Импичмент Александра Сергеевича не прошел

“Стали ли вы больше любить Пушкина благодаря телевидению?” – такой вот вопрос, припечатанный к низу кадра, призывал нас к немедленному ответу, пока на экране писательница Татьяна Толстая, в свою очередь, отвечала на вопросы ведущего программы “Времечко”. Поначалу Александр Сергеевич был мил зрителям сам по себе гораздо больше. Число ответивших “нет” раза в три превышало число ответивших “да”. Потом все же количество телевизионных поклонников нашего поэта прибавилось, и в итоге столь модного интерактива он без электронной подпитки набрал простое большинство голосов.

Импичмент не прошел. Но разве в этом суть? Ведь любят-то все. В количестве 110 человек, за пять рублей (такова стоимость звонка в редакцию) самоистязавших себя на предмет выявления сильного и глубокого чувства. Это примерно вагон метро, который сейчас торжественно распахнет двери, прибывая на станцию “Пушкинская”. Там пересадка, а далее – везде. Те, кто сидел, стали любить больше. Те, кому не досталось комфортных мест, стоически сохранили трепетность любви.

Надо сказать, что мудрая и ироничная писательница своим вопросом – в шахматах это называется тихим ходом, за которым следует неотвратимость исхода – с абсолютной наглядностью обнажила тщету, суету и, увы, часто бессмысленность наших взаимоотношений с телевизионным экраном. Ну есть на самом деле понятия, не требующие ни вопросов, ни ответов. Есть области, недоступные никакому постороннему вмешательству. Есть экстерриториальность человеческих чувствований, допускающая обнаженность только перед самим собой.

Когда-то очень точно было отмечено, что культ личности в эпоху телевидения невозможен. Мы в этом убеждаемся каждый божий день, знакомясь все с новыми и новыми публичными политиками. И даже не в них самих дело, а в той толкотне в экране, которая стала постоянной спутницей наших телевпечатлений. Без пропаганды и агитации ТВ жить не может и если уж начинает вести предвыборные или иные гонки, то только так: голосуй или проиграешь.

Наверно, неплохой была идея – взять, да и прочитать “Евгения Онегина” строку за строкой всем миром и всем миром посмотреть, что из этого выйдет. А вышло, как у Сальери, разъявшего гармонию. Поэтому еще страшнее было бы, если бы вопрос в интерактиве оказался сформулированным наоборот: “Стали вы меньше любить Пушкина...” Уверен, что и тут вполне могли бы набраться вагон и маленькая тележка.

А между тем у нас на телевидении есть замечательная пушкиниана, ничего общего не имеющая с кампанейщиной. Есть прекрасные литературоведческие и философские монологи Юрия Лотмана, Александра Панченко, Валентина Непомнящего, Владимира Рецептера, есть пропустившие через себя волшебство его стихов Сергей Юрский, Михаил Козаков, Олег Ефремов, Игорь Кваша, есть пушкинские оперы и балеты, фильмы, снятые по его произведениям. Не потому, что он через столько-то дней родится, а потому, что он был и есть всегда. Будет и будет после нас. И лишь несуетное, глубоко личное прикосновение к его высокой простоте и вместе с тем неразгаданности может соединить с ним человека. Не читателя, не зрителя, а именно человека.

Пушкиным можно мерить и поверять все. Но не надо так часто. И так публично.

Впрочем, если есть ум, такт и понимание, то можно и публично. В программе “Акуна матата” бледнолицый и светловолосый юноша упрекал смуглолицую и курчавую Машу, родившуюся от африканца и русской, в том, что и ее дети не будут белыми. На что ведущая передачу Наталья Аринбасарова пожелала Маше, чтобы в ее роду явился новый Пушкин. “Пушкин – это притча и урок”, – сказала в той программе, с которой я начал свои заметки, Татьяна Толстая. Она знала, что имела в виду. Так что урок продолжается.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"