Кто сказал, что каждый мальчик, не поступивший в вуз, обязан идти в армию?

Что если он относительно здоров, то честного – и реального – способа отказаться от военной службы нет? Это совсем не так

Из сводки новостей Агентства социальной информации 24 мая 1999 года:
В регионах досрочно выпускают из училищ и техникумов ради весеннего призыва. По информации Союза комитетов солдатских матерей России, во многих регионах издаются незаконные распоряжения органов исполнительной власти субъектов Федерации о досрочном выпуске учащихся и студентов учреждений начального и среднего профессионального образования в связи с призывом на военную службу. При этом ссылаются на неопубликованные акты военкоматов. Это грубое нарушение прав граждан может быть обжаловано в суде по месту жительства гражданина или в суде субъекта Федерации (по месту расположения органа, издавшего незаконный нормативный акт). Союз солдатских матерей рекомендует для подачи жалобы ознакомиться с текстом Закона РФ “Об обжаловании в суде действий и решений, нарушающих права и свободу граждан” № 4866-1 от 27.04.93 с изменениями, внесенными Законом № 197-ФЗ от 14.12.95 (Собрание законодательства РФ № 51, 1995).
По сообщению “Известий”(27 мая 1999), в Москве происходит то же самое: Московский комитет образования обязал директоров средних специальных учебных заведений столицы вручить всем выпускникам дипломы не в июле, а до 20 июня.

Был парень как парень

Мой сосед, молодой парень, открывая общую дверь в коридор, с ужасом отводит от меня взгляд и, втянув голову в худые плечи, скрывается в своей квартире. Скоро девять лет, как я привыкаю к этому. Это не я его пугаю. И не люди вообще. Ему страшно всегда. Он может заснуть хоть как-то только в больнице и время от времени просится туда, хотя там нет ни лекарств, ни еды и мама возит ему черный хлеб. Таким Юра вернулся из армии. Руки-ноги целы, интеллект сохранен. Но – всегда отчаяние в глазах, невозможность спать, разговаривать, думать, неспособность общаться с людьми и работать. Юра не воевал в Чечне, просто служил в Мурманске. Будили ночью, били – больше он ничего не рассказывает. Инвалидность ему дал психиатр. А государство, отнявшее все, что делает жизнь собственно жизнью, дало пенсию двести сорок рублей – при прожиточном минимуме в тысячу двести. И никакой генерал не ответил по суду, и никакой дивизия не выплатила компенсации пожизненной инвалидности, и никакой военный госпиталь не оплачивает Юре хотя бы антидепрессанты.
Когда я на лестнице встречаюсь с его мамой – у нее тот же остановившийся взгляд – каждый раз думаю: зачем? Какой долг и перед кем исполнила эта заживо похороненная семья? Какому военкомату, какой обороноспособности был принесен в жертву этот отличник и весельчак, учительский сын, случайно недобравший баллов в пединститут?
Дикие вопросы, дикие. Спасибо, что вернулся, и не в цинковом гробу.
Когда мне было девять лет, я тоже собиралась в армию. Тянуло в герои. Потом много лет Константин Симонов был моим любимым писателем. Начитавшись и насмотревшись о войне за десятерых, я думала, что желание послужить Отчизне – это навсегда. Все-таки даже мы, родившиеся в 60-е, были очень милитаризованным поколением.

