Это совсем не так страшно, как обещают

Потому что фальшивые страсти вызывают фальшивый ужас

Наше телевидение все больше становится похожим на простодушную сельскую девочку, поступившую в ПТУ в хорошем городе. Допустим, в Санкт-Петербурге.

Она очень хочет ходить в Эрмитаж и Русский музей, любоваться белыми ночами, наслаждаться архитектурным совершенством дворцов и площадей. Ей мама рассказывала, что Санкт-Петербург – жемчужина мировой архитектуры. Но общежитские правила хорошего тона предписывают ей тусоваться на дискотеке, угощаться травкой, ругаться матом и носить юбки восемнадцать сантиметров.

И она идет на дискотеку, и всему там учится, и слушает Газманова вперемежку с Катей Лель и рэп-техно-хэви-хард. И вот у нее уже гидроперитная челка, глаза в саже и хриплый голос…

А в Эрмитаж она ходит изредка, но так, чтобы никто не видел, никто не уличил ее в этом постыдном, непостижимом желании. Потому что... правила хорошего тона, куда от них денешься?

Вот уже лет десять, как педагоги, родители и воспитатели предъявляют телевидению особый счет. Он страшен и велик. Обвинения в ангажированности, продажности, неискренности еще как-то можно пропустить. Но какое сердце останется равнодушным к обвинениям в растлении малолетних душ: пропаганде жестокости, насилия, меркантильных ценностей, культа наживы и чистогана?

И возразить вроде бы нечего. Если, конечно, не смотреть телевизор. Но я смотрю. Бдительным материнским оком, пытаясь вычислить точки потенциальной опасности для подрастающего поколения. И, наполнившись эмоциями, спокойно уступаю место ребенку. Расти, детка. Это совсем не так страшно, как обещают.

Сейчас идет другая драма

Пожалуй, основная интенция сегодняшнего телевидения – мелодраматическая. От эксгибиционизма сусальных “Женских историй” до голливудской разборки с трудной мужской слезой в финале – очень скромная дистанция.

Если вычесть жесткие новостные сводки, “Криминальную Россию” и “Дорожный патруль”, зрителю остается родное, как диван, пространство жестокого городского романса: исполнительский надрыв, всхлип, по-русски рубаху рванув на груди. Отблески тети Вали Леонтьевой и дяди Володи Ухова, призраки Фили и Хрюши бродят из канала в канал, прорываясь то душевной интонацией, то внезапно теплой сентенцией ведущих.

Если говорить об общем телевизионном фоне на уровне “нравственного” или “безнравственного” посыла авторов и исполнителей, то ответ очевиден. Чувства-то добрые – исполнение не в масть. Цель вступает в определенный конфликт с художественными средствами, и мы, зрители, должны были бы стать трагическими заложниками этого дискомфорта.

Должны были бы… Но сейчас идет другая драма, которая “мело”. Но критиковать этот жанр так же бессмысленно, как упрекать Машу Распутину в том, что она не Мария Каллас. А с педагогической точки зрения, наверное, следует попытаться найти внутри ситуации свои минусы и плюсы.

Ну, минусы общеизвестны. Каковы же плюсы?

Ночные поцелуи

Меланион сумел обогнать жестокосердную царевну Аталанту, бросая ей под ноги золотые яблоки Афродиты. И Аталанта хочешь не хочешь вышла за него замуж. И хотя венец – делу конец, я предложила шестилетней дочери продолжить сюжет.

Дочь взяла куклу Розу – она оказалась царем, отцом Аталанты, в нашей ситуации – тестем.

– Известно ли тебе, – забасил царь, – о дочь моя, что муж твой изменяет тебе с секретаршей?

Ничего себе пассаж. Новобрачная завыла моим голосом:

– Беда какая! О боги! Что ж делать мне теперь?

Царь помотал локонами:

– Не знаешь, что ль? Найми сыщика из агентства “Энтер-Энтерпрайзис”, пусть он за ними последит. Потом скажи Меланиону, что ты его прощаешь…

Я озадачилась:

– А если не прощаю?

Царь вздохнул:

– Прости. Чего ж перед людьми-то позориться. Вот принцесса Диана сначала стерпела, а потом и сама…

– Хорошо, – всхлипнула я, – а если он сам от меня уйдет?

– Тогда ты придешь к нему в офис и устроишь фальшивый выкидыш…

Забурлили, запенились мыльнооперные страсти. Эллада, шоколадные плечи и диваны из белой кожи, бассейны, шезлонги и вертолеты. Коварную разлучницу с простым древнегреческим именем Мерседес мы застукали в гидромассажной ванне (коробке из-под обуви).

– Я сделала аборт, – томно сообщила мне Мерседес. – У меня есть справка об осложнениях.

