Идея оценки

Если дети допускают ошибку, значит, в чем-то ошибся учитель. Учителю мало знать свой предмет, он должен знать детское незнание и уважать его – понимать его подлинную причину.
Учитель начальной школы, который ставит плохие отметки, который не умеет пользоваться похвалой, поощрением, нетерпелив в ожидании результатов, не верит в детей – такой учитель крайне опасен для школы.

Предприимчивый девятиклассник слово в слово списал пятерочное домашнее сочинение у приятеля из параллельного класса (там Гоголя прошли неделю назад). И получил три!
Выходит, что учителя одной и той же школы читают одно и то же сочинение, и один ставит пять, другой – три.
Третий учитель (из той же школы) прокомментировал этот курьез так:
– Икс недавно закончила университет, и на пятерку она оценила бы разве что сочинение уровня собственной курсовой работы. А Игрек в школе работает давно и реально представляет себе возможности того или иного ребенка того или иного возраста.
Конечно, здорово было бы так: если получил пять, то это везде пять– в любой школе и у любого учителя. Но возможен ли подобный технократизм в педагогике?
В народе говорят: недосол – на столе, пересол – на спине. В педагогике чаще наоборот: лучше переоценить, чем недооценить. Когда нас, взрослых, недооценивают – это трагедия. А ребенок, бывает, сталкивается с этим каждый урок! При этом он либо теряет ориентиры, и тогда ему становится все “по фигу”. Либо привыкает и начинает приспосабливаться к амбициям учителя, суетиться, беспокоиться. А о чем, собственно? Не о работе ведь, не о работе, вот в чем штука! О пустом – о балле, престиже и о тех благах, которые за этим стоят. О мороженом, например.
Хорошо, если у ребенка сохранная психика и он может с достаточной иронией отнестись к оценке – будь то пятерка или двойка. А если нет?
Оценка – инструмент тонкий, и владеть им, не скатываясь к примитивной подмене его сути собственными амбициями, целями и заблуждениями, трудно.
Конечно, ребенку лучше уважать оценку, коли уж она есть. Ее необходимость проверена многими поколениями. Она – не только мнение о работе, но и цифра с росписью, которая ставится в дневник. Иначе оценка бессмысленна.
Учителю полезно понимать, что он оценивает:
способности ученика или то, как он ими распоряжается?
талант или возможность?
труд или результат? (А может быть, поведение на уроке?)
Для того чтобы удерживаться от излишней серьезности в отношении оценки, учитель-мастер следует таким профессиональным запретам:
не делать оценку самоцелью для учеников;
не пугать оценкой, не вызывать к ней ни слепого страха, ни равнодушия;
не карать оценкой, не делать из нее средства сведения счетов;
не провоцировать оценкой спесь в одних учениках и ерничество – в других;
оценивать не человека, а только его работу;
не быть истиной в последней инстанции.

Отметки с плюсами и минусами

Оценка – штука коварная. С оценкой наперевес столько дров наломать можно! Нет, если уметь с этим инструментом обращаться осторожно и с умом,
то можно не только не навредить детям, но и помочь им. Если, конечно, оценка будет объединять детей, а не разъединять их. Если же учителю неохота думать об этом – лучше не рисковать. Тогда проще и вовсе отказаться от оценки. Или относиться к ней хотя бы с юмором.