Ну что ты, мама

Прошло лет двадцать. Еще неделю назад я думала: моя ненависть ко всему, что связано со словом “армия”, – это мое личное, недостойное, антиобщественное чувство, свидетельствующее о том, что материнский инстинкт на биологическом уровне задавил во мне патриотическое начало и гражданский долг. Я думала, что незаметно растеряв все представления о чести и совести, я плавно влилась в сомнительные ряды людей, которым сыновья дороже защиты Отечества. Мне было немного стыдно. Но не очень.
А в редакции переспросили: “Статья о том, как откосить от армии? Нехорошо”.
И двенадцатилетний сын строго сказал: “Ну конечно! А границу кто будет охранять?”
Неделю назад я узнала, что могу не стыдиться даже немного. И не бояться за целость границ.
То, что я принимала за материнское малодушие, имеет право существовать на уровне жизненной позиции. На уровне глубокого убеждения в том, что 18-летний человек даже по нашей несовершенной Конституции, как и все, “имеет право на свободу и неприкосновенность личности”, на защиту от насилия и жестокости. Несмотря на то что его угораздило родиться мужчиной.
Ну в самом деле, по Конституции никто у нас “не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению”. “Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению”.
Если служба в армии, по многочисленным и неопровержимым свидетельствам, превратилась у нас в род тюремного заключения под стражей, где никому не гарантированы не только свобода и неприкосновенность, отсутствие пыток и издевательств – они-то как раз почти гарантированы, – но даже и просто жизнь, причем не в экстренных ситуациях, а так – по халатности, от нищеты, от голодной озлобленности, то с какой стати государство должно сохранять моральное право вторгаться в частную жизнь семей, в мирное время вырывая мальчишек из жизни и очень часто обрекая на смерть?
Мы покорно привыкли к этому, но стоит только задуматься, почему у нас все мальчики – должны? Почему поголовно? Почему мальчик, выросший среди книг, плакавший от “Лунной сонаты”, никогда не любивший и не умевший драться, под угрозой уголовной ответственности должен идти на нары и учиться штыковым ударам в живот? Почему бы этим не заниматься по собственному выбору тем, кто по характеру склонен разрешать любые конфликты физическим насилием? Ведь есть же такой, и достаточно распространенный, тип людей, чья изначальная биологическая агрессивность не преобразована в один из видов социальной активности?
Почему до сих пор принцип добровольной профессиональной военной службы – не для нас? Потому что у нас до сих пор в крови военная истерия и убеждение, что победить и защититься можно только числом, а не умением? Потому что у нас слишком много интеллигентных мальчишек, не умеющих драться?
Поразительное раздвоение сознания: когда мы рассуждаем об этом в качестве нормальных родителей, для нас самое главное, чтобы сыновья, во-первых, были живы-здоровы, во-вторых, не потеряли напрасно два года в начале профессиональной жизни, забыв школьную программу, отвыкнув от интенсивности умственных усилий. Когда же мы выступаем в роли граждан государства, нам почему-то становится важнее важного, чтобы десятки тысяч молодых, крепких мужчин два года не занимались чем-то созидательным, не учились и не работали, а чтобы каждый из них отбегал два года под ружьем. Видно, все социальные проблемы у нас решены. Это не государственная логика, это истерия.
...Когда Николай Ростов отправлялся на службу, его главной установкой было “умереть за царя”. Не подвиг был его целью, а именно смерть! И до сих пор, как только мы заводим речь о Родине, начинаем с вопроса о готовности или неготовности отдать жизнь. Кому, какому царю, если он не людоед и не садист, может быть нужна твоя смерть сама по себе? Какому отечеству, если оно не фашистское?
Вот и для нас до сих пор, похоже, главное – внушить мальчишкам готовность умереть. За кого – неизвестно, и это не важно. И еще убивать. Кого – неизвестно, и это тоже не важно: главное – готовность убивать, если прикажут.
За кого умирали, за что убивали российские мальчишки в Чечне? За то, чтобы Чечня не отделилась от России? Стоила ли эта цель хотя бы одной человеческой жизни?
Советский Союз культивировал военный конфликт, и в атмосфере героизации войны выросли несколько поколений. Так устроен человек, что в определенные периоды развития, в 8–10 лет особенно, ему хочется быть героем. И если ему без конца говорят, показывают и пишут, что героем можно стать только на войне, вырастает человек с милитаризованным сознанием, с детства убежденный в необходимости убивать и умирать. В том, что без этого – нельзя. Но без этого – можно.

Окопы копать и дачи строить?

