Приемные родители подобны небу

В маленьком поселении под Калугой собрались люди, которые сами строят собственную жизнь и принимают в нее судьбы чужих детей, ставших своими

Первое, что мне тут понравилось, – нет фанатов. Никто никуда не тащит. А живет в свое удовольствие. Радуется полноте жизни. И то главное, ради чего они собрались, получается не натужно, а как бы между делом.
А что – главное?
По-моему, это история не столько о приемных родителях, сколько об обыкновенных. В них проблема. Если все могут быть родителями, откуда тогда столько бездомных детей? Быть обыкновенным отцом или матерью, казалось бы, проще простого, а оказывается, трудно и непонятно, чего не хватает – времени, денег, ума, души...

Идею Китежа Дмитрий Морозов высказал в начале 90-х. На радиостанции “Маяк”, где Морозов работал комментатором-международником, посмотрели на него как на сумасшедшего, но дело поддержали, устроив марафон для сбора средств на строительство поселения. Былинную общину – семейный детский дом – назвали Китежем. На призыв откликнулось несколько энтузиастов. В 1993 году, получив землю, они поселились в ста километрах от Калуги.
Место было совершенно голое…

Посреди лесов и полей

Не скажу, что теперь, шесть лет спустя, их поселение воспринимается как нечто обыденное. Хотя почта в Китеж поступает исправно, даже без упоминания соседней деревни Чумазово. Среди лесов и полей приезжий видит такую картину: с десяток срубов, школа, церковь, ферма, пасека… Может быть, не чудо-град, но и не обычная русская деревня с поставленными в один ряд избами, так что с одного конца не видишь другого. Китеж расходится кругами, и каждый – часть целого.
Основатель поселения – кандидат исторических наук, востоковед Дмитрий Морозов – счастливый отец младенца Вячеслава. Когда я приехал в Китеж, Морозов кормил его из соски. Между делом рассказывал. Внешние признаки общины: совет, бесплатная столовая и баня (“парнуха” по-здешнему), отсутствие денег, прием в общину до сорока лет, испытательный срок, дружелюбное, но не панибратское отношение друг к другу, от мала до велика на “ты” – напоминают кибуц ранней стадии развития. Но лишь отчасти. У взрослых нет денег, а у детей есть, местная валюта кияне конвертируема в рубли. Действует аукцион, бар (чтобы научиться держать себя в обществе), магазин, где торгуют тортами собственного приготовления. Дискотека и кино тоже платные. Подростки, которые их проводят, расплачиваются за аренду помещения. Существуют три банка. Один обанкротился, дав прекрасный повод объяснить детям, что такое “черный четверг”. В Китеже хотят, чтобы ребята были подготовлены к реальному миру.
Мир же, в котором живут китежане, отличается от обычного лишь одним – они тут счастливы. Это видишь по лицам, по свету, по голосам, атмосфере такой любви и доверчивости, как будто над ними купол, оберегающий от ненависти и злобы. Тут и природа такая – непуганые птицы, “краснокнижные” звери и растения, огромный заросший парк, бывшее барское имение – место их обитания.
Здешние края – вотчина князей Барятинских, один из которых, генерал, говорят, пленил в прошлом веке Шамиля и привез в Калугу. Морозов считает, что это место – с Чечней на “историческом острие”. От войны – не этой, а еще той, Великой Отечественной, весь парк в глубоких, медленно зарастающих воронках. Бывшие детдомовцы, когда парк очищают, находят гранаты, мины. А так – раздолье, буйство зарослей, на одного человека целый мир. Природа лечит.
“Том Сойер идет”, – кивнул Морозов на некое существо с натянутой на голову майкой и вытянутыми вперед руками, идущее на ощупь по тропинке. При нашем приближении существо, не сбрасывая майки с глаз, издало радостный вопль. “Полгода у нас Андрюша, – объяснил Морозов, – в сравнении с ним вождь краснокожих – детский лепет”.
“Вождь” последовал за Морозовым, а я вышел на поле и познакомился с пятиклассником Мишей Молчановым, который пас китежское стадо. Делал он это по воскресеньям (одна из заповедей Китежа – “добро не имеет выходных”). Миша сразу стал со мной на “ты” и рассказал про характер коров: белая – самая бодливая. Коровы паслись рядом с “Химерой”, к которой мы еще вернемся, – это летняя школа друзей Китежа, вундеркиндов из колмогоровского интерната. После них остались вычищенный пруд, длинный сбитый стол для занятий, кострище и место для палатки. Черная, мохнатая, с оранжевыми и белыми пятнами бабочка села на стол, сложив крылья. Пастушонок Миша Молчанов потрогал ее пальцами – вот чудо, она вздрагивала и не улетала, а потом вдруг раскрылась.
Я не стал Мишу расспрашивать, откуда он.

