Закон собственной двери

и другие универсальные правила жизни современного полиса

Мы все тяжко и по-разному учим азы экономики, азбуку менеджеризма. Резко выросла мобильность: сегодня человек издает книжки, завтра это становится невыгодным – он в Италии покупает наклейки на тетрадки. Все, что страна проходила сто лет назад (и, надо признать, не была слишком хорошей ученицей), сейчас мы проходим гораздо быстрее. В азбуке муниципальной и градостроительной политики есть свои универсальные законы, которые неплохо иметь в виду в этом нашем беге на очень длинную историческую дистанцию.
Есть бесконечно важный закон современной городской жизни: общение вынесено из дома в публичное пространство – кафе, ресторан, клуб. Наши маленькие квартиры непригодны для этой цели. Это, как у нас часто бывает, образ жизни дворян на щепотке крупнопанельных квадратных метров. Пока погоня за сверхприбылью приводит к городским парадоксам: изобилие бесконечно дорогих ресторанов, которые дерутся друг с другом за богатых клиентов, а молодежи и людям среднего достатка собираться практически негде. Огромное поле деятельности, и рано или поздно возникнут доступные клубы, дешевые кафешки. Появились “русские бистро” – не так чтобы совсем дешево, но все же можно съесть пирожок и чем-нибудь запить за какие-то человеческие деньги. Это уже, я считаю, большой сдвиг.

В пределах местного сообщества (в Соединенных Штатах) гражданин может прийти к выводу, что какая-то потребность не находит удовлетворения. Что же он тогда делает? Он переходит через улицу и обсуждает проблему с соседом. Что же происходит тогда? Возникает комиссия, деятельность которой нацелена на решение именно этой проблемы. Все это осуществляется частными лицами по их собственной инициативе.

Алексис де Токвиль.
Демократия в Америке

А самый универсальный закон современного города (хотя пока он у нас не работает) таков: он не строит свою экономику на производстве. Во всем мире города сбрасывают производственную среду, ставшую в этом своем качестве ненужной, под какую-нибудь культурно-клубную деятельность, под интеллигентские глупости. В основном за счет самих активистов, но при поддержке федеральной, муниципальной, третьего сектора – всяких фондов. Это превратило огромные промышленные пустыри внутри старого города в живые культурные очаги. Такого у нас пока даже в сознании нет.
Промышленность из старых городов бежит сама – ее никто там не поддерживает, ей нечего там делать. Прекрасный пример – Детройт, в котором стоит памятник программе развития города. Больше 25 лет назад была принята эта программа выдергивания себя за волосы из полного развала и обреченности. Был наш советский город – рабочий, инженерный, весь вокруг своих заводов. Это все рухнуло: неэффективно, дешевле купить японские автомобили. Муниципалитет привлек консультантов, и стали вместе анализировать, что происходит. Утекают налогоплательщики, утекают все, кто мог бы город двигать. Значит, надо создать некую привлекательность именно для этих людей.
Началась мощная программа превращения индустриальных площадей в культурные центры. Фестивали, выставки, конкурсы, конференции и всякая как бы непроизводительная деятельность. Ходили по штабам корпораций, в глаза заглядывали, уговаривали каждого в отдельности – любой ценой разбудить хоть какую-нибудь жизнь. Удалось, закрутилось. Одновременно стали полностью перевооружать технокомплекс на высокие технологии с опорой на интеллектуальный потенциал научных институтов, которые раньше обслуживали производство (вроде наших отраслевых НИИ).
Я знаком с одним участником той программы, который сейчас, между прочим, занят в двух крупных городах тем же самым, в городах, которые нам со стороны кажутся вполне благополучными, – в Вене, например. Потому что Вена теряет кровь, превращается в “bon-bon и Моцарт”. Из ремесел выдавливается бижутерия, оптика, музыкальные инструменты – в других местах все это делают лучше и дешевле. Короче говоря, старые города теряют энергию. Время от времени это происходит со всеми. Но теперь профессионалы могут помочь городу выжить.

Города всегда или меняются, или впадают в застой. Однако отличительным признаком цивилизации является то, как именно они изменяются, как права собственности приводятся в равновесие с менее предметным общественным интересом.

