Новый феномен: воскресная мама

Женщины, в одиночку воспитывающие ребенка, оказались сегодня перед противоестественным выбором: работа в большом городе, карьера, возможность обеспечить семью или жизнь с собственными детьми

В рассказе Андрея Платонова «Глиняный дом в уездном саду» мальчишка-сирота носит в сердце заветную мечту: «А вот я вырасту, нарожаю детей и буду все время с ними вместе жить!» Образ счастья – дети рядом с матерью и отцом. Разлука с родителями, потеря их – такое страшное горе, равного которому ребенок не может себе и представить…

Чешские исследователи-психологи Лангмейер и Матейчик в своем труде «Психическая депривация в детском возрасте», исследуя психические травмы детей в военные годы, отмечают поразительный на первый взгляд, но закономерный при обдумывании факт. Малолетки, вывезенные в тыл в составе детских учреждений, испытывали большее психологическое напряжение, проявляли больше отклонений в поведении, чем те, кто столкнулся с несравненно более драматическими обстоятельствами, но пережил их вместе с родителями.

Депривация, как объясняют специалисты, – такое состояние человека, которое характеризуется выраженными отклонениями в эмоциональном и интеллектуальном развитии, в нарушении социальных контактов. То есть в неумении наладить нормальные межличностные отношения – общаться, войти в коллектив, дружить, любить, понять свою роль в семье…

Возникает депривация в результате длительного ограничения важнейших психических потребностей. А недостаток общения с матерью напрямую ведет к эмоциональному и социальному краху.

Добровольная разлука матери с детьми в отнюдь не безвыходной ситуации не может не представляться абсурдом – или преступлением? – но в последние годы с подобным явлением приходится сталкиваться все чаще.

«Воскресный папа» – феномен этот, к сожалению, знаком всем. Потому что давно стал распространенным в обществе с пугающим количеством разводов. Но «воскресная мама» или тем более «мама, появляющаяся раз в полгода», – это уже достижение самых последних лет.

…Дочку Софью Ольга родила вне брака. Профессия, ученая степень – все это у нее уже было, она горячо хотела ребенка, и семья после неизбежного поначалу шока не только смирилась с ее решением, не только приняла его, но и ждала появления младенца с радостью. От отца ребенка Ольга ничего не требовала и не ждала. И, пожалуй, отказалась бы от его участия в воспитании и судьбе дочери, если бы такое было предложено. Однако отец ничего и не предлагал.

Протоиерей Михаил Ардов в своей последней книге «Возвращение на Ордынку: воспоминания, публицистика» с церковной точки зрения сурово осуждает внебрачное рождение и спрашивает с гневным недоумением: о чем думает женщина, решившая родить для себя и тем самым избравшая в отцы своему ребенку безнравственного человека?! Ведь тот, кто не намерен заботиться о своих детях и даже признавать их, аморален по определению.

Ольга не согласна с постановкой вопроса, начиная с понятия «для себя».

– А в браке для кого? Для мужа? – усмехается она, забыв о древнем, тысячелетнем, вечном. На чем стояла семья: да, для него, для своего супруга, который становится отцом, в полном смысле слова «не мальчиком, но мужем», человеком, до конца осознавшим свою ответственность за ребенка, за его мать, за семью, за мир и спокойствие для семьи, а значит, и для общества.

Впрочем, у Ольги свои авторитеты. Она с удовольствием цитирует религиозного философа Василия Розанова: «Родила – значит, имела право родить; нигде мочь и быть вправе не совпадает так полно, как именно в рождении ребенка».

Об отце дочери она говорит с чувством благодарности: «Он дал мне ребенка, что еще я могла бы от него потребовать? А нести ответственность за мои решения он вовсе не обязан».

Как бы то ни было, волей матери девочка заранее была лишена отца.

Проблемы неполной семьи – предмет отдельного, долгого и нелегкого разговора. Ради детей, растущих в неполных семьях, мы должны желать и желаем таким семьям благополучия, достатка, радости, но – мучительный парадокс! – пример счастливых неполных семей еще больше колеблет положение традиционной, полной семьи. И без того практически разрушенной сегодня социально-политическими, экономическими, идеологическими и моральными потрясениями эпохи.

Ольга утверждает, что ее семья была и остается благополучной. «Счастье? – пожимает она плечами. – Счастье – не состояние, а особое свечение некоторых редких минут». Но красивыми словами от серьезных проблем загородиться невозможно. Задает ли себе Ольга главный вопрос: счастлив ли мой ребенок? Ведь счастье необходимо маленькому человеку не как свечение отдельных минут, а как воздух и вода, как присутствие матери.
Предостережения житейской опытности считаются пошлыми так же часто, как и проникновенно-мудрыми. Они известны: «Что ты сможешь ответить, когда ребенок спросит: где мой отец? Чем оправдаешься, когда он станет допытываться: почему у всех есть папы, а у меня нет? Как утешить, когда кто-нибудь прошипит вслед: безотцовщина».
Для Ольги все это пошло и дико. Однако (материя уж больно деликатная…) как же она ответила? Привычное пожатие плечами: «Прежде нужно, чтобы вопрос был задан. Маленькие дети воспринимают и свою, и чужую семью как данность и не склонны задавать такие вопросы. Соня, пока маленькая была и ей ничего невозможно было объяснить, ни о чем и не спрашивала. А когда подросла, я ей все объяснила. Наверное, эти вопросы возникают, если у матери есть комплекс вины и она сама внушает их ребенку».