Аист принес

Попадают они сюда по-разному. Бывает, милиция привезет: куда его, в колонию или к вам? А так сами ездят по детдомам, высматривают. Лариса Аксеновских, ответственная за подбор и оформление детей в Китеж, говорит, что принять в семью сироту не так просто. Вроде ребенок тебе понравился, а документов нет или отец в тюрьме. Если ребенок свободен от родителей, можно брать его в Китеж. Но ребенок не свободен от своих родителей. Отец вернется из тюрьмы и может забрать ребенка. Или не заберет – попадет в тюрьму снова.
По каким признакам отбирают детей? У них есть такое выражение: “взять на пробу”. Это значит: когда ребенка в Китеж привозят, ему сразу не говорят, что теперь он будет чей-то. Просто приехал в гости, может погостить и вернуться. Но если между взрослым и ребенком проскакивает искра чувства, вот тогда говорят: “Хочешь жить с нами?” “Без любви ничего не делается, – говорит Лариса. – Любовь и доверие – вот что главное. Чтобы у ребенка возникло чувство привязанности к взрослому. Чтобы поверил, что его любят”.
А то, что он в приемной семье говорит через три дня “мама” и “папа”, – это еще ничего не значит. И в обыкновенной – не значит. У многих попавших сюда детей были когда-то мама и папа, не состоявшиеся как отец и мать. Ребенок приходит сюда с недоверием к себе и миру. У каждого исковерканная судьба, за каждым – мир ненависти. Как вылечить?
Иван Гошов, психолог-волонтер (есть в Китеже такая категория добровольцев), рассказывал про игровую терапию. Есть такая большая кукла, ребенок надевает ее на руки и на ноги, и получается уже кто-то другой. И с ним можно разговаривать, высказывать то, что тяжело выговорить родителям, тем более неродным (“есть опасность второго изгнания из рая”): на что обижен? почему злой? Нужно, чтобы ребенок выговорился.
Одна девочка, когда с ней занимались этой терапией, рассказал психолог Иван, вот что сделала. Мысленно положила на пол воспитателей детдома, откуда была. Здесь, сказала, лежит Марья Ивановна, тут – Виктор Петрович. Потом взяла игрушечный меч и начала им ноги рубить. “Что ты делаешь?” – спросил психолог. Она ответила: “Я не хочу, чтобы они пришли и забрали нас”.
Так отсекается прошлое.
А лекция тут не срабатывает, объяснял мне китежскую педагогику один из ее создателей, Дмитрий Морозов. Если ребенка били в милиции по почкам, то лекция не срабатывает. Ребенок просто должен прожить год в атмосфере абсолютной любви. Он должен оттаять...
Поэтому, чтобы стать приемным родителем, надо пройти огонь, воду и медные трубы. Год испытательного срока. Если за этот год человек доказывает способность находиться в гармонии с окружающими детьми и взрослыми (человека, который не любит взрослых, в Китеж не возьмут) и не выходить из себя из-за неправильного поведения детей, тогда у кандидата есть шанс остаться в общине. И он получает главную привилегию – право брать приемных детей.
Словом, чистилище перед раем (одна из заповедей Китежа: “Приемный родитель подобен небу, его должно хватать на всех детей”).
Я побывал в семье Ларисы и Андрея Аксеновских. Пока разговаривали, сидя за круглым столом, где помещается двенадцать человек, в комнату то и дело заглядывали дети, и каждый дарил маме цветок. Вышел букет.
Когда Лариса сюда приехала, еще ничего не было, стоял в лесу один дом, а она почувствовала – ее. До этого, говорит, металась, пробовала то, это, но покоя не было, а тут такое ощущение, что попала в ячейку, ей предназначенную, нашла то, для чего рождена. Ей предложили остаться. Через год она взяла Танюшку.
Потом приехал Андрей, и когда стало ясно, что они поженятся, Танюшка стала ревновать ужасно. А перед самой свадьбой вдруг резкая перемена – такая счастливая, как будто сама замуж выходит. Сразу после свадьбы в ноябре взяли Женьку, ему было четырнадцать, а в январе – Машу, ей было семь. Женька к своему возрасту отучился полтора класса, а Маша тоже очень сложная, у нее постоянно были истерики, и больше года прошло, прежде чем истерики стали стихать.
Потом взяли Наташу. В детдоме у нее было четверо сестер и братьев, все с тяжелыми психическими болезнями, а эта, рассказывает Лариса, – такая девочка чудесная, единственное – не выговаривала пять букв, но через два месяца все наладилось.
Все дети удивительно похожи на Ларису. Девочки такие же мягкие, женственные. Мы сидим за большим круглым столом и рассматриваем семейные фотографии. Свадебные, праздничные, среди цветущего луга. Фотографии счастья.
Привыкнув к постоянному несчастью, мы забываем, что бывает иначе. Что это возможно для обыкновенных родителей и детей – жить, испытывая радость сегодня, каждую минуту. Выйдя из дома Ларисы, я увидел аиста. Он стоял в поле, потом взмахнул крыльями и полетел. Скоро, наверное, еще кого-нибудь принесет.