Некоторые учителя отказываются от оценок не потому, что они такие большие гуманисты, а потому, что не знают, что с ними делать.
В 1862 году один из учителей толстовской школы вспоминал на страницах «Яснополянского педагогического журнала»: “Когда я одному ученику поставил пять с крестом, он три раза перекрестился перед образом и прибавил: “Слава Тебе Господи, что я получил пять с крестом!”
Всем нам неоднократно приходилось видеть, с какой неподдельной радостью встречают дети свою хорошую оценку. Одному учителю даже посчастливилось увидеть, как ученик после урока встал из-за парты, подбежал к учительскому столу, схватил свою тетрадь и расцеловал ее на глазах у класса.
В педагогике последних десятилетий отношение к школьной оценке неоднозначно. Часто это связано с тем, что педагогика стремится стать человечнее и уйти от технократических причинно-следственных связей. Но не всегда отказ от отметок оказывается подлинным гуманизмом. Увы, подчас он может стать лишь прикрытием для учительской неосведомленности.
Максимализм начинающего учителя часто проявляется в отказе от оценок. Они настойчиво заменяются какими-нибудь символами, изобретенными на ходу: флажками, цветочками, даже улыбающимися рожицами в рабочих тетрадях. Некоторые утешаются пространными посланиями после каждого домашнего задания:
«Костя, берись обеими руками за голову, и вперед».
«Где ты, Сережа? Куда, куда ты завалился? Я не уверен, что это все, на что способна твоя голова. Вот бы ее отделить от тела, она бы такие примерчики с задачками решала!»
«Таня, ты просто умница. Твоя контрольная работа меня сразила наповал!»
«В низинах Нила тоже ужасно грязно, там болота».
Дети иногда письменно отвечают на учительские реплики – все в том же шутливом тоне. Но при этом не происходит главного: краткого разговора про работу, про значимые для учителя и учеников детали.
Что же такое оценка? Школьная оценка – это акт соотнесения частного результата с результатами окружающих. По сути, благодаря оценке ученик узнает то, как он учится и успевает.
Оценка может решать несколько проблем разных уровней.
Во-первых, оценка стимулирует работу учащихся. В седьмом классе одному ученику отец так и сказал: “Закончишь год без троек – куплю компьютер”. Мальчишка с начала года ходил по учителям и выписывал все свои оценки в дневник, любая несправедливость или недогляд со стороны учителя вызывали у парня бурю негодования. Ему таки удалось закончить год без троек, он ездил с отцом выбирать компьютер.
Психологи могут возразить: мол, произошла подмена мотивации к учению мотивацией к обладанию. Но в том-то и дело, что этот семиклассник в течение года приобрел вкус к учебе – это было хорошо заметно по его творческим работам. Соловейчик тонко подметил существование заколдованного круга: «Человек не может заниматься с успехом, пока он не позанимается». В конце года наш семиклассник сказал маме: “Мне нравится учиться без троек, и компьютер здесь ни при чем!”
Во-вторых, оценка отражает норму требований по тому или иному предмету. Так, к примеру, для того, чтобы получить тройку по геометрии у одного из моих коллег, ученику необходимо выйти к доске и рассказать теорему, снабдив ее соответствующим чертежом; на четверку необходимо не только письменное, но и четкое устное доказательство теоремы; на пятерку ученик должен иметь свой вариант доказательства теоремы, при этом он может оказаться и ошибочным.
Подобный ранжир мы можем встретить у многих грамотных учителей, которые стремятся избежать произвола и ситуативности в выставлении оценки и дать возможность ученикам самостоятельно определять уровень своих притязаний в предмете.
В-третьих, оценка – это соответствие определенному социальному статусу. Отличник и троечник в наших школах – неотъемлемое звено не только в обучении, но и в воспитании. Отличник зачастую смотрит свысока, а троечник – исподлобья. Отличник шагает с грамотой под мышкой, а троечник – с мятым дневником. Отличника приглашают участвовать во всякого рода мероприятиях, а троечник жмется на альтернативной галерке. Здесь невольно вспоминаются слова чеховского героя: “Нет, милый мой, поднимай выше. Я уже до тайного дослужился... Две звезды имею”. Увы, с тех пор почти ничего не изменилось.
Нередко статус оценок сильно зависит от того отношения, которое испытывает к ним учитель. Так, во многих классных журналах можно встретить несоответствие в оценках разных подгрупп одного и того же класса. У одного учителя оценки варьируют между тройками и четверками, а у другого – все пятерки. На экзамене же оказывается, что группы владеют предметом практически на одном уровне – просто учителя разные.
Да и от родителей можно слышать всякие суждения на этот счет, к примеру: “Пусть у моей тройка, но зато будет язык знать”, или: “Мой вкалывает, а больше тройки не имеет. Так ведь и руки опустятся”.
Школьные оценки многолики, поскольку в них видны человеческая принципиальность и беспринципность, доброжелательность и амбициозность, планомерность и сиюминутный расчет.

