Cоветский человек возвращается?

Советский человек ценит порядок и гарантии выше, чем демократию и свободу; нынешний россиянин – тоже * Мы немногого ждем от государства, но хотели бы получить от него все * Россияне не любят США, но дружелюбны к американцам

Мы подводим итоги третьего этапа исследования “Советский человек”. Проект уже впору называть “постсоветский человек”: за последние пятнадцать лет мы возвращаемся к нему каждые пять лет, и только первый опрос 1989 года был связан с человеком советским, да и то условно.

Но это по признакам формальным: есть СССР – значит, и советский человек есть; развалился Союз – значит, исчезли и его граждане, превратились в россиян, граждан Украины, Узбекистана и так далее. А в самих-то людях что изменилось? В этом главная цель нашего исследования и состоит: установить сдвиги в сознании и общественной психологии наших сограждан, узнать, в каком направлении происходят эти сдвиги и что влекут за собой.

На первом этапе, в 1989 году, в период, как вы помните, всеобщего энтузиазма, мы формулировали эту задачу резко и определенно: уловить происходящие перемены в сознании, психологии, в поведении, не упустить – они же на наших глазах идут... Результат во многом оказался обезоруживающим: не идут. Общественное сознание, тем более общественная психология – вещь очень инерционная.

Все-таки сдвиги, конечно, шли потихоньку; я думаю, сильно они обозначились как раз между первым и вторым этапом исследования, годах в 1992–1994-х. Во всяком случае, в 1994 году уже ясно обозначилась группа тех, кто принял перемены не в смысле политическом, а скорее как перемену условий для себя лично, новые возможности строить свою личную биографию. Они это приняли и стали вкалывать, впервые ощутив, что это не пропадет, что действительно можно чего-то добиться, изменить свою жизнь. Их претензии, притязания, их самооценка – все поползло вверх.

Вот это разделение на тех, кто принял новые условия существования и начал в них действовать, и тех, кто только боялся, у кого беспрерывно рос уровень тревожности, и стало главным результатом второго этапа. При этом вторая группа “боязливых”, которых конечно же было значительно больше, чем первых, – эта группа не была настроена на открытое сопротивление, скорее пребывала в состоянии рутинной инерции. Доля тех, кто резко высказывался против перемен и жаждал возвращения советской власти, была невелика, не превышала 10 процентов; число же полных радикалов, национал-большевиков или фашиствующих националистов, и вовсе составляло единицы, если не доли процентов (не больше двух процентов).

Все, что я скажу о результатах третьего этапа, будет, конечно, приблизительно и предварительно – мы еще не закончили обработку материалов. Но ощущение у меня такое, что все вернулось на круги своя, на исходные рубежи: мы опять встретились с советским человеком. Хотя подавляющее большинство наших собеседников, процентов 60, считают, что в жизни страны за последние годы произошли огромные перемены, и только примерно каждый пятый говорит о том, что создана лишь видимость перемен, а на самом деле все осталось, как и было прежде.

Имейте в виду, мы работаем с высказываниями, с тем, что люди открыто заявляют другим людям, им незнакомым, так сказать, официальным лицам, то есть нашим интервьюерам. Это важно: возможно, многие думали так, как сегодня говорят, уже давно, только раньше не признавались в этом – казалось неприличным, поскольку и газеты, и радио, и телевидение говорили совсем по-другому. А может, просто растерянные люди не сразу подобрали формулировку, точно передающую их настроение. Но даже если это так, тот факт, что сегодня наши собеседники открыто говорят о том, в чем пять лет назад не признавались, тоже многого стоит.

Итак, в фундаментальных установках, судя по последним опросам, люди сильно качнулись назад.

Резко выросло число тех, кто открыто желает возврата государственной опеки и социальных гарантий. Примерно три пятых опрошенных явно предпочитают порядок демократии и социальные гарантии свободе. Их положение, как они считают, за последние пять лет ухудшилось и будет ухудшаться впредь. Их самооценка в основном не изменилась, а у каждого третьего в этой группе она упала.

Этому подавляющему большинству противостоит меньшинство (процентов 15–20) тех, кто считает свое положение лучшим, чем оно было пять лет назад, чья самооценка растет. Интересные результаты по ответам о надеждах на будущее: когда людям предлагаешь оценить, чего ждут от ближайшего будущего другие, ответы самые мрачные: всего 2–3 процента видят в других ожидание перемен к лучшему. Но когда речь заходит о собственных видах человека на будущее, число оптимистов делает скачок вверх: с надеждой смотрят на свое будущее и констатируют, что эта надежда выросла у них как раз за последние пять лет, процентов 20–25 наших собеседников.

В основном группа оптимистичных и деятельных людей состоит, конечно, из молодежи, людей не старше тридцати – сорока лет, с образованием выше среднего, чаще жителей крупных городов. Есть среди них и люди среднего возраста, тоже, как правило, люди образованные.

Но вернемся к нашему советскому большинству. Последние события на Балканах подвигли их открыто признаться в антизападнических настроениях. Не думаю, что эти настроения стали более распространенными; скорее они именно легализовались, в этом теперь не стыдно признаваться. Конечно, враг номер один – Америка: примерно три пятых опрошенных уверены, что США совсем не хотят нам помочь, их цель в том, чтобы нас поработить, подчинить, поставить в зависимость прежде сильного соперника. Но американцы как таковые никаких отрицательных эмоций у наших собеседников не вызывают: в списке национальностей, с представителями которых у опрошенных связано чувство неприязни или тревоги, американцы не значатся. Образ врага ассоциируется именно с государством США, а не с населяющими его людьми. Полагаю, в этом образе врага больше недовольства собой, неудовлетворенности собственным положением в мире, чем реальных геополитических оценок.

Эти же самые люди за последние годы довольно сильно смягчились по отношению к нашим российским богатым. Они значительно реже говорят о том, что большие деньги можно заработать только обманом, грабежом, что богатство исключает чистые руки. До 40 процентов опрошенных сегодня присоединяются к мнению, что рост числа богатых – это хорошо не только для них самих, но и для страны в целом, что вообще в богатстве нет ничего плохого; прежде подавляющее большинство придерживалось противоположных взглядов.

У нас нет данных, которые могли бы свидетельствовать о росте агрессии в людях. Думаю, в скрытом виде она есть, и немалая, но традиции сдержанности на этот счет, привычка к терпению, ощущение, что ты все равно не можешь повлиять на ситуацию, даже если дашь выход этой агрессии, – все это не дает ей прорваться вовне не только на деле, но и в высказываниях. Однако как только проявление агрессии легализуется, она немедленно вылезает в отношении к Америке, в воинственной готовности защищать братьев-славян (сама терминология чего стоит – мифы столетней давности). Но обратите внимание: направлена эта агрессия на дальних, не на ближних – громить ларьки сегодня уже никто не собирается. В ларьках теперь покупают все, хоть один банан, но покупают, ларьки приняли, они больше не вызывают не то что агрессии, но даже неприязни.

И тем не менее скрытая агрессия – вещь опасная. Если к ее легализации прибавится некая ее организация, если появится лидер, способный возглавить людей, ведомых ею, если зазвучит хотя бы подобие программы, осколки программы, ее оправдывающей и направляющей, если все эти обстоятельства сойдутся вместе... Тогда станет возможным многое из того, о чем сегодня думать не хочется, да и нет особых оснований...

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"