Школа для умственно усталых

Утром детям дают выспаться. Потом все встают в круг: “Мы – плывущие облака, растущая трава, мы – часть всего, и все – часть нас…” (впрочем, эта древневосточная зарядка, которую проводит Морозов, больше для взрослых, дети предпочитают просто бегать и прыгать). С девяти-десяти до часу дня – уроки, потом час футбола, карате или танцы. После обеда еще один урок и полтора часа обслуживания Китежа (вода, дрова, ферма), потом – живопись, резьба, куклы… После ужина что-то вроде самоподготовки – с книгой или в форме ролевой игры: в вечернее время не напрягают голову, но переживают эмоционально. В девять – час общины: игры со взрослыми, пение у свечи, стихи или хороший фильм. В десять-одиннадцать – отбой (но еще час разрешается не спать, если хорошая книжка, маленьким читают взрослые).
Где во всем этом школа – сказать непросто. То есть как помещение вот она – на полянке избушка с вырезанными на фасаде буквами: школа. И в ней то, что положено: счеты, глобус, кристаллическая решетка, все вперемешку. Но традиционных проблем, скажем семьи и школы, в Китеже нет, потому что тут нет каких-то особых учителей – они все родители. Конечно, приходя в школу и становясь учителями, родители делают все что положено: задают на дом, спрашивают, даже порой ставят двойки, но дети относятся к этому спокойно, понимая, что дома за это не подвесят за ноги. Когда взрослые не надевают маску и не играют то в родителя, то в учителя, а просто живут вместе с детьми, вечная антитеза семьи и школы отсутствует. К тому же часть уроков проходит в Китеже по домам, у разных мам.
Директор школы Наташа Харламова занимается перепиской с районо. Проверяющим оттуда все это не очень нравится, но их тоже надо понять: китежская школа не отвечает номенклатуре. Она может трижды числиться государственной, а на самом деле – общественно-домашняя. Почему родители решили стать учителями? Потому, объясняли мне, что для них главное то, чего казенный учитель дать не может. Я вспомнил отчаянные письма матерей к министру народного просвещения в начале века. И проекты – “материнский элемент в программе школы. Объяснительная записка: литургия как откровение, опыт образного эмоционального преподавания, домашнее освоение языков, живая речь, развитие души”. Как это все дать без родителей? Поэтому и знания тут ценятся лишь такие, которые пропущены через сердце. И атмосфера совсем другая. И педагогика, ее принципы: учителя принимают учеников такими, какие они есть, основа взаимоотношений – интеллигентность и взаимное доверие, сотрудничество во всем, включая создание школы.
Это я уже цитирую методический материал под названием “Жизнь и удивительные приключения Химеры в Китеже”. В качестве приложения к нему идет курс для студентов педвуза с такими, например, темами: “Эдем (рай) – первая школа человечества”, “Смысл воспитания – обеспечить связь добра и свободы”.
Все это здешняя педагогика и образ жизни. “Химера”, возникшая еще в комсомольские времена летняя школа МГУ, обитает в Китеже вот уже шестой год. В результате калужские леса и болота заселяются преподавателями и студентами разных московских вузов, учениками знаменитого колмогоровского интерната, “умненькими ботаниками”, как называет руководитель “Химеры” Вячеслав Загорский юных лауреатов олимпиад из российской провинции. Про уровень интеллектуальной среды, в которую погружаются китежские воспитанники, говорить нет необходимости. Эту школу дети назвали “для умственно усталых”, и день пребывания в ней идет за три.
Основной метод, используемый в условиях дикой природы, песен у костра, стройотрядовских дел, в которых в Китеже недостатка нет, – взаимное обучение. Подтверждается, что студенты и школьники – лучшие преподаватели, чем доценты. Да чисто психологически: одно дело, говорит Загорский, дядя с бородой втолковывает, что ученье – свет, и совсем другое, если почти ровесник с юношеским пижонством рассуждает, почему при подъеме бревна на сруб блок выгоднее рычага.
Задачки в “Химере – Китеже” решают реалистичные, одна запомнилась. Дано: мешок, который дети приволокли с заброшенного деревенского склада, – определить по химическим реакциям, что там?
Что там за кот в мешке, именуемом жизнь, школа, педагогика… Что их в действительности интересует, умных и глупых, легких и трудных (трудных, может быть, потому, говорят в “Химере”, что много знают и этим раздражают учителя? Или вместо учебы любят работать топором, замечают в Китеже, а мы не даем им строить). По данным проведенного здесь опроса, помимо пиротехники и сексологии (ну, это понятно), их привлекает, что понятно меньше, философия науки и история древнего мира и, что уж совсем неожиданно и непонятно, – как устроена современная Россия.
А как она устроена, кто это знает и может объяснить?

