Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №76/1999

Архив
Александр ПАНФИЛОВ

Бодрая мелодия для песенки про катастрофу

Почему в споре, кто в семье главный воспитатель, родители всегда проигрывают телевизору?

Видит Бог, я с этим боролся. Но бороться стал не сразу. Поначалу было даже забавно. Научившись складывать слова в предложения, он принялся сочинять песни. Мелодия всякий раз была бодрой. Содержание – устрашающим. “По Москве идут солдаты, – громко пел он, маршируя по комнате. – И танки тоже идут. И с неба падают бомбы. И дома все стоят разрушенные. А солдаты идут и идут. А солдаты стреляют из пистолетов...” И так далее. Песня была бесконечной. Ужас нагнетался. Но ужас был бутафорским и оттого смешным.

Потом я заволновался. Меня обеспокоило направление его мыслей. Не только дома стояли разрушенными. Сходили с рельсов поезда его игрушечной железной дороги. Падали со страшным грохотом пластмассовые самолеты. Врезались друг в друга машины.

– Папа! – бежал он ко мне с листом бумаги в руке. – Смотри, что я нарисовал!

А я бы мог и не смотреть. Я знал заранее, что он нарисовал. Там снова были вздыбленные рельсы, взрывы, падающие самолеты. На бумаге Мишка создавал образ. Образ своих игр. Которые сами были образом – образом его мысли.

– Послушай, – говорил я ему. – Люди делают машины, чтобы машины их возили. И поезда тоже. И самолеты. А авария – это исключение. Это значит, что мы, люди, что-то не додумали. Аварий вообще не должно быть! – гениально заключал я. – И потом, там же люди. Живые люди. Неужели тебе их не жалко?

– А люди все остались живы, – отвечал он. – Они заранее выскочили. Что ты переживаешь? Я же понарошку.

Мишка не понимал моего беспокойства. Он стал примерным зрителем информационных программ. Позитив пропускал мимо ушей. Тем более что его было мало. Каждый день диктор торжественным голосом сообщал о новых катастрофах, войнах, убийствах. “Опять самолет упал! – радостно орал Мишка, выбегая в коридор. – Скорее, скорее!” – звал он нас к телевизору. И мы послушно шли на его зов, потерянно вздыхая: да-да, весь мир сошел с ума...

У взрослых свои сожаления. Но чем же, чем, спрашивал я себя, так притягательны для него все эти катастрофы и аварии? Или это его неосознанный вызов всему нашему призрачному благополучию, попытка (опять же неосознанная) вырваться из утомительного регламента жизни, расписанной без него и за него? Или в детском подсознании существуют некие разрушительные комплексы, которые могут проявиться, а могут и не проявиться?..

Этим летом мы ехали с ним на поезде. В Барабинске выяснилось, что вагон наш аварийный. Нас отцепили от состава, увезли в депо, там поднимали на подъемнике, меняли колеса. “Километров на сто бы хватило, не больше, – со знанием дела толковали мужики в желтых безрукавках. – А потом...” Про “а потом” думать не хотелось. А у Мишки возбужденно блестели глаза. “Папа, – шептал он, – ну зачем они нашли эту поломку? Если бы не нашли, то через сто километров наш поезд попал бы в катастрофу! Представляешь?!”

Его не интересовал наш поезд, его интересовала катастрофа. Два понятия жили раздельно. Я отчаялся что-либо объяснить ему.

А осенью все прошло само собой. Я надеюсь, что прошло. Мишка учится теперь в первом классе. Учиться ему необыкновенно нравится (не сглазить бы!). На днях он устроил мне сцену, когда я забирал его с двух последних уроков, чтобы съездить к врачу. Рано утром он идет в школу. После школы немного гуляет. А потом садится за стол. Пишет прописи. Решает забавные задачки. Учит английские слова. “Давай, – предлагает мне, – дома будем разговаривать с тобой по-английски. И мама, – тут он хохочет, – ничего не поймет!” “А почему это, – спрашивает он меня, читая заданный на дом текст, – Земля вертится вокруг Солнца, а не наоборот?” И мы с ним вспоминаем Коперника. А о катастрофах он больше не говорит. И аварии не рисует. Рисует башни Кремля.

У Мишки не остается времени на телевизор. Он успевает только перед сном посмотреть “Спокойной ночи, малыши!” Но там показывают милые русские мультики, в которых нет катастроф.

И я вдруг понял: проблема по большей части заключалась в телевизоре. Телевизор – фон нашей жизни, он не выключается. Он бесконечно бормочет о том, что наш мир сошел с ума. И у ребенка, вырастающего на этом фоне, нет выбора. Я читаю Мишке Пушкина, а телевизор твердит ему, что Пушкин – не главное, а главное – какой-нибудь Шамиль Басаев... И я проигрываю телевизору, потому что в отличие от него не умею говорить без передышки.

Так просто? – усмехнутся. Да, так просто. Простые мысли – самые умные. Простые решения – самые верные. Подойти к телевизору и выключить его. Я не додумался до этого. За меня это сделала школа. Я одного боюсь – надолго ее не хватит. Без меня Мишке все равно не обойтись. И говорю себе: будь внимателен.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"


Рейтинг@Mail.ru