Мы Оксбриджей не кончали...

Страна под властью высшего усредненного образования

Элиты появились на развале сословного иерархического общества вместе с появлением “массы”. То есть это две стороны одной медали, имя которой – массовое общество.

Современные элиты и возникновением, и существованием своим обязаны в первую очередь европейским университетам нового типа, утверждает Лев Гудков в очередном бюллетене “Мониторинг общественного мнения”. И действительно: кроме того, что любой такой университет обучает студентов (то есть транслирует культуру и знания) и проводит научные исследования, он же еще вдобавок занимается производством или трансформацией социальной структуры “путем направленного формирования элиты и поддерживающих ее групп”. Кто попадет, например, в политическую элиту США, Франции, Германии, минуя университет? Об Англии уж и говорить нечего, Оксфорд и Кембридж в принципе аристократичны и давным-давно работают на воспроизведение полузакрытого высшего слоя – между прочим, далеко не только своей страны. А один из первых в Европе современных университетов, Геттинген, начал с осуществления немыслимого культурного проекта: в ХVIII–ХIХ веках этот университет создавал национальную культурную элиту для еще не существующего национального сообщества – «до объединения Германии было еще достаточно далеко, не было ни единого языка, ни политико-правовой системы (государства), ни общей национальной культуры, интегрируемой идеей “классики”...»

Университетская свобода состояла не только в значительной независимости от властей, включая полицию; она предусматривала и право студентов на выбор разных курсов и профессоров, и личностные отношения с преподавателями, нагрузка которых позволяла им следить за профессиональной литературой и предполагала обязательное постоянное обновление лекционных курсов.

В пятидесятые годы появились огромные университеты-конвейеры, фабрики, изготавливающие массовый продукт – средний класс, основу современного западного общества. Но оставались и остались до сих пор элитарные университеты, при всей своей величине сохранившие черты ювелирных мастерских для изготовления штучного товара; при любой безработице их диплом обеспечивал своему владельцу высокий старт. Не зря рейтинг университетов Англии, США, Франции известен всему миру...

Еще важнее другое: любой университет, который занят воспроизведением среднего класса, обладает определенными родовыми чертами: свобода выбора предметов и преподавателей, близость к научным исследованиям, которые ведутся тут же, нацеленность всей университетской системы на выработку навыков самостоятельной интеллектуальной работы. Университетское обучение стоит дорого, и хотя в США, например, практически это доступно каждому благодаря развитой системе штатской, федеральной или частной помощи и льготным кредитам, все-таки надо высоко ценить университетский диплом и очень хотеть приобрести право на него, чтобы идти на это. Платное обучение дает университетам очень заинтересованных студентов и независимость от государства.

Если все это принять за определяющие черты европейской модели современного университета, следует признать, что в нашей стране университетов в этом смысле практически никогда не было (возможно, не считая краткого периода первых десятилетий нашего века); тем более их не было и не могло быть при советской власти; нет их в полном значении этого понятия и сейчас.

Социально-антропологический проект большевиков система высшего образования выполняет до сих пор, воспроизводя не новых людей для нового общества, а все тот же тип советского человека с высшим образованием, по злому, но меткому определению Александра Исаевича Солженицына, “образованцев”.

Собственно, большевиками в создании и осуществлении этого проекта руководили не столько высокие идеалы социализма и коммунизма, сколько злоба дня, требовавшая для сохранения власти в разоренной войной, революцией, еще одной войной стране новых, преданных этой власти специалистов, и в огромном количестве. Без индустриализации невозможно было бы до зубов вооружить самым современным оружием передовой отряд мировой революции, позже – окруженный со всех сторон врагами остров социалистического строительства. Поэтому в структуре высшего образования решительно преобладали инженеры и педагоги, что, по мнению Льва Гудкова, “соответствует крайне ненормальному состоянию общества, пережившего социальную катастрофу, потерявшего свои традиционные репродуктивные институты и промышленную основу”. Однако, как оказалось, нет ничего долговечнее структур, сложившихся на время прорыва: и в семидесятые, и в восьмидесятые годы, когда весь развитый мир ушел от индустриализма, пережив революцию сферы обслуживания и революцию компьютеризации, мы по-прежнему, как после катастрофы, готовили прежде всего и более всего инженеров и педагогов (в то время как число изучающих инженерно-технические специальности в США и Европе никогда не превосходило число изучающих социально-экономические и гуманитарные, а в Великобритании еще и естественные науки, у нас число будущих инженеров на всем протяжении советской власти и до сих пор решительно и с большим отрывом опережает все остальные группы студентов; следующая группа, тоже с удивительным постоянством занимающая вторую строку списка, – будущие педагоги).

Государственными мужами на Западе становились люди, получившие образование юристов, экономистов, управленцев, историков, политологов и философов; у нас государственными мужами становились инженеры, на курсах повышения квалификации прослушавшие дополнительные лекции по марксизму-ленинизму.

Современный российский университет – буржуазный по форме, социалистический по содержанию: как и повсюду, здесь есть студенты и преподаватели, много разных факультетов, есть даже призрак академической автономии (начальство избирается коллегами лишь по рекомендации вышестоящих инстанций, каковыми рекомендациями якобы можно и пренебречь) и призрак науки (на “вузовский сектор науки” в начале девяностых приходилось не более 4–5% научных работников России).

На самом же деле это обычное советское учреждение: бюрократическое, жестко иерархизированное, работающее на цели, которые формируются вне его стен, “в высших сферах”, не допускающее критики своей бюрократической верхушки, не зависящее ни от требований рынка труда, ни от предпочтений студентов. “Отсутствие правил контроля над бюрократической пирамидой и смены ее управляющей верхушки неизбежно ведет к рутинизации преподавания и его общей провинциализации” (Лев Гудков).

Студенты советских (теперь российских) вузов мало чем отличаются от школьников: они не могут выбирать ни предметы для изучения, ни преподавателей, не могут даже “голосовать ногами” против плохих лекторов. Они находятся под постоянным дисциплинарным контролем и в состоянии чрезвычайной мобилизации во время сессий: они не учатся, а “сдают”. Резкое преобладание лекционных курсов над семинарскими занятиями определяет главное в учебе: усвоение знаний, а не приобретение навыков самостоятельной интеллектуальной работы.

Разумеется, есть вузы лучше и есть хуже; у нас есть свои элитарные вузы, воспроизводящие советскую культурную и научную элиту. В конце концов многое и у нас, как и на Западе, зависит от самого человека; некоторым удается подняться на мировой уровень достижений в своей области. Но там, где система государственного высшего образования, сходная с нашей (Италия), соседствует с современными европейскими университетами, преимущество последних давно и неоспоримо признано самым объективным ценителем – рынком рабочей силы, на котором диплом частного университета обеспечивает хорошее начало карьеры при любой безработице.

Приходится признать общий кризис советской системы высшего образования – сегодня его не признают только работники самой системы, все свои проблемы сводящие к недостатку государственного финансирования и не предлагающие никаких серьезных содержательных перемен. И вместе с ним – кризис системы создания подлинной элиты общества, в том числе и той ее части, что обеспечивает принятие государственных решений. Благодаря “базовым характеристикам структуры образованного слоя на все советское время и даже позднее” “ключевые позиции управления занимали те, кто обладал низким уровнем культуры и профессиональной квалификации, провинциалы в социокультурном смысле”.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"