«Как же они узнают, что там было, в прошлом?»
|
Петрова Н.Г.
Введение в историю. –
М.: Русское слово, 1998
|
Красивую книжку с картинками
(оформление В.Б.Тихомирова) про «Клио и ее
чудесную свиту» интересно рассматривать, причем
с разных сторон. Вроде бы в ней нет ничего
принципиально нового. Достойное продолжение
традиции. Мы же помним, как умели рассказывать
школьникам В.А.Обручев – о геологии и
палеонтологии, журнал «Квант» – о математике,
В.Д.Берестов – о той же археологии, занимающей
видное место в «свите Клио», еtс. Но то, что
«прекрасная научно-популярная повесть»
официально рекомендована в качестве учебного
пособия, действительно непривычно, и можно
согласиться с И.Н.Данилевским: книга Натальи
Петровой относится к «учебной литературе нового
поколения». Хотя жесткая привязка ее к 5 классу,
на мой взгляд, не совсем оправдана. Почему
младшие школьники не могут открыть для себя
геральдику и генеалогию одновременно с романами
Дюма и Вальтера Скотта? Заметьте, что главному
герою – «мальчику Кириллу, который попал в
историю» – десять лет...
С другой стороны, такая книга сама по себе
является ценнейшим источником по новейшей
истории и помогает разрешить один из важнейших
взрослых споров о том, что происходит с нами
сегодня.
Однако по порядку. Книга открывается диалогом
мамы – учительницы истории – и сына, который
относится к истории пренебрежительно, не
признает ее за настоящую науку, такую, как физика
или география. «Как же они узна`ют, что там было, в
прошлом? Сочиняют, наверное...» «Введение в
историю» как раз и становится развернутым
иллюстрированным ответом на этот вопрос. Каждая
из 10 глав-диалогов (привет от Платона и других
славных греков) представляет одну из спутниц
Клио, именуемых в вузе скучным термином
«вспомогательные исторические дисциплины».
Здесь они излагаются в совершенно не скучной,
напротив, живой и непринужденной манере. Вот как
начинается глава «Сфрагистика». К новогоднему
маскараду школьники распределяют роли из
«Принца и нищего», Кирилл будет Томом и просит
маму :
– Поможешь мне костюм сделать?
– А разве для этого костюма нужно что-нибудь
делать? Любая твоя одежда за два месяца
становится лохмотьями.
А дальше речь пойдет... Сами догадаетесь о чем,
если читали Марка Твена.
Шутки шутками, но источниковедение и
вспомогательные дисциплины – это и есть то, что
делает историю наукой, а не пустым
сочинительством. Чем отличается исследователь
от дилетанта (например, политика), рассуждающего
на исторические темы? Прежде всего пониманием,
что такое источник. Методологическая материя
гораздо труднее поддается популяризации, нежели
история конкретная: куда пришел какой князь и
кого завоевал. И то, что Наталье Петровой это
удалось, – большая удача и ее как автора, и всей
окружающей школьной среды.
Конечно, при желании (и археологической
дотошности) нетрудно было бы откопать в книге
кое-какие основания для критики. Сославшись на
академика В.Л.Янина, можно указать автору, что
создание кириллицы Кириллом и Мефодием – скорее
всего все-таки миф. С другой стороны, пока вопрос
не решен однозначно в специальной литературе, мы
не вправе предъявлять претензий литературе
учебной и популярной, которая волей-неволей
должна базироваться на наиболее
распространенной и устоявшейся точке зрения.
Обидно, что главы «Археология» и «Хронология»
слишком коротки. Восприятие времени древними –
по-моему, благодарная тема. Но как объять
необъятное? Не случайно книга заканчивается
словами «впереди вас ждут новые, не менее
увлекательные путешествия: ведь мы только
открыли с вами замечательную книгу под названием
«История»... Многоточие в цитируемом источнике.
