Театр рассерженных молодых людей

Среди театральных и кинематографических семей известны пары: драматург – актриса, режиссер – актриса. Семья, где и муж, и жена – драматурги, – большая редкость. Представляем такую редкую семейно-драматургическую ячейку – Елену Гремину и Михаила Угарова.

Это не дуэт, каждый из них пишет сам по себе (за исключением телесериала “Петербургские тайны”, где они – соавторы). Елена Гремина – автор восьми пьес. Почти все поставлены, но именно одна – “За зеркалом” – сделала ее известной. Только в Москве пьеса шла в четырех театрах. Во МХАТе имени Чехова главную роль, Екатерину Великую, сыграла Галина Вишневская.
Михаила Угарова можно сравнить с первооткрывателями. Некоторые, в том числе Людмила Петрушевская, находят в его пьесах нечто чеховское, но мы проводить параллель не будем. Всего десять лет как он стал писать пьесы (до того был актером и заведующим литературной частью Кировского ТЮЗа), которые нашли рьяных приверженцев. Петербургский театр “Обелиск” поставил три его сочинения, ставятся они и за рубежом.

– Не кажется ли вам, господа драматурги, что наш театр, еще недавно предпочитавший быть в оппозиции, сегодня становится все более конформистским?
Михаил Угаров. Кажется. Мы приходим к буржуазному театру, вся направленность которого – развлекать, веселить. Это театр, у которого отсутствует цель, он занят только одним – физическим выживанием. Но я чувствую, что приходит время другого театра. В Европе сейчас одно из самых интересных направлений продолжает искусство “рассерженных молодых людей”, родившееся в 50-е годы. (Помните “Оглянись во гневе” Осборна?) Наше интеллигентское сознание внушило нам, что нехорошо заниматься политикой в творчестве. Думаю, это скоро пройдет. Театр – существо одушевленное. Какое-то отношение к действительности иметь и выражать надо.
– Но мы только недавно прошли через политический театр...
М.У. Давно! “Диктатура совести”, “Синие кони на красной траве”, “Говори!” были 10–15 лет назад. Уже выросло поколение, считающее, что лазерные лучи и актриса с голой грудью и микрофоном у щеки – это и есть театр. Я осуждаю театр за буржуазность.
– Какой театр вы предпочитаете как автор и зритель?
М.У. Психологический. Но нет больше психологического театра, есть нормальное головное, инженерное искусство. А я не хочу понимать как сделано! Хочу, чтобы меня поражали непознанностью.
– Раньше велись изыскания: зачем публика идет в театр? Проводились опросы, обрабатывались анкеты. Сейчас таких исследований нет. Нужны ли они драматургу или он интуитивно чувствует, чем дышит зритель?
Елена Гремина. Я считаю, что драматург должен вести театр за собой, задавать новые координаты, заставлять театр мучиться, работать, а не обслуживать театральную реальность. Театр как развлечение мне в принципе не интересен. Сейчас столько способов развлечься помимо театра. Думаю, у нас будут развиваться мюзиклы, шоу, а драма, наверное, останется жанром более элитарным, философичным. В театр будут ходить те, кто хочет получит ответы на свои вопросы. Яркий пример развлекающего театра – Ленком. Я отношусь к нему с уважением, как к любой высокопрофессиональной деятельности, но это не мой театр.
– Вы предпочитаете писать для театра интеллектуального, экспериментального, то есть для малой сцены?
М.У. Я считаю себя традиционалистом, но еще недавно мои пьесы воспринимали как бессмысленный набор слов, автора обзывали авангардистом, уверяли, будто “это нельзя поставить”...
Е.Г. У Угарова своеобразное мышление. Он – изобретатель, “обновитель” драматургического языка. Про его пьесу “Оборванец” говорили, что это не драматургия, а проза. Что ее нельзя играть, особенно монологи бабушки Тихоновны. Сейчас пьеса уже много где поставлена, даже во Франции на радио, с известной актрисой театра Комеди Франсез в роли этой самой бабушки Тихоновны. А в Петербурге, в Театре на Литейном, эту вещь, переименовав в “Городской романс”, поставил Александр Галибин. Спектакль получил рейтинг “лучший в сезоне”, внесен критикой в список работ, повлиявших на театральное пятилетие. Мои пьесы, кроме “Сахалинской жены”, чаще играются на больших сценах: в Саратовском драматическом, в Омском, во МХАТе, в Театре Комиссаржевской в Петербурге. Такие театры – традиционные, академические, с большой-большой сценой – мы называем “дом с колоннами”. И я вижу, как в этих академических театрах из моих пьес прежде всего выдергивается развлекательная фабула. Даже у хороших режиссеров. Особенно в пьесе “За зеркалом”, о ее премьерах я узнаю каждые два-три месяца.
– Может быть, это коммерческая пьеса?
Е.Г. Нет, я так не считаю. Но театр прежде всего рассказывает историю, как молоденький мальчик полюбил пожилую тетеньку. Идет передергивание смысла, но я отношусь к этому спокойно: пьеса-то опубликована.
– Но мало кто читает журналы “Драматург” и “Современная драматургия”.
Е.Г. В программе “Золотой маски” прошел российско-британский семинар по проблемам драматургии. Один из руководителей лондонского театра Royal Court (этот театр специально занимается новой английской пьесой, открывает неизвестные имена) рассказал, что они печатают наряду с программкой спектакля целиком текст пьесы и продают это в театрах. Зритель может потом, дома, пьесу перечитать...
– Что сейчас делается для поддержки национальной драматургии?
Е.Г. Когда-то Министерство культуры мощно занималось современной драматургией, разумеется, с поправкой на идеологию. Устраивались семинары, где молодые авторы читали написанное, лаборатории и фестивали современной пьесы. Сейчас средств на поддержку начинающих нет или почти нет. Мы видим, как серьезно относятся к новой драматургии на Западе. Британский совет выделяет деньги на то, чтобы их пьесы были переведены и поставлены в других странах. А у нас в основном инициатива снизу. С большим успехом уже третий сезон работает Дебют-Центр в Центральном Доме актера. Этой осенью Алексей Казанцев открыл в театре “Русский дом” на Сретенском бульваре Центр современной драматургии и режиссуры. Казанцев – наш коллега и старший товарищ. Мало того что он активно пишущий и ставящийся автор, он еще издает вместе с Михаилом Рощиным журнал “Драматург”, где рядом с мэтрами печатает талантливых начинающих авторов. И ситуация изменилась, театры перестают бояться новизны.
– Вы оба редко пишете о сегодняшних днях, предпочитаете близкое или далекое прошлое. Почему?
Е.Г. В истории России много белых пятен, и у меня ощущение, что многое из того, что меня мучает, тревожит, зародилось еще в IX, XV, XVIII веках. Например, этот жуткий политический кризис на Балканах был заложен еще в 1453 году, когда пал Константинополь и Западный мир не помог христианскому государству. Я прочитала массу книг о падении Константинополя, когда работала над пьесой о Софье Палеолог и Иване III – “Сон на конец свету”. Но это фон. Пишешь-то все равно про себя, про свое время, про современников. Только легче оперировать, когда есть дистанция.
– Как вы считаете, что заставило театр обратиться к современной пьесе?
М.У. Жажда неожиданного. Зритель всегда любил современную пьесу. На таких спектаклях особые отношения сцены и зала, реакция узнавания. Даже если действие развивается в давным-давно прошедшие времена, механизм мышления автора современный! В российском театре многие талантливые режиссеры делали имя на современной пьесе: Станиславский, Ефремов, Анатолий Васильев...

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"