Премия Солженицына – Инне Лиснянской

“За прозрачную глубину стихотворного русского слова и многолетне явленную в нем поэзию сострадания”.

На последней неделе апреля вручается Литературная премия Александра Солженицына. Она учреждена для награждения писателей, живущих в России и пишущих на русском языке, писателей, “чье творчество способствует самопознанию России” и “вносит значительный вклад в сохранение и бережное развитие традиций отечественной литературы”. Премия учреждена на мировые гонорары Солженицына за “Архипелаг ГУЛАГ”. Как сказала Наталья Солженицына, жена писателя, все гонорары за “Архипелаг” на всех языках были еще в 1974 году отданы “Русскому общественному фонду помощи преследуемым и их семьям”. Теперь он называется “Русский общественный фонд Александра Солженицына”. “Не пропустим достойных, не наградим пустых”, – мечтал в те времена писатель. Так что замысел премии насчитывает уже четверть века. Но впервые присуждена она была лишь в прошлом году. Первым лауреатом стал крупнейший отечественный филолог, академик Владимир Николаевич Топоров. Лауреат этого года – поэт Инна Лиснянская.

Выступая на церемонии вручения, Солженицын сказал, что поэзия сострадания была свойственна И.Лиснянской еще в детские годы. “В голодный год у бабушки пайку хлеба украл беспризорник. У бабушки горе, а она думает о беспризорнике. Это был мальчик из раскулаченных крестьян”. Из них же была ее няня, которая “вместе с бабушкой – тайком от коммунистических родителей – крестила ее... С пятого класса – идет еще война – Инна Лиснянская уходит в госпиталь помогать.

Ни в пионеры, ни в комсомол, ни в партию – никогда. В 17 лет она пережила трое суток допросов в НКВД, допросов, которые чередовались с ледяной ванной, но не выдала своих товарищей, выдержала. Шли годы. Потянулась общесоветская жизнь. Пришел год, когда ее угрозами гнали в эмиграцию. Сказала – в кандалах не поеду. Никогда не угождала эпохе. Никогда ни на какое соглашение не шла с властями. Естественна оборотная сторона этого – стихи о страхе. “Я вырвалась из общего котла...” И теперь ей “каторжанская мерещится тропа...”. “Слыть отщепенкой в любимой стране: // Видно, железное сердце во мне”.

Стихотворные принципы ее предельно естественны. Не конструировать стих, а писать как дышится. Вот и весь ее метод. Вопреки обстоятельствам жизни она являет самопроизвольность поэтического пения. Ни швов, ни тени усилий – верная традиция русского стихосложения. Всегда и везде – сила чувства и большая амплитуда его. Естественное простодушие автора само ведет к законченности. Даже в малых, так называемых проходных, стихах у нее законченное изящество. Она никогда не стремилась и не стремится попасть в литературную моду. Она и в этом – в отверженности”.

Большая речь Солженицына была насыщена стихами Лиснянской. Отвечая ему, она сказала: «Мою благодарность можно измерить разве что длиной моей жизни. Судьба меня не баловала, и сегодня я праздную час, говоря строкою Ахматовой, “победы моей над судьбой”.

По первому псалму Давида, я не ходила на совет нечестивых и не сидела в собрании развратителей. Помню, как, прочтя “Жить не по лжи”, восходящую к этому псалму, я возликовала: не хожу на собрания, не голосую. Минимум, который предложил Солженицын – человек должен остаться порядочным, – я соблюла...

Есть литераторы, которые утверждают, что словесность, особенно изящная, должна пребывать вне гражданственности. Понятно, что это реакция на соцреализм. Но справлять поминки по советской литературе – более чем смешно. Не было советской литературы, а была в эпоху советской власти этой властью попираемая, загоняемая в подполье, изгоняемая из отечества, не пущаемая на родину великая русская литература – в лице Гумилева и Мандельштама, Платонова и Зощенко, Ахматовой и Цветаевой, Булгакова и Олеши, Пастернака и Заболоцкого, Набокова и Зайцева, Клюева и Шаламова, Бунина и Бродского. “Я список кораблей прочел до середины”, – сказал Мандельштам, а я назвала сейчас, видимо, половину флотилии ярко светящихся имен русской литературы. По ним, ушедшим из земной жизни, уж никак нельзя справлять поминок. Они живы в сознании и обиходе читателя.

Я бы не стала в этот счастливый для меня день говорить о поминках. Сейчас Россия переживает острый кризис, экономический и политический. Этому кризису предшествует кризис творческой мысли. На первом гребне перестройки далеко не худшие литераторы, провозгласив поминки по несуществующей литературе, выдвинули термин “другая литература”. Уже не как альтернативу соцреализму, а как противостояние всей традиционной словесности. Алкая нового, запамятовали перефраз Чехова: “Не все, что ново, талантливо, но все, что талантливо, ново”. А новое, как, например, поэзия Бродского, становится кровеносным сосудом в организме традиции... Божией милостью творец всегда другой по отношению к писателю-современнику или соседу по времени. Гоголь – другой по отношению к Пушкину, Достоевский – другой по отношению к Гоголю, Толстой – по отношению к Достоевскому, Набоков – по отношению к Толстому, Солженицын – по отношению к Набокову. У каждого из этих других своя содержательность, а значит, и форма, и музыка слова. По отношению к Богу, начиная с Адама, давшего вещам имена, каждый, наделенный Божиим даром, второсоздатель гармонии, а ищущий лишь дисгармоническую музыку хаоса – не второсоздатель.

Но что интересно: отрицатель традиционного слова без этого слова обойтись не в силах и питается им. Их борьба с традицией напоминает богоборчество. Но богоборец все-таки не атеист, ибо нельзя бороться с тем, чего нет. Поэтому богоборцы не безнадежны. Самое молодое поколение уже отказывается от ерничества и начинает заниматься развитием традиционной словесности, а не переиначиванием, к примеру, Пушкина вот на этакий манер: “Зима. Никто не торжествует. Никто не обновляет путь”.

Русский писатель, болеющий за судьбу своего народа, не может не откликаться на злобу дня. Он ищет, как обновить путь. Такой писатель не злободневен, а добродневен. “Теперь у нас не то в предмете...”»

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"