* * *

Когда учитель в начале своего педагогического пути отказывается от оценок, то не следует слепо зачислять его в гуманисты, он просто еще не знает, что с ними делать. Ведь оценка может стать и яблоком раздора – между детьми, между детьми и родителями, между детьми и учителями. По мере же приобретения учительского опыта нам открывается многогранность оценки.
У нас, учителей, – разные оценки одних и тех же событий, явлений. И наши разные или, напротив, единодушные оценки важны ученикам. Но при одном условии – если мы оцениваем то, что нас просят оценить, а не то, что нам хочется оценить. К сожалению, бывает и так: нас просят оценить владение материалом урока, а мы оцениваем поведение; нас просят оценить самостоятельность ученического мышления, а мы ищем в детской речи обрывки наших учительских умозаключений.
Одна учительница не побоялась ввести в своем классе оценку за дружбу. Звучит шокирующе, особенно для ушей подлинного гуманиста. Но давайте посмотрим, что за этой оценкой кроется.
Ребята работали по четыре человека в группе, выполняли задание по математике. Учительница просила выполнять работу дружно, то есть так, чтобы цифры в клетках были записаны одинаково. Дети поняли это буквально, и при выполнении работы дело дошло до того, что если кто-то что-то зачеркнул в своей работе – это приходилось делать и остальным! Ведь дружба – вещь бескомпромиссная.
В конце работы учительница попросила группы поменяться местами и поставить соседям две оценки: за дружбу и по математике. И сами оценки, и их соотношение было разным. Иногда вызывающим недоумение у хозяев работ. И поэтому между группами возникли разговоры. Кроме обсуждения математических записей, обсуждались и еле различимые детали как общей работы группы, так и каждого в отдельности.
Ученики услышали друг друга потому, что делали одно действительно общее, доступное каждому дело (писать одинаково); при обсуждении в группах деталей этого с виду нехитрого дела взгляд и на математику стал более пристальным, всплыли на поверхность ошибки; появилось любопытство: а как там, в соседней группе, пыхтят? как там у них? Оценивать соседей поэтому было интересно, по ходу оценивания всплыли детали, которые в своей работе были не видны; разговоры между оценщиками и хозяевами были конкретны, по поводу тех или иных деталей работы. По ходу этих разговоров выяснился еще ряд деталей, удививших и тех и других…
Оценка в их глазах приобрела объективность.

Кого укрывают, а кого разъединяют стены из клеточек в классном журнале?

Отметка всегда должна приносить радость, отмечать успех. Нельзя ловить учеников на незнании, надо добиться, чтобы они узнали, поняли, справились с работой, и лишь тогда ставить отметку. Отметка не может быть наказанием, средством принуждения, угрозой. Отметка всегда говорит об успехе. Поэтому и тройку надо считать хорошей отметкой – и тройка говорит о большой работе ученика, который еще вчера не мог ответить на тройку.
Симон Соловейчик.  “Час ученичества”

