь отыскать
аргентинский след Майораны госпожа Астуриас
отказалась отвечать на какие-либо вопросы...
Все эти факты – лишь эпизоды для детективного
романа итальянского писателя Леонарда Шаши. По
его версии, Эторе Майорана испугался собственных
расчетов, предвидя последствия создания
атомного оружия. Но, по мнению современников
Эторе, это неубедительный повод. Вряд ли разгадка
в этом. Как скажет через несколько лет Энрико
Ферми, если Эторе Майорана захотел исчезнуть, с
его умом ничто не могло помешать ему это сделать.
Говорят, что любая вещь однажды может выйти за
пределы своей сути. Если применить к этому основы
теории относительности или правила любой
шахматной партии. Представим, что жизнь – всего
лишь набор из миллионов комбинаций,
осуществлению которых мешает время. И подождем.
Ни одна открытая истина в этом мире никуда не
исчезает. И если кто-то для чего-то уходит не
попрощавшись, он обязательно должен вернуться.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|