Атлантида Андрея Платонова

Обзор наиболее интересных публикаций
к 100-летию со дня рождения писателя

“Особенно <он> любил Каланчевскую площадь, – эти люди, которые исчезают безвозвратно в поезде, последние полчаса они с ним...”
Из записных книжек Андрея Платонова
(Публикуется впервые)

100-летие со дня рождения Андрея Платонова мы встречаем на полпути к нему. Уровень нашего знания об этом писателе, тем более уровень нашего понимания того, что он создал, отстает от этого срока. Со дня его смерти прошло уже почти полвека (Платонов умер в 1951 году), но только сейчас установлена точная дата его рождения – не 1 сентября, как принято думать, а 28 августа. В выписке из метрической книги кафедрального Троицкого собора города Воронежа о родившихся за 1899 год значится, что “у мещанина Платона Фирсовича Климентова и Законной Жены его Марии Васильевны, православных, младенец Андрей родился 16 августа, крещен – 22 августа”.
Только в 1993 году в журнале “Новый мир” (№ 9) был опубликован шедевр Платонова – незаконченный роман “Счастливая Москва”, о проблематичном существовании которого было известно только специалистам. До сих пор не обнаружен “Технический роман”. Роман “Чевенгур” и повесть “Котлован”, впервые пришедшие в Россию как издания зарубежные, теперь стали классикой русской литературы. Однако до сих пор читатель не получил истинного и точного текста этих произведений. Тщетные попытки опубликовать их в десятилетия, предшествующие перестройке, породили спекшиеся напластования редакторских правок и купюр, из-под которых их приходится извлекать.
Пушкинский Дом по своим архивам подготовил издание “Котлована” и ведет работу над “Чевенгуром”. Путь от исходного варианта к конечному, представляет интерес отнюдь не только академический. Это редчайший случай, когда мы можем проследить работу человеческого сознания, причем сознания гениального.
Это требует тончайшего профессионализма. Но раньше всего профессионал, который берет на себя этот кропотливейший труд, должен обладать полным корпусом черновиков, рукописных и машинописных редакций, гранок и версток, если дело доходило до них, и так далее, а они разбросаны по разным архивам, порой по разным городам, и то, что сохранилось, не имеет единого места обитания. Создание единого исследовательского центра является едва ли не самой существенной задачей в судьбе платоновского наследия.
Мы не говорим уже о том, что нищий Платонов писал часто на плохой бумаге, на обороте разного рода канцелярских бумаг, нередко на обороте собственных рукописей, и на двух сторонах одного листа могли сохраниться тексты разных произведений. К тому же чернила блекнут, тем более карандаш, и огромная, бесценная Атлантида еще не расшифрованного платоновского наследия может уйти под воду уже навсегда.
Об этой драме нам рассказала член-корреспондент РАН Наталья Васильевна Корниенко, дочь сибирского сельского учителя и медсестры, сама начинавшая как школьный учитель. Заведуя группой собрания сочинений Андрея Платонова в Институте мировой литературы РАН, она возглавляет в нашей стране работу над изучением его наследия.
Приведу мысль Н.В.Корниенко, связанную с восстановлением подлинного и полного текста повести Платонова “Джан”: «Прижизненные редакторы внимательно прочитали “Джан”, эту великую энциклопедию коллективного чувства народа и человека – “души, которая ищет счастья”. Именно эти герои стоят у истоков платоновского определения генезиса культуры: “...культура произошла от самых гонимых робких людей, загнанных воинами девственных степей. <...> От тяжести условий была создана культура”. В глубинном сродстве с народом джан находится и странное объяснение Платоновым явления Пушкина в русской жизни и культуре: “Он, Пушкин, явился ведь не от изобилия, не от избытка сил народа, а от его нужды, из крайней необходимости, почти как самозащита или как жертва”.