Дети жаждут оценки – это очевидно. Даже если нет количественного (в виде отметки в тетрадь, дневник или журнал) выражения одобрения, дети ждут улыбки, взгляда, жеста. Ведь одобрение окрыляет.
И тут уже зависит от нас, учителей, сделать ли себя центром этого ожидания. Или устроить так, чтобы дети стали интересны друг другу, чтобы им было важно не столько наше одобрение или неодобрение, сколько мнение друг друга о работе. Тогда, может, и у нас, и у наших учеников будет меньше проблем? И число детских и взрослых неврозов поуменьшится?..
Вот обычная картинка, которую наблюдал каждый из нас. Петя выполнил задание учительницы и тянет руку: “Марь Иванна, посмотрите, как у меня!..” Учительница выжидающе смотрит на класс. Вот еще рука с тетрадкой взмыла вверх. Еще одна. Еще... “Марь Иванна! А у меня?.. А у меня?..”
– Дети, посмотрите, какое длинное предложение написал Петя! Сейчас он прочитает, что у него получилось. А мы все послушаем, насколько интересным оно вышло…
Некоторые дети и не думали слушать Петю. Но оценить его достижения хочется и им.
Марья Ивановна не спешила принимать на себя судейскую роль и позволила детям самим примерить ее на себя. Ученики – от шестилеток до старших подростков – с большой охотой берутся за судейство. Мы, учителя, об этом хорошо знаем. Однако не спешим им доверять: “Ученикам ведь не известны все критерии – они могут судить неверно”. Так оправдываемся мы, защищая свое стремление занять место сильного, знающего, умелого, умного взрослого – среди “слабых”, “незнающих”, “неумелых”, “неумных” детей.
Другая учительница в похожей ситуации предпочитает поступать так:
– Ребята, по моему хлопку поменяйтесь, пожалуйста, тетрадками со своим соседом и отметьте в его предложении восклицательным знаком самое интересное (длинное, смешное, экзотическое) слово… (Или: допишите предложение соседа; посчитайте, сколько в предложении соседа запятых, предлогов или существительных; нарисуйте точную иллюстрацию его предложения; подчеркните самое красиво написанное слово и так далее).
Когда тетрадки вернутся к хозяевам – то-то разговоров будет! И, может статься, соседи взглянут друг на друга с неподдельным интересом? Может быть, именно в это время они и научатся ценить друг друга. Ценить работу. И свою в том числе?
А вот и нужные слова из книжки Соловейчика, обращенные, правда, к ученикам: “Но именно радостью отвечать перед товарищами мы подчас пренебрегаем.
Мы посматриваем на учителя, следим за выражением только его лица: доволен? недоволен? Чем меньше мы уверены в себе, тем чаще мы смотрим на учителя. Если он хмурится, мы окончательно запутываемся.
А давайте в поисках необходимой поддержки смотреть на кого-нибудь из друзей: доволен ли он ответом?”
Многие из тех учителей, кто говорит, что отказался от отметок, на самом деле все равно отмечают – и не только то, что им нравится, – наклейкой на обложку тетради, ручкой в подарок или просто своим одобрением. Но и то, что не нравится, – хотя бы отсутствием оных. И опять дети вопрошающе глядят на нас, учителей: милость или гнев обрушится сейчас на их головы. И еще неизвестно, что хуже: гнев – школьное начальство и родители заклюют. Милость – одноклассники засмеют: выслужился, мол, отличничек.
А если почаще отдавать роль судьи самим ученикам, то и негативные стороны отметки в виде цифири становятся не страшны. Представьте: сидят ученики по группкам-компаниям, и в каждой компании одновременно идет несуетная работа. Ребята по очереди (как жребий выпал) рассказывают друг другу наизусть стихи, заданные на дом. Остальные члены команды слушают внимательно, поскольку им предстоит договориться об оценке чтецу. Судят, между прочим, придирчиво, обсуждая множество деталей. Пяти баллов явно не хватает. Попадается и четыре с двумя минусами, и три с двумя плюсами.
Никто не в обиде: ведь каждому сейчас предстоит побывать и в роли “судьи”, и в роли “подсудимого”. Никто не старается, как это обычно бывает, когда судит учитель, увильнуть от роли “подсудимого”. Нет и выпавших из работы. Напротив, все сосредоточенны, идет разговор по делу. Их общему делу.
Учитель же, отдавший лидерство и потому свободный от выяснения отношений с учениками, уйдя в светотеневую позицию, только тогда и начинает по-настоящему видеть своих учеников.
А детские отметки? Учителю полезно пойти до конца и отважно проставить их в журнал.
А вот совсем другая картина. Царственной рукой отметки величественно раздает учительница, сидя на троне в своем кабинете. А в коридоре за дверью – очередь. “Сдавать стихи”. Входят по одному. Выходят одни бледные, другие красные.
– Ну что?
– Три. Не могу я, как Верка... задушевным голосом или с героическим выражением.
Если мы, учителя, не ведаем о том, что оценка в неумелых руках может превратиться в нечто разъединяющее учеников, не предчувствуем ее коварства, не знаем, как с ней быть, как сделать ее, напротив, началом, которое бы объединяло ровесников, тогда лучше, видимо, обходиться без оценок вовсе. Жаль. Но ущерб подрастающему поколению будет нанесен меньший.
А коли начальство требует оценок? Что ж… Какое начальство в силах запретить вам оптимистично и не слишком серьезно смотреть на двойки с тройками? Да и на пятерки тоже. Каждый ученик имеет право получить весь спектр отметок (опыт показывает, что отличнику всегда есть за что поставить двойку, а двоечнику – пятерку; все зависит от критерия). Глядишь – тогда и не будет статуса “отличник” или “двоечник”, который так разобщает учеников.

