Имя волхва

Темная сторона мира не настолько темна и безнадежна, как кажется вначале: в этой части света люди были бы бессмертны, если бы не война

“1. Лекция о животных.
Сегодня вы узнаете об интересных животных – о леопарде, о льве, о медведях и еще о белках. Эти животные самые великие, потому что они умные и опасные. Лев умный, потому что ловит оленей, кроликов и кабанов. Леопарды великие и умные, потому что они тоже ловят кроликов и кабанов. Медведи великие, потому что они иногда едят людей. А белки велики тем, что они трудятся, запасают шишки, и ягоды, и смородину, и землянику.
2. Лекция про птиц.
Сегодня вы узнаете про интересных птиц. Они очень умные, особенно чайки, дятлы и синички. Чайки умные, потому что они очень красивые. У них грудки желтые. Дятлы умные, потому что они спасают деревья. Синички умные, потому что они летают красиво, у них крылья желто-синие, они строят гнезда на кончиках веток – там у них яйца. Когда у них нет гнезда, самцы строят гнезда. Тогда самки приносят своим семьям корм.
3. Лекция про убийство.
Учитесь и слушайте. Люди умирают, потому что их убивают. Убивают убийцы. Люди смотрят кино про убийства и учатся. Будьте осторожны, когда идете там, где пустое место. Если ночью идете, посмотрите по сторонам, нет ли кого. Иначе вас схватят и утащат куда-нибудь, будут угрожать и мучить, чтоб вы сказали что-нибудь, что им не понравится.
Это может быть кто-то даже из ваших знакомых.
4. Лекция про войну.
Как вы знаете, война длилась очень долго.
Как вы знаете, на войне убивали людей и много домов разрушили.
Как вы знаете, на войне очень многие люди погибли.
Люди воевали до тех пор, пока кто-нибудь не выигрывал войну.
Я тоже воевала и победила.
Это писала Папян Тереза, когда была в 1 классе”.

Даже войны современное человечество ведет в стиле барокко – локальные и настолько затяжные, что никто уже не может разобрать, из-за чего воюют.

Мир перестает быть понятным и вновь погружается в сумерки тайны. В архитектуре торжествует эклектика, литература составляется из цитат, искусство создает не прекрасное, а прежде всего диковинное.

Еще одно безусловное сходство нашей эпохи с эпохой барокко – особый взгляд, направленный в ночное небо в поисках тайных знаков и знамений. Миллионы глаз, поднятых вверх, смотрели на трагический театр светил сквозь закопченные стекла в 1999 году точно так же, как, например, в 1618-м – безо всяких стекол. Слова при этом говорили примерно одни и те же: “В наше время, когда толкуют, что близится конец света...”

Впрочем, простота современных масс-медиа и какой-нибудь “книжонки для народа” четырехвековой давности не рассчитаны на наивное восприятие. Человек нашего времени и человек эпохи барокко – обитатели чрезмерно сложного мира, в котором и наивность, и простота – лишь приемы, указывающие на то, что вся правда не поддается описанию, потому как неизмеримо больше человеческого разума.

Добровольный отказ от претензий на всезнание приводит к тому, что слова “истина” и “смысл” существуют во множественном числе, а простые и понятные схемы мироустройства заменяются на ребусы и головоломки. “Мне всегда больше нравилось блуждать по закоулкам, чем смотреть со стороны, как выглядит целое”, – признался в одном из интервью Уильям Гибсон. Вероятно, есть времена, когда блуждание по закоулкам из мучительного испытания превращается в наслаждение, и на этом основана наша попытка сопоставления.

Когда друзья дали мне полистать «тетрадь про лекции» маленькой девочки, приехавшей несколько лет назад вместе с родителями из мест, опасно близких к тем, которые принято называть горячими точками, и я поняла, что обязательно об этих лекциях напишу, вспомнился роман о Симплициссимусе.