И “массовый сталинский миф” Платонов рассматривал как явление не только политическое, а явление мировоззренческого религиозного кризиса. В черновой рукописи “Чевенгура” есть открытые авторские размышления на эту тему: “Я, бродивший по полям фронтов, видел, что народ в те времена страдал от двойной бескормицы – и без ржи и без души. Большевики отравили сердце человека сомнением; над чувством взошло какое-то жаркое солнце засушливого знания; народ выпал из своего сердечного такта, разозлился и стал мучиться. Вместо таинственной ночи религии засияла пустая точка науки, осветив пустоту мира. Народ испугался и отчаялся. Тогда были, по-моему, спутаны две вещи – сердце и голова. Большевики хотели сердце заменить головой, но для головы любопытно знать, что мир наполнен эфиром, а для сердца и эфирный мир будет пуст и безнадежен – до самоубийства”».
Дар Платонова был угадан у нас достаточно рано. Его быстро оценили и Горький, и Всеволод Иванов, и Воронский, и Л.Леонов, и Шолохов. Но столь же быстро отреагировал и Сталин. Как вспоминают современники, прочитав в журнале “Красная новь” повесть Платонова “Впрок”, Сталин написал на первой ее странице: “Сволочь!”
В.П.Смирнов в статье “Мастер всеобщей жизни” – это слова Платонова – (“Московский журнал”, 1999, № 8) обращает внимание на то, что уже в 1939 году в эмигрантской газете “Последние новости” (Париж) появилась статья Георгия Адамовича о Платонове. Г.Адамович мог знать о Платонове только то немногое, что появилось в советской печати. “Котлован”, разумеется, ему не был известен. Тем не менее Г.Адамович писал: “Платонов развернул единственную в своем роде панораму бедствий, страданий, горя, нищеты, тоски... Платонов один отстаивает человека от пренебрежительно-безразличных к нему стихийных или исторических сил... тема сиротства владеет воображением Платонова так сильно, что расстаться с нею он не может!.. За двадцать лет существования советской России Платонов – единственный писатель, задумавшийся над судьбой и обликом человека страдающего, вместо того, чтобы воспевать человека торжествующего...” Не случайны, замечает в связи с этим Смирнов, псевдонимы Платонова: Нищий, Человеков. Хемингуэй писал: “Я учился у русского писателя Андрея Платонова”. Когда в 60-е годы в Италии впервые перевели Платонова, рецензию на него написал Пазолини.
Кажется, что Платонов для перевода едва доступен. Тем не менее хорошие переводы начали появляться. Запад начинает открывать для себя Платонова, а с ним и Россию ХХ века.
Поле Платонова все более властно притягивает к себе молодых исследователей. Журнал “Октябрь” в этом году сделал две серьезные публикации, посвященные раннему Платонову. Личность Платонова куда более цельна и непротиворечива, чем это представляется взгляду, который терминологии доверяет больше, чем сути. Молодые исследователи Платонова, доверяя своему великому ровеснику, обнаруживают в его раннем творчестве мотивы, ошеломительные для современного читателя. Отрицательный персонаж, эмигрант Мамотов, в рассказе 28-летнего Платонова “Война”, публикуемом впервые, размышляет так: “...а где вы раньше были, когда на фронте – за каждого убитого германца – приходилось платить тремя русскими трупами? Тогда именно, думал Мамотов, и была посеяна революция. А теперь ее сам черт не вытравит, разве только новый английский газ, открытый беглым русским инженером!
Мамотов считал, что русская интеллигенция – с ее фантастической влюбленностью в духовные ценности, с презрением к технике и материальному богатству собственного отечества – очень виновата в нынешних бедствиях родины. Германия производила инженеров, а Россия поэтов – в результате: Октябрь 1917 года. Так уверял себя Мамотов. Сам он ненавидел людей отвлеченного дела и уважал людей новейшего времени, вроде Форда, Стиннеса, Муссолини и даже Ленина”. (Подготовка текста и примечания Д.Московской, “Октябрь”, 1999, № 7).
В “Московском журнале” молодой исследователь Платонова Елена Антонова, защитившая кандидатскую диссертацию по древнерусской литературе, рассказывает о московских адресах Платонова. А вместе с этим – о его инженерных идеях, направленных на спасение земли от засухи и на открытие новых источников энергии. Многие изобретения молодого Платонова запатентованы. Его технические заявки – это своего рода художественный жанр, который еще предстоит изучать. Как предстоит изучить и сами его идеи, но это область науки отнюдь не только филологической. Как писал 23-летний Платонов в газете “Воронежская коммуна” (цитирует Е.Антонова): “Мобилизация культуры против стихии есть единственное наше спасение от гибели”.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"