О жизни классиков

В последние годы значительно возрос интерес к биографиям литературных классиков. Новых исследований тут появляется не так много. И издательства обращаются к изданиям 20–30-х годов, выполненных в жанре литературной мозаики. Что ж, это вполне оправдано. Сегодня читателей, будь то ученики или учителя, интересуют прежде всего факты жизни и творчества классиков, а их интерпретацию каждый стремится дать самостоятельно. Переиздание “Аграфом” хорошо известных специалистам, но недоступных широкой публике сборников Островского о молодых годах Льва Толстого и о Тургеневе и аналогичного сборника, составленного О.Немеровской и Ц.Вольпе о Блоке, можно только приветствовать. Многие материалы там взяты из архивов или из редких периодических изданий, и практически с ними можно познакомиться только в данных книгах.

О.Немеровская и Ц.Вольпе свою задачу видели в том, чтобы “показать не только Блока человека – носителя обособленной личной судьбы, но Блока поэта, представителя большой эстетической культуры”. А.Г.Островский, в свою очередь, об одной из своих книг говорил как о “голосе эпохи о Толстом”, а в предисловии к другой его книге Б.М.Эйхенбаум подчеркивал: “Эпоха заставила Тургенева написать “Накануне”, “Отцы и дети”, но это не было для него переломом, а только попыткой приспособления, которая явилась из тех же потребностей в успехе, в популярности, в защите своих прав на звание “художника”. Подобные литературные мозаики, где отзывы и воспоминания современников соседствуют с письмами и дневниками самих писателей, действительно не только передают “дух эпохи”, но и помогают понять, как эпоха влияла на писателя и какую печать он, в свою очередь, наложил на эпоху.

Из литературных мозаик мы черпаем материал, который помогает заглянуть и в творческую лабораторию писателя, и в глубины его душевных переживаний. Вот, например, Блок 9 декабря 1911 г. записывает в дневнике: “Нет, – рано еще уходить из этого прекрасного и страшного мира”. В контексте этой записи еще трагичнее прочитываются заключительные свидетельства о поэте в дни его последней болезни, более душевной, чем физической: “Худой, измученный, озлобленный, без веры и надежды, с опустошенной душой”. А молодой Толстой предстает перед нами с неожиданной стороны, когда читаем воспоминания одного из учеников Яснополянской школы о том, как Лев Николаевич завоевал любовь башкир, у которых жил: “Он способный с кем как обойтись: с некоторыми стариками беседовал серьезно о вере, Боге, Аллахе, с некоторыми шутил до веселого смеха, а с некоторыми происходил все башкирские игры, и во всем он участвовал. И всякий его любил за свое”. Живой писатель всегда интереснее, чем его представляют литературоведческие схемы.

Жаль, что издательство не снабдило книги необходимым простейшим научным аппаратом вроде указателя имен и примечаний, отмечающих степень достоверности тех или иных свидетельств и противоречия показаний разных источников, а также добавляющих новые материалы о тех или иных событиях, появившиеся с момента первых публикаций переиздаваемых книг.

От литературных мозаик своим академическим характером отличается книга Л.Д.Опульской. Она продолжает многотомник “Материалов к биографии Льва Николаевича Толстого”, начатый в свое время Н.Н.Гусевым. Здесь собрано почти все, что имеет отношение к жизни и творчеству писателя, имеются указатели как имен, так и произведений Толстого и других авторов и упоминаемых в тексте периодических изданий. Но это не просто летопись того десятилетия, когда были созданы “Воскресение”, “Отец Сергий”, “Хаджи-Мурат”, “И свет во тьме светит”. Л.Д.Опульская также показывает прототипические связи персонажей и эпизодов толстовских произведений со знакомыми людьми и событиями жизни писателя, стремится выявить побудительные мотивы к созданию всемирно известных ныне шедевров. Например, наиболее “емкую и точную общую характеристику жизни и деятельности Толстого” в 1890-е годы исследовательница видит в словах Чехова из письма журналисту М.О.Меньшикову от 28 января 1900 г.: “Если бы он умер, то у меня в жизни образовалось бы большое пустое место… я человек неверующий, но из всех вер считаю наиболее близкой и подходящей для себя именно его веру… Когда в литературе есть Толстой, то легко и приятно быть литератором; даже сознавать, что ничего не сделал и не делаешь, не так страшно, так как Толстой делает за всех… Пока он жив, дурные вкусы в литературе, всякое пошлячество, наглое и слезливое, всякие шершавые, озлобленные самолюбия будут далеко и глубоко в тени. Только один его нравственный авторитет способен держать на известной высоте так называемые литературные настроения и течения”. Будем надеяться, что титанический труд по изданию материалов биографии Толстого будет вскоре успешно завершен. Ведь теперь остался только один том, охватывающей последнее десятилетие жизни писателя.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"