Следовательно, если у книги будет продолжение, то
в нем найдется место и для систем социального
этикета, и для орденов-медалей, и для такой
архиважной проблемы, как критика источников.
Здесь как раз и будет уместным вопрос: а почему мы
считаем (или не считаем) святого Кирилла
создателем всем известной азбуки?
Претензии несколько иного рода – к эпизодам,
где автор демонстрирует лояльность к
официальной идеологии. Понимаю, что это
неизбежно и не может быть поставлено в вину, и
идеология проникает в социальные науки даже
против воли исследователя, как болотная сырость.
Но нельзя давать школьнику задания: «нарисуй
свой семейный герб», не оговорив ясно и четко, что
у потомка простых крестьян или, например,
школьных учителей (то есть у подавляющего
большинства) никаких гербов не могло быть по
определению. Тем более что в другой главе эта
проблема затрагивается, правда, вскользь: «А
обычные люди?» «А обычные люди печатей не имели».
Стыдливое замалчивание всего того, что связано с
социальным расслоением, ничуть не лучше, чем
преувеличенное внимание к «классовой борьбе»,
характерное для старой советской литературы.
Некоторые фразы в главе «Хронология» построены
таким образом, что читатель-школьник может
принять Рождество Христово за событие не
легендарно-приблизительное, а точно
зафиксированное (как дата восшествия на престол
нынешнего японского императора или «я пошел в
школу»), более того – Воскресение окажется
историческим фактом: «неделя стала называться
воскресеньем, поскольку в этот день воскрес из
мертвых Иисус Христос». По-моему, в таких случаях
не вредно лишний раз оговорить: «согласно
соответствующей мифологии». Как это и делается
применительно, например, к мифологии римской,
которая вела счет лет «от предполагаемого
(выделено мною. – И.С.) года основания города».
Но все мои претензии касаются не более чем 1%
содержания книги. Это, да простится мне бытовая
аналогия, отклеившиеся кое-где уголки обоев,
которые можно быстро подклеить (например, при
переиздании). Теперь о том, что может рассказать
«Введение...» исследователям современного
периода нашей (а может быть, не только нашей)
истории. Наталья Петрова талантливо и
целенаправленно преподносит детям младшего
школьного возраста историю как науку. Это
популяризация без того нарочитого оглупления,
которое стало обязательным в разговоре со
взрослыми о любой науке, вообще о любом серьезном
предмете. Иначе, мол, нас не поймут. Неужели же
взрослые дяди и тети настолько глупее 10-летнего
мальчика Кирилла?
В сущности, самый главный цивилизационный
вопрос сегодня звучит так: состояние книжного
рынка, массового кинематографа, шоу-бизнеса, ТВ –
чем определяется? Свободным выбором свободных
граждан, которые вчера раскупали стотысячные
тиражи Н.Эйдельмана и К.Керама, а теперь вдруг
переориентировались на «новохронологическую»
ахинею? Или социальным заказом «сверху», суть
которого сформулировал в «Школьном обозрении»
(№ 2–3) Борис Кагарлицкий: «Чем более дебильное,
безграмотное и бестолковое население, тем меньше
опасности, что оно сможет воспользоваться своими
гражданскими правами»?
Появление книги Н.Г.Петровой в ряду других
осмысленных книг для детей, выходящих
нормальными (не самиздатовскими) тиражами при
официальной поддержке, – факт,
свидетельствующий вроде бы в пользу первой
гипотезы. Свободный рынок – что хотим, то и
издаем. Но в том-то и беда, что между
общедоступной детской и взрослой литературами –
пропасть, которая с каждой новой подобной книгой
становится только глубже и шире. Как будто авторы
обращаются не к разным возрастам, а к разным
цивилизациям, причем вторая быстро деградирует.
Может быть, разгадка в том, что дети еще не стали
электоратом – и можно позволить им баловаться
науками?
Мальчик Кирилл подрастет, закончит школу и
будет читать книги по истории для взрослых.
Радзинского–Фоменко–Носовского.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|