Вообще-то пацифизм – весьма продуманная и аргументированная философия. Великие мира сего приходили к нему не под влиянием родительских страхов. Альберт Эйнштейн свои убеждения выстрадал и выстроил ничуть не менее логично и убедительно, чем теорию относительности. И тысячи его последователей во всем мире не просто так убеждены в том, что отказ от военной службы – нравственный поступок, требующий гражданского мужества, и, оказывается, есть даже Международный день отказчика от военной службы – его отмечают и празднуют 15 мая. Это, если хотите, сопротивление несовершенству государственного устройства, в котором приоритетны не соображения гуманности, а инстинктивная агрессивность.
– Разумное современное государство не может сохранять такой институт, как обязательная воинская повинность, вынуждающая под страхом уголовного преследования половину молодого населения отдавать десять месяцев жизни (если бы нам только девять! – М.К.) военной службе, дорогостоящей и неэффективной, – считает, например, Валентина Пьятелли, член комитета “Ни справедливая, ни нужная”, один из руководителей кампании “Отозвать призыв” в Италии – там до сих пор тоже еще не отказались от всеобщей воинской повинности. – Это серьезное и неоправданное вмешательство в жизнь граждан, ограничивающее их свободу и заставляющее общество платить высокую человеческую и социальную цену, не являющуюся более необходимой для обеспечения потребностей национальной обороны. Сегодня уже всем очевидно, что на угрозу безопасности, вытекающую из все более многочисленных и серьезных военных конфликтов, следует отвечать только политическими и военными действиями, а защита территории может обеспечиваться только в региональном и континентальном масштабах. Нужно расстаться с раздутой, неэффективной, непрофессиональной армией. Военная служба может быть обязательной только в случае войны.

Нельзя же им теперь сказать: напрасно вы послушались

Около восьми лет в Москве работает антимилитаристская ассоциация АРА, помогающая на законных основаниях избежать службы в армии.
Эту службу в начале 90-х основал Сергей Сорокин – старший научный сотрудник НИИ почвоведения Академии сельскохозяйственных наук. У него есть своя общественная организация “Движение против насилия”. В 1992 году он избавил от почетной конституционной обязанности своего сына. А затем стал общественным адвокатом. Сегодня на его счету – 150 судебных исков, где он выступил в роли адвоката. Сто пятьдесят мальчишек – сегодня уже, слава Богу, взрослые люди, все, кто обратился к нему за помощью, – остались живы и здоровы. Уцелели бы и другие, но больше никто не обращался. Скорее всего не знали. Хоть Сорокин и опубликовал свои схемы защиты в нескольких центральных газетах.
– У меня не было горячих проблем во время чеченской войны, – говорит Сорокин. – Потому что все мои мальчики были дома. Матери не разыскивали их трупы в подвалах Грозного. А теперь известная телеведущая отказывается делать передачу об этом: “Мы не можем сказать этим людям, что была возможность и не воевать в Чечне”.
Что же получается? Тем мы сказать не можем? А тем, кого еще могут послать в Югославию и куда угодно, что Конституция дает им право отказаться, мы тоже не можем? Или не хотим?
Профессиональной армии на добровольных началах, как в нормальных цивилизованных странах, у нас нет, наоборот – у нас сокращают именно специалистов, интеллект армии – преподавательский состав высших учебных военных заведений. Но ведь и альтернативной службы нет тоже. И если в России все-таки будет принята двенадцатилетка, то у мальчишек, желающих учиться, останется единственный шанс – поступить в солидный вуз с первой попытки. То есть почти не останется шансов.

Умереть за Югославию или от голода

...Врач заверила Валеру Ч-ва, что его миокардит и периодические нелады с сердцем – ничего особенного: с этим служить можно. А военком обязал в начале мая срочно проходить медкомиссию. Но Валере надо было готовиться к защите диплома в техникуме, и он робко сказал: сейчас так некогда, мне бы попозже... “С милицией заберем, посадим по-уголовному”, – коротко ответил тот.
– И я испугался. – У Валеры совершенно неожиданный для его худобы и мальчишечьего лица густой бас. – Но я не хочу в армию! Лет двадцать назад я бы пошел. А сейчас что: не кормят совсем, во-первых. Друзья пишут, на подножный корм перешли, еле выживают. Потом дедовщина. Офицеры денег не получают, злые. Условия нечеловеческие. И Борис Николаевич твердо сказал: мы Югославию в обиду не дадим. А почему я должен за Югославию умирать? Я в Бауманский университет поступать буду.

