О напрасной борьбе Разума

Греческие боги умерли.
Греческие боги бессмертны

Покуда человек живет в мифе и совпадает с ним, нет речи о его, мифа, понимании, поскольку в нем нет и нужды: человек понимает не миф, а все через миф. Миф тогда – не видимый предмет, а очки, через которые смотрят.

У греков мир из-под мифа стал впервые выбиваться. Это началось как внимательный анализ мифа, классификация, приведение в разумный порядок его форм, а привело в конце концов к тому, что во всех европейских (заметим: именно в европейских) языках слово “миф”, означавшее вначале самое что ни на есть истинное сказание о сакральных первособытиях, стало синонимом вымысла и неправды. Значение слова сменилось как раз на противоположное.

Гомеровские поэмы “воспитали всю Грецию” (Платон); образы богов из них стали общегреческими, а потом и общеевропейскими. Сопровождало их и критическое к ним отношение.

Была такая точка зрения: боги мифа, в сущности, не столько боги, сколько, например, обозначения природных стихий. Или отдельных человеческих способностей. Или это вполне реальные первые цари, обожествленные впоследствии, а миф – смутное воспоминание об их деяниях. Мысль, что миф может означать что-то еще, с неизбежностью вела к мысли: что угодно, кроме самого себя.

Критики гомеровских богов исходили из очень возвышенной идеи о боге. Еще Ксенофан знал о том, что “существует бог, стоящий над всеми богами и людьми; его внешность и способ мышления не имеют ничего общего с внешностью и способом мышления простых смертных”. А это уже не миф: жить с тем – в том, – что с ним несоизмеримо, обычный человек не может, это требует чрезмерных усилий и не способно служить домом. А миф – это дом. Это не то, что понимают, и не то, во что верят, – это то, в чем непосредственно живут, от чего не отделяют себя. Возможность взгляда на гомеровских богов извне стала началом их конца как мифа. И одновременно – долгой-долгой их жизни, но уже в другом качестве. Искусство и Возрождения, и более поздних веков христианской Европы могло свободно и плодотворно оперировать образами античной мифологии. Отторжение чужого не происходило, потому что эти образы уже не жили собственной жизнью.

Христианство думало, что вытеснило миф. Но не тут-то было: миф вернулся, причем в собственном его, христианства, обличье. Миф всегда возвращается тогда, когда думают, что его больше нет.

Все средневековье полно мифологическим мышлением и чувствованием. Мифологично рыцарство с его культом Прекрасной Дамы и Любви. Мифологичны по основным темам и движущим настроениям крестовые походы (стремление освободить Иерусалим и объединить народы вокруг него как вокруг сакрального центра мира), а особенно крестовые походы детей, кончившиеся трагической гибелью большинства юных крестоносцев. Мифологичны массовые ожидания конца света, второго пришествия Христа и его тысячелетнего царства. Мифологично отношение к монархам, вплоть до приписывания им способности исцелять болезни одним своим прикосновением.

В средневековье в европейские умы вошел очень архаичный миф всеобщего возрождения. В эпоху Просвещения он принял вид уверенности в грядущей победе разума и обновлении истории. В разных вариантах эти представления развивают Лессинг, Конт, Фихте, Шеллинг, Гегель, Маркс.

Мифы средиземноморско-азиатского мира нашли в Марксе одного из своих ярких, прямых и законных наследников. В его учении о пролетариате, например, узнается архаический миф о справедливом герое-искупителе, который своими усилиями и страданиями радикально улучшает онтологическое состояние мира, а в идее бесклассового общества принимает один из своих бесчисленных обликов древнейшая мифологема Золотого века. Своей мифологической подоплеке далеко не в последнюю очередь обязаны Маркс и марксизм их неслыханным по масштабу влиянием в ХХ веке.

Подобные идеи потому и работают, сворачивают громадные исторические пласты, оказываются убедительными прежде всякой логики, что они, по сути дела, никакие не идеи. Эта именно мифы, которые не убеждают, а образуют естественную среду человеческого обитания, отвечая издревле сложившимся формам восприятия. Рациональные, научные построения ничуть им не противоречат, поскольку работают внутри их, на их основе.

