Рассказ о чем-то своем вместе с сюжетом Шекспира

Сборник “Режиссерский театр”. Издательство МХАТ

На вопрос: “Кто он, без которого меня нет?” – люди театра, которых спрашивали, ответили одинаково. “Он” – актер. Человек, признавший свою зависимость, – режиссер Кама Гинкас.
Не берусь утверждать, но могу предположить, почему 39 человек, принявших участие в сборнике “Режиссерский театр”, столь серьезны и откровенны. За каждым – от Питера Брука, Давида Боровского до Петера Штайна и Сергея Юрского – безупречная творческая репутация, а тема разговора – главная тема и содержание их собственной жизни. На прямые вопросы они отвечают так же прямо, не лукавя.
Два слова о том, что в общем-то достаточно известно. Что режиссерский театр, то есть театр, где фигура постановщика занимает главенствующее место, обязан признанием ХХ веку, и в частности К.С.Станиславскому и В.И.Немировичу-Данченко. Имена эти от частого и часто необязательного упоминания примелькались и как все примелькавшееся отодвигают в тень сделанное этими людьми. К счастью, субъективное ощущение не в силах умалить принадлежащее им по праву. “Сто лет памяти коллег – знак вашего величия” – еще одна общая мысль, высказанная на этот раз С.Юрским.
Актером и режиссером Юрским, и то, что актером, в данном случае особенно существенно. Именно актеры оспаривают в наши дни лидерство постановщиков. “Русский театр – это актерский театр, – утверждает Олег Табаков и уточняет: – Режиссура сужает и сужает то пятно сцены, которое прежде целиком принадлежало актеру”.
Можно попытаться “закрыть вопрос” (в профессиональных кругах это нередко делается), сказав себе и другим, что актеры не в меру амбициозны, но... Память услужливо подсказывает энное число неинтересных спектаклей, за неудачу которых в первую очередь ответственны режиссеры.
Не тут ли камень преткновения – в коллективном характере сценического искусства? С одной стороны, оно индивидуально, с другой – неизбежно зависимо. Как примирить стороны – не формально (формально они и так в одной упряжке), а по существу? Читая сборник, понимаешь как, притом что специально “конфликт” не обсуждается. Просто идет разговор о профессии.
Марк Захаров, человек, по мнению многих, самодостаточный, говорит о важности общей жизни (жизни, не дела) и о том, как остро почувствовал ее недостачу Олег Янковский, оказавшись в иных условиях существования. (Был приглашен во Францию, сыграл оговоренное число спектаклей, и все оборвалось – актеры разбежались кто куда, по своим городам и весям.) “Создание внутренней среды в репертуарном театре – дело чрезвычайной важности. Без нее актер не формируется”.
Трагические последствия разобщенности испытывает на себе Олег Ефремов и руководимый им МХАТ.
Но не только репертуарный театр, по-нашему театр-дом, держится содружеством. Английский режиссер Деклан Доннеллан не только подчеркивает необходимость общей работы, но и не скрывает ее счастья. “Думать вместе, мечтать вместе, не быть в одиночестве и не быть одиноким. Театр – место, где мы все-таки можем не быть так напуганы жизнью, как мы вообще напуганы”.
Признайся в неуверенности кто-то из нас, кого бы это удивило? Но чувству Доннеллана и его западных коллег тоже не следует удивляться. “Век расшатался” – колебания тверди художники ощущают острее других, преодолевая или заглушая трагические предчувствия в единстве с теми, с кем говорят на одном языке.
Театр как модель жизненного пространства, как реальность, которую он воссоздает, обнаруживая себя (“Я вам рассказываю что-то свое вместе с сюжетом Шекспира”), заставляет художников сцены относиться к профессии с особой осторожностью. “В театре ты чувствуешь себя Демиургом – создателем, а это самое сильное из доступных человеку наслаждений”. Присоединяясь к Додину, Фокин тут же уточняет: “Сознание могущества... для художника опасно. Оно разрушает”.
Божественный дар предостерегает и охраняет избранных. Оберегает их, а заодно и тех, к кому они обращаются.
“Театр жив признанием публики” – Немирович-Данченко. “Монолог – не наше дело” – Ариана Мнушкина, создательница прославленного французского “Театра дю Солей” (Театра Солнца). Полушутя, полусерьезно, спасаясь шуткой от назидательности, Питер Брук говорит о зрительном зале, “где в течение нескольких минут или нескольких часов осуществляется упоительная мечта, к осуществлению которой для своей страны стремится каждый политик”.
Упоительная мечта о понимании, о единении, о синей птице театра, которая перелетает в зал, если живет на сцене.
Теперь, пожалуй, пришло время сказать о самом деликатном, о глухом недовольстве актеров. Недовольство это или их мучает нечто иное? Боязнь, что синяя птица покинет стены театра и вместе с ней мало-помалу уйдет то, к чему он предназначен?
Авторы сборника ни слова не говорят об актерских амбициях, эта мысль даже не приходит им в голову, зато настойчиво приходит другая и обращена она к себе. “Непоправимо, если ты не замечаешь плохого” – Роберт Стуруа; “Ничего не знают фундаментально, но все умеют” – Эймунтас Някрошюс; “Постановка спектакля – вещь сугубо вторичная. Ты пытаешься понять, что тебя зацепило” – Лев Додин; “Режиссерский театр интересен тогда, когда концепция входит в плоть и кровь артиста”– Петр Фоменко.
Итак, “зацепка”, концепция, а проще – художественная идея спектакля, которая по определению принадлежит постановщику и за которую он в ответе. Так, может быть, камень преткновения не в борьбе самолюбий, а в нежелании принять власть лидера, обеспеченную не столько талантом, сколько служебным положением.
Сборник заставляет задуматься и об этом.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"