Эта знаменитая народная книга XVII столетия и своей формой, и всем своим литературным существованием напоминает современные сериалы, построенные по принципу “бесконечная история” – каждая главка, оставаясь частью целого, представляет собой законченный сюжет, к ней, как вагончик, прицепляется следующая, потом еще и еще, так что длинный состав “Симплициссимуса” в конце концов оставил на промежуточной станции своего автора, человека по имени Ганс Якоб Кристоф фон Гриммельсгаузен, и благополучно отправился дальше: роман дописывался по мере того, как читателю хотелось новых приключений героя. Тогда появлялись очередные продолжения – “симплицианские календари”, “Лже-симплициссимусы” – и воскресали мертвые, находились потерянные, вспоминались давно забытые, то есть происходили те же несуразности, каких полно в любом сериале.

Сюжеты романа и продолжений узнаваемы: тайна происхождения, разлученные влюбленные, обман и разоблачение, война, путешествия, сны. Но для сегодняшнего читателя, носителя опыта нашего времени, история Симплициссимуса не просто книга о ребенке, выросшем на, как бы мы сказали сейчас, локальной войне, – роман рассказывает о человеке, заброшенном в мир.

Жизнь – густонаселенная пустыня. Такое особое видение жизни было общим для всей литературы барокко и вовсе не предполагало уныния. Бессмысленно жаловаться на дождь, ветер, падающие звезды. Один на один стояние человека и мира – космическая закономерность, формирующая мироздание. Знаменитая строчка Андреаса Грифиуса, старшего современника романа о Симплициссимусе и его автора, “Где были звери и птицы, теперь грустит одиночество” – кажется одним из самых емких и впечатляющих описаний конца времен, а на самом деле описывает вечер. Вечерние сумерки приравниваются к Апокалипсису, утро – к Творению. В этом космосе творимых и терпящих крушение миров человек обречен на странствие. Пока не устанет.

Вместо ожидаемого портрета рассказчика на фронтисписе изданий XVII века изображалось некое чудище с человечьим лицом, рыбьим хвостом, ослиными ушами, птичьими крыльями и козлиными рожками, держащее в руках развернутую книжку с картинками. Несуществующее животное, совмещающее в себе черты многих существующих видов, – знак каждого и никого в отдельности. Забавная картинка подсказывала, что существо по имени Симплиций – каждый из нас...

“Вставай, малец, я дам тебе поесть и укажу тебе путь из лесу, чтобы ты вышел к людям и до ночи пришел в ближайшую деревню”, – говорит герою отшельник в самом начале и слышит в ответ: “А что за штука такая – люди и деревня?

– Неужто ты никогда не бывал в деревне и даже не ведаешь о том, что такое люди?.. ”

Мальчик убежал из разграбленной наемниками деревни, где жил вместе со своими приемными родителями. Но отсутствие чего-либо иного рядом избавляло от необходимости называть деревню деревней. Мальчик видел быков, но никогда не видел лошадь, поэтому описывает всадников по-своему: ”Пришли такие дюжие, железные, сидели на таких штуках, больших, как быки, но без рогов...”

В разрыве между языком и миром исчезает и “я” героя. “Как зовут тебя?” – спрашивает отшельник. “Меня зовут мальчик”. Здесь и появляется вместо имени прозвище: “Ты совсем невинный простак, когда не знаешь ни имени родителей, ни своего”. По-латыни “простак” – simplitius. Правда, в ответ ребенок замечает: “Да ведь и ты их тоже не знаешь”, – не ведая, какую правду сообщил мимоходом: отшельнику так и не дано будет узнать, что перед ним стоит его собственный сын.

Маленький Симплиций, сказали бы мы сейчас, – носитель экстремального опыта. Он увидел и пережил то, что часто не под силу вынести и взрослому человеку. Но на какое-то время то, что жестокость, война, смерть и насилие не названы по имени, ограждает его от удара: он живет в реальности войны, но не знает, что это война, потому что понятия не имеет о мирной жизни. Постепенное наречение имен происходит вдали от мира, как будто дистанция необходима, чтобы навести мосты над пропастью в сознании маленького человечка. И здесь конечно же появляется Книга: “Когда увидел я отшельника за чтением Библии, то никак не мог вообразить себе, с кем же он ведет такую тайную и, по моему рассуждению, весьма важную беседу”.