Несколько историй, написанных красной ручкой

Наташа

Наташа ушла из моего класса после первой четверти. А в середине второй появилась ее мама. Не знаю, что ей надо было в школе, но разговор зашел об английском языке. “Тяжело Наташеньке в новой школе, – говорила мама, – а с английским совсем беда. У вас-то она твердую четверку имела, иногда и пятерки приносила, а там из троек не вылезает”. За этим явно читалось: “Вот у других учителей требования серьезные, и оценки они ставят за реальные знания, а вы, Анна Игоревна, знаний этих дать не можете, потому и оценки ставите высокие, да неизвестно за что”.
Не объяснять же маме, что у ее дочки память плохая, что по русскому языку во всех диктантах – миллион ошибок и по литературе она текст ни запомнить, ни пересказать связно не может, да и по другим предметам проблем навалом, а тут еще я со своим английским, где и память нужна, и логическое мышление. А если я двойку поставлю – так мама гулять не пустит и мороженое не купит, а посадит за учебники часа на два, а толку от этого – ноль, потому как силой не вдолбить то, чего не дано или упущено. И просидит Наташа, обливаясь слезами и уклоняясь от подзатыльников, весь вечер на книгой, пытаясь выучить десять слов, которые завтра же и забудет. И возненавидит она и меня, и английский язык, и все уроки вместе взятые. А потом на тот же русский времени не хватит, и опять двойка, и все сначала – на другую тему, но с тем же финалом.
Вот и ставила я ей оценки не за реальные знания, а за любое четкое выполнение работы, пусть с ошибками, но с явным старанием. Пятерками и четверками поощряла любое продвижение вперед, любую инициативу, стараясь сгладить тот страх перед плохим результатом и уверенность в собственной неудаче, которые уже прочно поселились в Наташе и произрастают на многочисленном отрицательном опыте других уроков. И результатом я довольна.
Маме я не стала все это объяснять. Она явно не была настроена на понимание. Да и жаль маму.

Коля

А вот Колина мама пришла. Они получили новую квартиру и хотят учиться в нашей школе, в классе с углубленным изучением языка. Классный руководитель направил ее ко мне, чтобы выяснить, соответствует ли уровень знаний ребенка нашей программе. К сожалению, сам Коля болеет, а решать надо прямо сейчас… Спрашиваю, какая ситуация была с английским языком в школе. “Учили, со второго класса. Оценки хорошие, бывают и четверки, но по четвертям только пять”.
На первом же уроке вижу, что ребенок двух слов связать не может и о грамматике английского языка имеет весьма смутное представление. Позже выяснилось, что английский у них в школе вела учительница географии, а учебником была книжка с детскими стишками, которые они переписывали и учили наизусть, за что и получали свои “отличные” оценки. А Коля был уже в шестом классе. Но пути обратно у меня не было. Так мы и мучились, стараясь догнать весь класс. Хорошо, что мама вовремя наняла репетитора, а мальчик оказался старательный и скоро вышел на общий уровень.
Пока Коля изучал азы языка, я ставила ему хорошие оценки за минимальный результат: ведь он-то не виноват в том, что так у нас, взрослых, все получилось!

Артем

Артем начал изводить меня сразу. Уроки он не делал вообще. Вместо диктантов сдавал рисунки самолетиков и цветочков. На устных ответах просто молчал.
Поговорить с родителями никак не удавалось – дома не застать, дедушка же разводил руками и обещал “принять меры”.
Я решила двоек Артему не ставить. Какой смысл? Для него у меня нашлась одна формулировка – “незачет”. И – на пересдачу.
Я вылавливала его после уроков и сажала за домашнее задание. Я сидела рядом с ним на диктантах и следила, чтобы он не отвлекался. Я оставалась с ним после уроков и заставляла переписывать контрольные... Он оказался удивительно способным. Когда не бездельничал, делал все прекрасно. И тогда я ставила пять…
Артем не сразу понял, что происходит. Он все ждал, когда же я не выдержу. Потом получил пять в четверти. В начале следующей четверти принес в школу новую электронную игру и сказал:
– Анна Игоревна, это вам за игру спасибо.
– Как? – удивилась я.
– Мне родители ее за пятерку по английскому купили.
Больше у нас не было проблем. Артем привык к высшей отметке и привык ей соответствовать.

* * *

У меня в основном пятерки. Нет, я не либеральничаю. Просто я не два ставлю, а “незачет”. И – вперед, переделывать задание, переписывать контрольную. Эту и еще чуть посложнее, до положительного результата. А в итоге – все равно хорошая отметка. Зачем стращать двойкой и ребенка, и родителей? Пусть переделает работу и получит что-нибудь хорошее – и польза будет, и тема мимо не пройдет.
А троек для меня вообще не существует, тройка – это все тот же “незачет”. А что, мне эта система нравится. У меня она работает, и как мне кажется – на ребенка. Правда, потом приходит Наташина мама... Ей эта система явно не по душе. И из моих рук кто-то может получить Артема с пятеркой, как я получила Колю…
Что ж, по-моему, все упирается в цели: чего ты хочешь? Я стараюсь, ни на кого не пеняя, помогать каждому конкретному ребенку, который ко мне пришел, справляться с его конкретными проблемами.
И если у тебя тоже это получается, не слушай никого! Оценка не цель, а средство. И хорошо, когда средства на пути к хорошей цели – тоже хорошие!

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"