Одной Конституции должно хватить

...Сергей Егорович спокойно занимался своим делом – энергодисперсионным рентгенофлуоресцентным анализом почв и растений, определял себе на импортном анализаторе, сколько калия, железа, марганца, фосфора и серы содержится в листьях и грунте, когда его сын, не одолев такой прикладной математики в особых количествах, вдруг бросил экономико-статистический институт. И получил повестку. Мама металась в поисках человека, которому нужно заплатить, и ничего не хотела слушать, но Сорокин твердо пообещал, что хватит одной Конституции. Все-таки главный закон. К тому времени он уже знал об опыте отказчиков – а они в России были всегда – и был знаком с некоторыми из них.
– В мае сына вызвали в прокуратуру. Я взял его одноклассника, которому тоже пришла повестка, и мы пошли вместе. Говорить пришлось мне, потому что мальчишек там слушать не желали. Я сказал, что мы будем отказываться, можете сразу заводить дело, хоть сейчас давайте допрос начнем. Прокурор посмотрел-посмотрел на нас, подумал-подумал – дело-то мертвое, надо обвинительное заключение писать вопреки Конституции... И сказал, что сейчас ему некогда: идите пока.
А сын в сентябре снова поступил в тот же институт, на другой факультет, где математики поменьше. И в военкомате, получив об этом справку, о нем забыли.
На втором курсе Сергей Егорович объяснил сыну, что на военную кафедру с 1992 года тоже ходить не обязательно.

Готовые откосы

...В сети Интернет Валера нашел “Готовые откосы от армии. Бланки” и координаты ассоциации АРА. Вышел на Сергея Сорокина. В суд они пришли с дедом. Дедушка у Валеры – заслуженный партизан, но почему-то в армию внука не гонит, понимает, что такое война и что военная служба в мирное время, наверное, не очень-то и нужна. Конечно, по части 1 статьи 59 Конституции – “Защита Отечества является долгом и обязанностью гражданина Российской Федерации”, но ведь защита подразумевает нападение! А если нападения нет – что там делать? Генеральские дачи строить? Оказывается, 50–60 процентов личного состава сегодня требуется только на поддержание жизнеспособности военных городков и баз...
Эта простая мысль почему-то вызывает большое напряжение у судей и прокуроров. Сергей Егорович для себя объясняет это недостатком образования. Несколько более образованные люди – нобелевские лауреаты Премии мира предлагают с 2000 года провести “Десятилетие культуры ненасилия”. Один из главных принципов этой культуры – отказ от военной службы. Культуру ненасилия мальчишкам внушают с детства в школе и дома: “Если ты с кем-то не согласен, не надо сразу за ножик и револьвер хвататься. Попробуйте сначала поговорить”. Но потом они попадают в армию, и их учат хвататься за нож и револьвер”.
Все трагедии человечества происходили именно из-за недостатка культуры ненасилия.

Такое у меня убеждение: оружие видеть не могу

У каждого из нас есть убеждения. В суде привыкли к тому, что на все должны быть вещественные доказательства, и считают, что факт наличия убеждений тоже надо доказывать. Это, конечно, нонсенс. Как говорит Сорокин, “убеждения – это же просто взгляд на жизнь. Человек, у которого нет никаких взглядов, – это компетенция психиатров”. Но все не так страшно: надо только поверить, что с тобой действительно не имеют права ничего сделать.
– Сначала, конечно, все эти призывные комиссии и слушать не хотят, стеной стоят. У нас же за призыв отвечают главы администраций – дело нешуточное. Но времена другие, сейчас уже на улице не схватят и в Магаданскую область с конвоем не переправят. Нужно спокойно и твердо заявить, что убеждения – вещь недоказуемая и не требующая доказательств. “Я против военной службы, это мое убеждение”. А потом просто выучить статью Конституции (59, часть 3): “Гражданин Российской Федерации в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы, а также в иных установленных законом случаях имеет право на замену ее альтернативной гражданской службой”. И стоять на своем намертво.