Центр Барятинского района

Про Китеж теперь знают не только в районе, но и в области, я добирался на перекладных с другого конца, и попутчики указывали дорогу. Община, но не монастырь, Китеж открыт для нормальных людей, которых называют друзьями. Они разные – вундеркинды Загорского и сотрудники Шалвы Амонашвили, бизнесмены и психологи, фотографы и политики, но всем им зачем-то нужен Китеж и они ему.
Предпринимателя Владимира Бухардинова за живописную внешность дети прозвали Карабасом Барабасом. На самом деле Бухардинов – добрый гений китежского хозяйства. Володя говорит про себя, что он – старый конь, все испробовавший, потерявший веру в страну и нашедший ее здесь. По словам исполнительного директора “Китеж-агро”, тут есть все необходимое для успеха: триста гектаров земли, заманчивая программа и… уже установленные огромные ангары для картошки, видимые, наверное, из космоса.
Дурные люди по определению в Китеж не притягиваются, объект не тот. Можно даже предположить, что друзья Китежа – это лучшие представители окружающего его мира. Протаптывающие дорожки сюда и обратно, чтобы, оказавшись в миру, дети обретали лучшее, а не худшее в нем. И не только в миру – вообще в мире. Психолог Лайза из Великобритании, побывав в Китеже, нашла в разных странах пожилых людей, желающих иметь племянников и внучат. Теперь у Наташи Аксеновских есть крестная мать, преподаватель колледжа из Англии, у Маши – бабушка, архитектор из США, у Жени – дядюшка, психолог из Шотландии. Почти во всех семьях у детей появились родственники за границей, с которыми общаются, переписываются по Интернету, ездят друг к другу в гости, и, значит, дети Китежа уже живут в открытом обществе.
Может быть, вообще Китеж – ключ к нему? Но это высокая нота, а в километре отсюда есть деревня Чумазово. Для нее-то что такое Китеж – мираж среди калужских полей и лесов? А это как посмотреть. Мне рассказали, что для нужд местной стройки ищут крепких мужиков по деревням. Человек десять местных мастеров, фермеров уже работают в китежском хозяйстве. Попадая сюда, не пьют, не сквернословят. Что для них Китеж среди всеобщего раздрая и разброда – рабочее место? – спрашивал я людей. “Надежда, – отвечали мне, – что не надо никуда уезжать, тут жить можно”.
Пожалуйста, люди, не уезжайте, не умирайте. Вот будет скоро храм Божий, единственный в Барятине, – тоже для кого-то надежда. И летняя школа МГУ – единственная надежда для учителей района. И Китеж – для детей… И выходит, живут себе люди, строятся понемногу, а получается чуть ли не центр Барятинского района. Что же такое Китеж: социальный эксперимент, педагогическое чудо, панацея от бед?
Собрались люди, несущие ответственность за себя и еще за кого-то, и строят жизнь, но не для кого-то, а для себя, как понимают и как хотят, и, оказывается, это возможно. Фантастика! Оказывается, и всего-то нужно: не трогать людей, не пытаться спасать, и они сами спасутся, и накормят, и научат.
И последнее о Китеже, под занавес.

Тут есть традиция: под Новый год ставить спектакль. В этом году была рок-опера на английском языке “Иисус Христос – супер стар”. Постановщик Марина Максимова прокрутила для меня видеозапись, и я увидел бывших детдомовцев, “дебилов”, изгоев, танцующих и поющих под фонограмму Иисуса, и Иуду, и апостолов… Они, это было видно даже по записи, здорово играли свои роли, а иногда и несколько. Саша исполняла арию Марии Магдалины и одновременно превращалась в прокаженную. Кирилл, с детдомовской неблагозвучной кличкой, полученной из-за того, что плохо двигался, отплясывал с девочками чарльстон царя Ирода, становился Иудой и гениально вешался на перекладине. И все они приставали к Иисусу: “Помоги, у меня нет ног! Помоги, у меня нет глаз!” – протягивая руки, взывали по-английски бывшие дети-сироты. “Нет, я не могу помочь всем, – отвечал семиклассник Егор в роли Христа, – слишком вас много…”
Это были не дети на сцене – чудо какое-то.
Кто бы мог подумать, что библейский сюжет получит такую интерпретацию. История оживает вновь, потому что она о каждом из нас, в Китеже и за его пределами. В конце тысячелетия в России создали мир, где миллионы детей бездомные. Что же мы построили? В заключение рок-оперы все действующие лица выходят на сцену и говорят: мы не ожидали, что с нами такое будет. Может быть, начнем сначала?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"