Возвращение мифа в наше столетие – прямое следствие проекта Просвещения, хотя на первый невнимательный взгляд может показаться крахом этого проекта. Объявив рационально постигаемые истины единственно достойными звания истин, Просвещение бросило вызов всему сложившемуся до него, намного его превосходящему миру. На вызов Просвещения последовал ответ, и он прозвучал в полной мере именно тогда, когда Просвещение, казалось бы, могло торжествовать полную победу, – в ХХ веке.

Наружу вырвались хтонические силы мифологических масштабов. Идеологии, подчинявшие себе целые народы, неслыханные по разрушительности войны сильно подорвали представление о человеке как о существе рациональном. Миф снова стал реальностью, причем настолько убедительной, что не считаться с ней оказалось уже невозможным. Конечно, у этого были интеллектуальные последствия.

Миф перестал быть предметом только научного внимания (исторического, этнографического, антропологического). К мифологическим и мифоподобным сюжетам вернулась литература: Джойс, Кафка, Йетс, Элиот, О’Нил, Т.Манн, Маркес... Психология в поисках вечных общечеловеческих структур психики опять-таки обратилась к мифу (Юнг).

Более того, миф стал стремительно превращаться в характерный способ непрофессионального, общекультурного, массового восприятия мира (мышления). Он сделался излюбленным штампом публицистики, политической риторики, критики. Понятие мифа расширилось еще более прежнего. Этим именем теперь называют едва ли не вообще все то, что захватывает и управляет массовым поведением: массовые, некритично воспринятые представления, которые переживаются как своего рода реальность.

Только ХХ век увидел, что миф неустраним вообще, независим от усилий его создать, возродить или изгнать. Можно сказать, в нашем веке родился очень влиятельный миф о мифе.

На развалинах традиций, когда обычный защитный фильтр культуры сокрушен, обнажается пласт мировосприятия, на котором, как впервые открылось европейцам, всегда все и держится, – пласт, предшествующий традициям, архаический миф. За века “демифологизации” человек разучился справляться с его стихийной силой. Правда, эта сила может быть столь же спасительна, сколь и разрушительна: мифы сплачивают, дают силы выжить в испытаниях, надежду на достижение целей и исполнение желаний.

Конечно, не стоит путать с мифом все путаные представления, домыслы, иллюзии, которыми живет массовое сознание во все времена (сейчас это популярная эзотерика, гороскопы, жизнь эстрадных и прочих звезд, сюжеты телесериалов, содержание телепрограмм как предмет повседневного переживания и обсуждения и так далее). Но все это далекие отростки и отголоски мифа.

Многообразные утопии, идеологии, эрзац-религии, которыми богат ХХ век, неспроста так распространились именно в Новое время с характерным для него пафосом сознательного и активного освобождения от всего мифологического. Это результат взаимодействия неустранимого мифа с разумом, претендующим на роль ведущего начала в устройстве культуры и жизни. Это “псевдоморфозы” мифа, миф, мимикрирующий под особые – приемлемые для разума – формы.

Миф и разум – два партнера по историческому диалогу. Может быть, равноправные, а может быть, и нет – в разные эпохи это решалось по-разному. И мы этого сейчас тоже не можем знать, поскольку находимся внутри одной из эпох и смотрим ее глазами. Но важно, что миф не просто присутствовал при рождении своего исторического собеседника: он был средой, из которой тот родился. И сейчас разум вынужден узнавать в себе родовые черты, от которых долгое время отказывался.

Миф – это не обязательно и не всегда чувство единства себя с миром. Это вообще цельность восприятия и переживания, которая предшествует всему, идет впереди фактов и определяет, какими они для человека будут. В этом смысле миф, конечно, заключен во всяком восприятии и сохранится всегда. Миф возникает из (неизбежной!) недостижимости реальности как целого и из потребности в этом целом, в котором все частное находило бы себе опору и оправдание.

Само стремление преодолеть миф – это тоже миф.

Культура, выходя из мифа, отталкиваясь от него, все это время, в процессе этого им питается. И никто не знает, сколь неистощимы питающие источники.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"