Готовиться к войне – значит ее провоцировать

Вы имеете право на убеждение. Например, на такое.
– Военные утверждают, что служба в мирное время необходима, чтобы подготовиться к отражению возможного нападения противника. Но, анализируя историю Первой и Второй мировых войн, можно легко показать, что война начинается именно с того, что есть огромное количество людей, настроенных на насилие и вооруженных мощными орудиями уничтожения. Если вы их хорошо обучите убивать, они точно начнут это делать! – уверен Сорокин. – Готовить армию – это и значит провоцировать военное столкновение!
И вряд ли кто-то будет спорить с тем, что угроза военных конфликтов возникает, как правило, в странах с низким уровнем развития из-за социального напряжения в связи с нерешенностью экономических и политических проблем, низкого качества жизни, отсутствия демократических свобод и уважения к правам человека. Не разумнее ли, не человечнее ли вкладывать средства в разрешение этих проблем, предотвращать конфликты, вместо того чтобы тратить деньги, вооружаться и ждать, где полыхнет? Военные с гордостью говорят, что атомное оружие удержало человечество от третьей мировой войны: ядерное равновесие остановило. “Но если бы с самого начала никто не вооружался, если бы все выбрали путь переговоров, тем более не воевали бы и без всякого оружия. – Логика у Сорокина железная. – С точки зрения силы и ненасилия есть два варианта поддержания мира: либо я вооружаюсь и угрожаю вам, либо нам с вами хватает ума и культуры отказаться от оружия”.
...Валерина мама на суде выступала его свидетелем. Она очень хорошо сказала: “Для чего предназначена армия? Для защиты. А защита очень легко переходит в нападение. Где граница между ними?”
В Афганистане так и получилось, считает Сорокин: “Вдруг сказали: там американцы что-то замышляют. Нужно защитить наши южные рубежи. Вот мы и вошли на территорию чужой страны (а это уже чистое нападение), вот и защитили наши южные рубежи – до сих пор опомниться не можем. Таким способом защищаясь, можно оказаться и за Индийским океаном”.

Профессиональная для нас слишком дорога, но любительская – еще дороже

Наши военные считают, что армия профессионалов – это слишком дорогое удовольствие, его нам не потянуть. А американцы, перейдя к ней после вьетнамского позора и мощных антивоенных выступлений общественности, не устают повторять, что сэкономили около 50 миллиардов долларов за счет одного сокращения численности...
– Год назад Явлинский сокрушался: нам бы набрать миллиардов пятьдесят, мы бы могли еще что-то сделать с экономикой, – вспоминает Сорокин. – Я слушал и думал о бюджете нашей армии в сто миллиардов рублей... Разуйте глаза, возьмите оттуда половину, откажитесь от поголовного призыва! Один призыв стоит десяток миллиардов.
А с законом об альтернативной службе тоже проблема. Сергей Сорокин работал над его проектом. Его прокатили трижды и сняли, что называется, с производства: ни по одной позиции не было согласия. “Нам хочется, чтобы были равные тяготы, – говорили военные, – поэтому срок альтернативной службы должен быть побольше – не два, а три года”.
“Особенно, наверное, тяжело тем, кто на Арбате служит. Просто нестерпимо, – думал Сорокин. – Что же это за родина у нас такая, что ей обязательно тяготы для нас нужны? Каков ход мысли-то у наших командиров?”
Как только законопроект приобретал более или менее гуманные очертания, его браковали военные. Как только он приближался к максимуму тягот (образно говоря, “четыре года за Полярным кругом колоть дрова”), восставали демократы.

Как себя вести: суд, прокуратура, милиция

Итак, механизм: подать заявление призывной комиссии, и если его не признают, факт нарушения Конституции обжаловать в районный суд. В суде вы настаиваете на своем конституционном праве на альтернативную службу. Суд не имеет права вам отказать и освобождает от воинской. Но так как альтернативной службы у нас нет, потому что нет даже закона о ней, вам обязаны предоставить отсрочку “до принятия закона “Об альтернативной службе”. И вы свободный человек до неопределенных времен. Потому что этот закон, похоже, у нас не примут никогда.
...С помощью Сорокина Валера оформил заявление в суд, и буквально через двадцать дней иск рассмотрели.

ЖАЛОБА
На неправомерное решение
призывной комиссии N-ского райвоенкомата

15 апреля 1999 года призывная комиссия N-ского райвоенкомата приняла решение о моем призыве в армию. На призывной комиссии я заявил, что несение военной службы противоречит моим убеждениям и на основании ст.59 ч.3 Конституции РФ я имею право на ее замену выполнением альтернативных гражданских обязанностей. Призывная комиссия отказала мне в просьбе о направлении меня на альтернативную гражданскую службу.
Прошу суд на основании ст.59 ч.3, ст.15 ч.1, ст.18 Конституции РФ, руководствуясь постановлением пленума Верховного суда от 31 октября 1995 года “О некоторых вопросах, связанных с отправлением правосудия судами Российской Федерации”, отменить решение призывной комиссии о моем призыве на военную службу, так как оно нарушает мои конституционные права.

