Если все идут в одну сторону,

а двое – в противоположную,они точно мультипликаторы

Андрей Хржановский существует вне знакомых кинематографических схем, стилей и жанров. Его мультипликация – сложнейшие, изысканнейшие композиции, где живопись, графика, музыка сливаются в пластическом единстве.
Его лента “Олег Каган. Жизнь после жизни” по технике чисто документальна, но разве это документалистика?
Положение режиссера тоже нетривиально. С одной стороны, он признанный мэтр, с другой – широкое хождение на ТВ имела лишь трилогия по рисункам Пушкина, а новые его работы недоступны зрителю. Из трех фильмов, выдвинутых недавно на Госпремию, один “Олег Каган” удостоился показа, тогда как “Лев с седой бородой” и “Школа изящных искусств” телевидением не востребованы.

– Андрей Юрьевич, ваш Лев очень похож на вас. Это специально?
– Нет, такого специального заказа не было. Просто замечательный художник Сергей Бархин, когда рисовал этот персонаж, имел перед глазами два ориентира: первым была его любимая такса, а вторым и, видимо, нечаянным – моя мимика.
– Известно, что художник часто отождествляется со своим героем. А в вашем случае это возможно?
– В процессе творчества это неизбежно, ибо постоянно приходится перевоплощаться во всех и все, что является предметом твоих размышлений или переживаний и, в конечном счете, предметом твоего труда.
– То есть художник всегда говорит о себе?
– Я думаю, так. Я могу сделать главным героем и отрицательного персонажа, как было в первом моем фильме “Жил-был Козявин”. Тем не менее это был действительно разговор о себе, для меня важно было очертить своего антипода. А чем подробнее мы сможем увидеть явление, которое нас волнует, тем большее облегчение принесем, во всяком случае, себе, а возможно, и другим. Если ваш взгляд не является уродливо-уникальным, потому что художник всегда уникален, но если он думает о чем-либо, что лежит вне сферы размышлений и переживаний его сограждан, то эта уникальность перестает быть интересной.
– Российское искусство часто подчиняло себя задаче “сеять разумное, доброе, вечное”. А вы?
– Мне кажется, это дело внутреннее, чтобы не сказать интимное. Если вы доверяете своему внутреннему миру и своим представлениям о нравственности, это произойдет неизбежно. Если этого нет внутри, то может даже существовать установка насчет вот такого... посева, но в итоге на передний план попрет фальшь. Так что дело не в том, чтобы сказать себе: “Эх, а не засеять ли мне еще пару гектаров разумного”. Надо просто постараться дать образное выражение тому, что тебя волнует.
– Вы говорили, что мультипликация есть сплав поэзии и карикатуры.
– Я повторил формулу, которую не раз слышал. И хотя она не является исчерпывающей, но навскидку довольно точная и полная. Кстати, в искусстве карикатуры и в поэзии много общего хотя бы уже потому, что это кратчайший путь к характеристике того или иного персонажа либо явления. Этот сплав всегда предусматривает предельную условность и поэтому очень насыщенную, очень богатую образность.
– А какую составляющую вы для себя считаете более значимой? Мне, например, казалось, что в том же “Льве” карикатуры совсем немного.
– Там есть моменты в актерском разыгрывании, когда гротеск, эксцентрика выходят на передний план. И в этом отношении любой фильм для меня похож на музыкальное произведение, где одна и та же тема может возникать в разных регистрах и разных тональностях. Может уступать место другой теме, и одна будет гротескная, а другая, скажем, лирическая. Кстати сказать, это не только к мультипликации относится и не только к кино. Вы можете проверить любую первоклассно сделанную вещь в любом виде искусства и обязательно найдете сходство с основными элементами строительства музыкальной формы.
– То есть музыкальная форма – это нечто объективное?
– Она возникла на основе объективных законов. В истоках главных элементов музыки – ритма, мелодии, темпа, полифонии – жизненные реалии и принципы жизнеустройства.
– И вы намеренно строите фильм как музыкальную форму?
– Кто мог ожидать, что в разговоре о столь демократичном, всенародно любимом и даже, может быть, по чьим-то взглядам и опыту, примитивном искусстве, как мультипликация, зайдет речь о таких уподоблениях... Вообще-то мне нравится формула Мейерхольда, которого я во многом считаю своим учителем: “Мастерство – это когда “что” и “как” приходят одновременно”. Конечно, самое драгоценное – если это построение является на интуитивном уровне и вам ничего не остается, кроме как проверить и убедиться, что все сделано так, будто вы ставили себе задачу полностью и добросовестно имитировать сонатную, к примеру, форму.
Но иногда приходится и на более раннем этапе и чисто формально предъявлять эти условия самому себе.
Вообще же элементы музыкальной формы возникают как потребность развития действия, ибо что для меня, даже как для зрителя, является мерилом качества произведения? Его многоплановость. Линейные вещи, как правило, примитивны и, строго говоря, не вправе считаться произведениями искусства. Почему мы так часто и любовно возвращаемся к творчеству Александра Сергеевича Пушкина? Наверное, именно потому, что каждая его вещь – пример задействования сложнейших связей.
– Вот вы произносили такие слова: “актерское разыгрывание”, “актерские сцены”. Но ведь актеров-то у вас нет.
– Разве вы не видите, что рисованный персонаж ведет себя так, как если б в его шкуре был живой актер? Он способен выразить всю гамму чувств, больше того, он способен выразить их так, как не сможет живой актер. И понятно, что в мультипликации актерами являются художники-мультипликаторы – люди уникальной профессии, которые при всех наших усилиях эту профессию выделить все равно остаются в тени. Мне посчастливилось работать с изумительными мастерами: А.Абареновым, Н.Богомоловой, Л.Маятниковой, Н.Тимофеевой и другими. Каждый мультипликатор должен совмещать, причем на высочайшем уровне, как минимум три самостоятельные профессии: он обязан прекрасно рисовать, быть первоклассным актером, и еще одной как бы аккомпанирующей профессией является для него профессия музыканта. Даже если музыка не звучит впрямую, если речь не идет о чем-то вроде балета или пантомимы, а художникам-аниматорам и это приходится делать, так что они порой выступают и в качестве мимов, и в качестве хореографов, и в качестве танцовщиков, – так вот, даже если эти элементы не присутствуют на экране, все равно, только обладая совершенно исключительным чувством ритма, темпа, композиции, можно достичь высот в профессии.
– А кто может достичь высот в профессии режиссера анимации?
– Могу привести в ответ такую историю. Однажды во время Московского международного фестиваля надо было встретить группу зарубежных режиссеров мультипликации. “Но как я их узнаю?” – спросил встречающий. “Очень просто. Вы увидите, что все идут в одну сторону, а двое в противоположную – вот их-то вы и должны встретить”. Конечно, это не единственное условие, остальные мы стараемся обнаружить на вступительных экзаменах, которые проходят на высших курсах режиссеров и сценаристов. Они не первый год существуют в Москве.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"