Зачаровывают его конечно же не буквы, а нарисованные воины, с которыми ребенок тоже начинает разговаривать, постепенно узнавая горькую истину своей прошлой жизни.

Нарисованное оказывается реальнее самой жизни. Опыт ничего не рассказывает и не объясняет о самом себе. А потому обучение чтению и рассказы отшельника о сюжетах Писания превосходят по важности все, что маленький Симплиций увидел и еще увидит в жизни. Время, проведенное вдали от жизни, нужно для того, чтобы накопить запас имен и потом постепенно присваивать их миру. Долгое странствие Симплиция завершится только тогда, когда этот запас закончится и герою останется только сказать: “Прощай, мир!”.

Что такое “лекции” Терезы Папян, если не игра в называние мира по имени? Этот мир имеет две стороны: светлую, где живут животные и птицы, и темную, где располагается мир людей, где убийство и война. На светлой стороне красота и ум сливаются в нерасторжимое, как у древних греков, единство. Темная сторона не настолько темна и безнадежна, как кажется вначале: в этой части света люди были бы бессмертны, если бы их не убивали. Она страшна другим – постоянной возможностью предательства. Убийцей может оказаться “даже кто-то из ваших знакомых”. Поэтому лучше не ходить по пустынным местам.

Тридцатилетней войны, о событиях которой повествует “Симплициссимус”, хватило на то, чтобы на ней выросло, повзрослело и состарилось целое поколение. К нему принадлежали автор романа и его герой. Девочка Тереза конечно же не воевала в буквальном смысле. Она слышала о войне из обыденных разговоров взрослых. Как правило, вырастая, дети забывают этот звуковой “фон”, но память все же прорвалась недетским знанием о том, как убийца превращает жертву в своего врага, чтобы было чем оправдать убийство: “Будут угрожать и мучить, чтобы вы сказали что-нибудь, что им не понравится”. Тереза рассказала, какой “весь мир” обрушивается на маленького человека, знающего, что такое война. Хорошее и плохое соотносятся в нем как два к двум, находятся в состоянии зыбкого равновесия. Такое мужественное знание – действительно трофей, принесенный со своей собственной войны.

“Прощай, мир! Ибо ты пленяешь нас и никогда не отпускаешь на волю; ты вяжешь нас и не развязываешь, ты огорчаешь без утешения, ты грабишь и не отдаешь обратно; ты обвиняешь без причины, ты осуждаешь, не выслушав сторон, и так ты убиваешь нас без приговора и погребаешь без смерти!..” Эту прощальную речь произносит взрослый Симплиций, прежде чем вернуться к тому, с чего начал в детстве, – к жизни отшельника. Но как похоже его описание мира на “лекции” Терезы, где на всякое проявление величия, ума и красоты находится “ответ” в виде убийства, коварства, предательства.

И все-таки последняя “лекция” заканчивается словами о победе. “Я тоже воевала и победила”. Эта строчка как будто нарушает равновесие добрых и злых сил в пользу первых. За это, вероятно, и “Затейливый Симплициссимус” превратился в народную книгу в свою эпоху. Потому что скорбным “Прощай, мир!” заканчивается пятая книга, но за ней идет шестая, полная невероятных приключений.

В толстом томе “Симплициссимуса” есть все – грязь, боль, тоска, разочарование, но отчаяния нет, какие бы испытания ни приходилось переживать герою.

В лабиринте, по общему ощущению, меньше пространства для отчаяния. Каждого “простеца” за поворотом могут ожидать не только земли, где живут великие животные, и не только небеса, где летают красивые и умные птицы, но и темные, пустынные места, где обитают убийство и война. История Симплициссимуса – это история обретения имени – долгий путь от полной безымянности и прозвища Простак к имени библейского волхва – Мельхиор.

В свое путешествие по закоулкам мира-лабиринта человек отправлялся и отправляется, вооружившись детской бесхитростностью и недетским знанием о зле. Это одна из возможностей победить.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"