Дата подпись
Валера получил положительное решение сразу же. Но вполне вероятно, что в вашем случае сразу это не произойдет. Тогда нужно писать кассационную жалобу в суд следующей инстанции – городской или областной. Допустим, областной суд подтвердит отказ. Его нужно обжаловать уже в надзорном порядке председателю городского суда, потом, если понадобится, в Верховный суд. Надзорный порядок – безличный, присутствовать в судах не нужно, нужно только писать.
С момента принятия решения кассационной инстанцией решение суда считается вступившим в силу. Призывник просто не исполняет решение суда, потому что оно нарушает Конституцию. Прятаться при этом, считает Сорокин, ни к чему. Что могут сделать против него? По закону военком должен обратиться в прокуратуру с просьбой завести уголовное дело. Прокурор готов. Он достает личное дело призывника, открывает и видит заявление об отказе по убеждениям. Закрывает папку и возвращает военкому: “Не морочьте мне голову, никакого преступления нет”. Как бы тот ни кипятился, дело обычно заканчивается.
Так поступало большинство прокуроров в историях Сорокина. От военкоматов они не зависят, а изобретать аргументы против Конституции для обвинительного заключения – лишняя головная боль.
Уголовная ответственность предусмотрена за уклонение от военной службы (статья 328 УК РФ). Если же человек не уклоняется, а отказывается по убеждениям, с ним ничего сделать – по закону – нельзя. Уголовное дело за неисполнение решения суда завести? Прокурор отказывается, потому что решение антиконституционно, а сам военком не может, права не имеет.
Если прокурор считает, что человек не отказался, а уклонился, и пишет обвинительное заключение, дело передается в суд и там слушается как уголовное. Но теперь уже судья должен рискнуть и взять на себя нарушение Конституции.
Дело возвращается в военкомат, и остаются два варианта: забыть о нем или пытаться схватить подлеца-отказчика на улице... Если вас задержали и привели в милицию, твердите одно: пойдем к прокурору. Это будет незаконное задержание, требуйте, чтобы составили протокол, и вас не продержат долго.

А вы из него сделали какого-то ненормального

...Валера сидит верхом на столе среди почвоведческих приборов и, вспоминая утреннее заседание суда, все покачивает головой:
– Да... Если бы не Сергей Егорович, ничего бы не вышло. Как они на меня навалились... Военком все говорил: что вы с ним сделали, был парень как парень, в армию хотел! А вы из него сделали какого-то ненормального! И почему он сразу, как повестку получил, не отказался, а только через пять дней? Вот и все теперь, пусть служит. А Сергей Егорович ему: в каком законе указан срок? И военком сразу рукой махнул и сел.
– И что же теперь – все откажутся в армию идти? И что же будет? Без армии же нельзя...
И правда, что же будет?
В развитых странах мира, где уже давно военную службу на добровольной основе несут прекрасно обученные, экипированные и вооруженные профессионалы, поголовную воинскую повинность развалили именно отказчики, общественный протест и пресса.
Если в России пройдет массовый отказ от призыва (в Италии это ежегодно делают 40 процентов получивших повестку), то наши военные впервые почувствуют, что они не всесильны, что вечное армейское правило “не можешь – научим, не хочешь – заставим” не срабатывает.
Нам кажется, только это сможет заставить их что-то изменить в армейском беспределе. Навести порядок наши генералы, по-видимому, не способны, но массовые отказы от военной службы в армии и общественный протест, возможно, вынудили бы их всерьез задуматься о переходе к профессиональной армии.
А пока они, наоборот, выдают за социальную жертву гигантскую машину, непрерывно перемалывающую человеческие судьбы, из гаранта национальной безопасности превратившуюся в национальное бедствие, о котором с ужасом думают в каждой семье, где растет мальчик...
Мы давно утратили иллюзию о том, что наша армия нас от чего-то защищает. Может быть, уже пора от нее защищать наших детей? Тем более что закон дает нам это право.
Если вы захотите обратиться к Сергею Сорокину, напишите или позвоните в редакцию.

“Первое сентября”

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"