Что ж, последнее замечено не без тонкости, а чувства вины у Ольги действительно нет (скорее заметна гордость), хотя она и приговорила дочку к неполной семье, ни с кем не посоветовавшись. Но, каковы бы ни были чувства матери, другие люди – соседи, знакомые, – может быть, не со зла, а случайно, по неосторожности могут затронуть больную тему, что тогда будет?

– Почему обязательно больную? – парирует Ольга. – Все семьи разные, и в каждой кого-то нет. Однажды Аня, Сонина одноклассница, сказала: а у тебя папы нет. Соня преспокойно ответила: а у тебя дедушки и бабушки нет. Разговор тут же перескочил на проторенную дорожку: что у кого есть, типа «а у нас сегодня кошка родила вчера котят». Я услышала случайно и что-то не заметила, чтобы Соня с Аней были чем-то расстроены.

Чувства ребенка, которые в полной семье гармонически распределяются между обоими родителями, в неполной вынужденно концентрируются на матери.

Ольга вспоминает, как в первый раз оставила трехлетнюю Соню одну в квартире и, вернувшись минут через десять, застала ее в позе покинутости (термин исследователей детской психической депривации). Девочка сидела на полу возле входной двери, обхватив руками ноги и уткнув лицо в колени…

Проблемы карьеры, профессионального продвижения остались для Ольги такими же важными после рождения ребенка, какими были и до. Может быть, даже еще важнее стали, потому что (по ее словам) теперь она отвечала не только за себя, но и за Соню и должна была обеспечить ей хорошие стартовые возможности. Одно с другим как-то так странно сплелось, что гипотетические стартовые возможности в будущем обусловили отсутствие матери рядом с ребенком в настоящем.

Командировки, стажировки, конференции. Ольга ни от чего не отказывалась, часто уезжала. Однажды, провожая ее, Соня, благонравно стоявшая у окна вагона, вдруг не выдержала, отчаянно зарыдала, закричала что-то. Сквозь двойное стекло было не слышно, но и без того ясно, что кричит ребенок в такой ситуации: мама, не уезжай!

Поезд тронулся. Вывернувшись из бабушкиных рук, Соня бежала за вагоном, все быстрее и быстрее, но поезд безнадежно обгонял. Тогда она опустилась на мокрый асфальт перрона, застыв в позе покинутости, затвердив ее накрепко, навсегда… Ольга рассказывает об этом ровным, хоть и печальным голосом, и непонятно, свидетельствует ли это о проснувшемся чувстве вины или о душевной черствости.

Девочка закончила второй класс, когда Ольге представилась возможность поступить в докторантуру в Москве. Быстро оформив документы, она отбыла в столицу. О том, чтобы отказаться от предложения и остаться дома с Соней, и речи не заходило.

Конечно, ребенок, оставленный на бабушку с дедушкой, не обделен любовью и заботой, но любовь старых людей тревожнее, а забота – опасливее, чем была бы в присутствии матери. Внукам гораздо дольше приходится оставаться существами опекаемыми, зависимыми и несамостоятельными, чувствовать себя маленькими и беспомощными.

Но и эти проблемы Ольгу не тревожили. Она обжилась в Москве, устроилась на работу, и ее визиты в родной город стали совсем редкими.

«Мама приехала!» Весь дом встает на цыпочки. Ведь у Ольги появилось «железное» оправдание: в семье по-настоящему зарабатывает только она. Итак, с одной стороны – материальная поддержка дочки и пенсионеров-родителей, с другой – воспитание по телефону. Есть и третья, и, как ни странно, Ольга это не скрывает: ей хочется жить и работать только в Москве, а не в родном городе, который превратился в символ захолустья. Что не совсем справедливо: миллионный город, университетский центр, ничего общего с провинциальным прозябанием, и Ольга, конечно, могла бы, если б захотела, найти работу и дома. Но она говорит (не сознавая свою циничность): мне хочется жить и умереть в Париже, но раз это невозможно – значит, в Москве!

Соня долго тосковала и плакала, но потом волей-неволей привыкла к тому, что мама далеко, за тысячу километров от нее. «Почему все живут с мамами, а моя мама уехала?» Она перестала задавать этот вопрос, так и не получив ответа.

Психологи расходятся во мнении: обратимы или необратимы последствия эмоциональной депривации. Несомненно одно: девочка усвоила более чем странные – чтобы не сказать уродливые – представления о том, что такое семья: папы не бывает, мама уезжает. И это в семье, которая считает себя благополучной, где все друг друга любят…

Сокровенная связь матери с ребенком и ребенка с матерью – одна из тех глубинных земных сил, на которых держится жизнь вообще. И если с ребенком можно расстаться ради карьеры, заработка, жизни в столице – значит, мир пошатнулся.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"