Тут я не выдержала. До сих пор болят от смеха лицевые мышцы. Но, отсмеявшись, сказала все положенные слова.

Слова были такие: вот оно, растленное влияние масс-культа, вот они, итоги ранней информационной свободы, вот телевидение во всей своей красе…

И долго бы я их еще сама себе говорила, если бы дочь не прокомментировала вскоре, увидев на экране вице-премьерские лобызания: так и до детей недалеко…

– Как же, – спросила я вкрадчиво, – дети появляются на свет?

Дело в том, что у нас никогда не было в ходу разговоров ни о капусте, ни об аисте, но и французской “Детской сексуальной энциклопедии” тоже не было. Просто вопрос не возникал. Потому мне так важно было услышать ее ответ.

Ответ поразил убедительной целомудренностью.

– А то ты не знаешь, – сказала дочь. – От ночных поцелуев между мужчиной и женщиной. От дневных ничего не бывает, а вот от ночных…

Вот и думай после этого: развратитель телевизор или просветитель?

Я все больше склоняюсь ко второму определению.

Как повод к речи

Латиноамериканский сериал – это прежде всего роскошное просветительское зрелище. Что-то вроде “энциклопедии для девочек”. Мы бы еще много лет искали “повод к речи”, тушуясь перед разговором “про это”, но сериалы нас здорово опережают. Деловито, доступно и главное – популярно они объясняют девочкам, что такое коварство и любовь.

Моя дочь из сериалов узнала многое. И что дети не всегда рождаются после свадьбы. И что любовь зла, полюбишь и Родригу. И что богатые плачут горше бедных. А доказать подлинную невиновность чрезвычайно трудно. Но в каждом шкафу сидит скелет, и буря чаще всего возникает в стакане воды. Что расист – это человек, который стесняется быть отцом темнокожей дочери. И что все всегда хорошо кончается. Мне пришлось объяснить ей только, что такое хеппи-энд. А что такое “синдром Мартина” – она мне сама разъяснила.

Все это ребенок узнает не из объяснений, а из контекста. Сюжет интересует его гораздо больше, чем технология, и абсолютно не провоцирует тот повышенный интерес к теме, который иные воспитатели называют нездоровым. Муки зачатия и муки ревности для ребенка суть явления одного рода. Сюжетные ходы, не более того.

Странный вывод: сериалы хороши для ребенка именно своей рептильностью. Пресловутый примитивизм и картонность персонажей, плоскостные декорации, в которых те двигаются и открывают рот, – все это играет на понижение пафоса и невыносимую легкость восприятия. Кукольный театр. Дошкольная самодеятельность. Абсолютно безобидное зрелище. Идеальная детская передача.

Чем хуже, тем лучше

Очередной несмешной анекдот Елены Ханги слушает лишь семь процентов телеаудитории. Предполагаю, что большая часть зрителей ее программы “Про это” – подростки (взрослому человеку скучно смотреть на ряженых “гостей” и обсуждать проблемы на уровне можно или нельзя). Но следует ли из этого, что тривиальное пожелание Ханги – нескучной вам ночи! – мальчики и девочки воспримут как руководство к действию?

У передачи “Акуна матата” среди подростков совсем другой рейтинг. Мне не нравится ее хамоватая стилистика, хотя нельзя не признать, что “Акуна матата” довольно точно воспроизводит темперамент молодежной тусовки. Но можно ли обвинить ее в нагнетании агрессии и нетерпимости?

Не думаю. Есть одно возражение против выражения “воздействие на психику”. Зарядить подростка сильными негативными (равно как и позитивными) эмоциями под силу только произведению яркой художественной убедительности. А как раз с этим на нашем телевидении очень большие проблемы.

Недавно в гостях в одной компании с пятнадцатилетним сыном хозяйки посмотрела голливудский кровавый боевик. Примечательны были его комментарии. Когда герои убивали друг друга, он скептически замечал: “После одного такого удара не живут… А тут их двадцать… Лажа!” Когда машины бодали друг друга на лету, он хмыкал: “Реклама американской автомобильной промышленности… Лажа!” Оказывается, у ребенка неслабый иммунитет: скепсис, недоверие, насмешка…

Фальшивая страсть вызывает фальшивый ужас. Не в этом ли наше спасение?

Сегодня у детей с телевидением складывается особый тип отношений – иронически-снисходительный.

Что, может быть, и к лучшему. Чем больше суррогатных страстей и клюквенной крови, глицериновых слез и силиконовых прелестей, чем громче рыдания и обильнее выстрелы, тем быстрее дети дистанцируются от видеоряда. Чем хуже наше телевидение, тем меньше у ребенка желания идентифицировать себя с его персонажами.

Пусть смотрят. Пусть смеются. Зло, глупость и пошлость, доведенные до абсурда, вызывают обратную реакцию.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"