Билл Майерс, комментатор американского ТВ

Старый, всем известный в основном по художнику Вермееру город Дельфт впал в тоску: кроме университета, который тоже жил скорее плохо, чем хорошо, все разваливалось. Дельфт сумел себя вытянуть на своей слабости: город стоит на очень плохих грунтах – он создал всемирный центр по работе со слабыми грунтами. Конгрессы, конференции, семинары, обучение. Приезжий покупает, ест, ночует. Главное, чтобы ночевали, девиз сегодня – не туризм, а туризм с ночевкой, только он дает городу деньги, а не отнимает их. Мотор заработал, начал гнать кровь.
И еще на чем Дельфт вернул себе благосостояние – это надо ж было такое придумать! – на обучении французской кухне поваров из Юго-Восточной Азии. Французы не догадались, а голландцы догадались, создали такой учебный центр, пригласили французских преподавателей, а теперь вся Юго-Восточная Азия учится у них готовить по-французски. Как бы анекдот, но очень серьезный.
Слегка утрируя, можно сказать, что происходит возврат к средневековой технологической культуре: промышленность – за городом, где и земли дешевле, и условия благоприятнее. Мануфактуры и у нас, и в Европе были вне города.
У нас пока нет никакой серьезной политики, государственной или муниципальной, в этом направлении, но жизнь идет...
А самый первый из непреложных законов городского существования – закон жизнеспособности жилой части городской Среды. Самый жизнеспособный – какой-нибудь Мышкин, город с усадебной застройкой. Он несокрушим, он может только погореть и заново отстроиться. Колодец есть? Вода есть. Крыша есть? Прохудится – я сам ее починю. Плохо ли, хорошо ли, но починю. Город из усадеб устойчив, он требует минимума средств на поддержание.
На другом полюсе стоит дорогая усадьба – тот же Мышкин, только для богатых. И еще то, что называется кондоминиумом: многоэтажный дом с эффективной системой охраны и обслуживания для богатых людей, предпочитающих городской образ жизни.
Мы настроили дорогие кондоминиумы и выдаем их за якобы дешевое муниципальное жилье. Соответственно: лифтовое хозяйство безумно дорого само по себе, в содержании, в потреблении энергии; подъезды – безумно дорого, потому что вандализм, тепло выдувает, энергии на отопление и освещение идет много. Крыши безумно дорого содержать и чинить, потому что они высоко, нужно специальное оборудование. Если все это суммировать, мы получим самое дорогое в мире жилье. После глупостей шестидесятых годов, когда повсюду увлекались таким строительством, от этого отказались, никто больше так не строит – по холодному социальному и экономическому разумению.
Этот градостроительный принцип сформулировали как социальный закон в гениальном городе Торонто: в муниципальных домах каждое жилище должно иметь свой вход с улицы. Высота дома этим уже ограничена максимум пятью этажами: двухэтажная, а над ней трехэтажная квартира. Появилась самостоятельная дверь – исчез подъезд; на 40% упала мелкая преступность, потому что подъезд – ее главная арена. На 30% упали потери от вандализма. Более тонкие социальные последствия: уже давно зафиксировано, что в таких условиях жизни растет чувство собственного достоинства, тяготение к образованию, квалификации и тому подобное. Такой вот “закон собственной двери”.
На самом деле – классический английский дом. Лучшего способа совместного проживания в городе не существует. Вы можете сказать мне о нью-йоркских небоскребах: так это очень дорогое жилье, там квартиры не для бедных. И между прочим, в любом из небоскребов только один подъезд, со швейцарами – мы же о своей безопасности вообще не думаем.
Вот теперь, когда прошло время и пятиэтажки свое отслужили, мы можем сказать, что лучшее в районе хрущоб. Что худшее – все знают. А что лучшее? Сама их пятиэтажность.
Новые высотки на их месте – опять лоббизм строительного комплекса. Экономия места? Но 17-этажные дома надо ставить шире, чтобы со всех сторон было какое-то пространство, и такая расстановка съест значительную часть якобы выигранной площади. Насосные станции надо менять. Электростанции надо менять. И трубы к ним надо менять. А ведь делаем вид, что строим на старом, на том же самом – неправда, это невозможно. Так что мы теряем все преимущества пятиэтажности и получаем очень дорогое низкокомфортное жилье.
Противодействовать этому начнут только тогда, когда поймут, что происходит и людей охватит конструктивное отчаяние. Во всем мире так происходит, именно и только так. Что было в каком-нибудь Манчестере или Бруклине, теперь будет у нас. И везде выход обнаруживался. Когда энергичная часть людей в отчаянии начинала действовать – лоббировать какие-то решения, делать что-то сама.
Хотя у нас, конечно, сам тип застройки отнюдь не способствует каким-то формам самоорганизации и самодеятельности: сообщество из двухсот семидесяти пяти квартировладельцев – вещь почти невозможная...

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"