Разлад с отечеством
В любой стране есть люди, которым неуютно
внутри национальной традиции. Часто они выглядят
нелепо, но они честны в своем отчаянии и,
возможно, правы в своем максимализме
В одной из книг Ван Мэна, одного из самых
талантливых и тонких писателей современного
Китая, есть такие слова: “Кто рожден китайцем –
отравлен на веки вечные. То, что мы у себя в
Поднебесной наворотили, всему человечеству не
расхлебать за тысячу лет”.
Интересно, правда? Один интеллигент сидит в
Пекине и пишет про Китай в точности те самые
слова, которые тысячи интеллигентов на
московских кухнях произносят про Россию. Мир
оказывается до смешного подобен себе. И не
легковесность сетований на трагическую
национальную судьбу тут заставляет задуматься
(Поднебесная разгребла свои завалы за десять лет
правления Дэн Сяопина), а их странное
единообразие.
Так что же это такое – разлад человека со своим
отечеством? Что это за приступы самобичевания,
когда собственный народ кажется неправильным и
одновременно особо несчастным, собственная
история – состоящей лишь из мрачных и
трагических эпизодов?
Был у меня в жизни период, когда я регулярно
наезжал в Таллинн. И там судьба свела меня с
довольно занятным персонажем –
девушкой-эстонкой и при этом убежденной
эстонофобкой. Говоря попросту, это была
эстонская Кармен. В дом, где меня гостеприимно
приютили, она явилась среди ночи пьяная, больная,
в сапогах на босу ногу и в шубе поверх ночной
рубашки. Карменситу уложили в постель. Хозяйка
дома, приходившаяся ей родной теткой, побежала
готовить целебный чай с травками. Я пожертвовал
кровными запасами бисептола. В общем, дня за два
мы поставили ее на ноги, и девушка, почувствовав
человеческое к себе отношение, решила одарить
меня откровением. “Слушай, – говорит, – эстонцы
– зануды, правильные, аккуратные, все время
экономят деньги. Я люблю русских. Русские –
хорошие люди, широкие, душевные. Живут как птицы
небесные. Пьют много водки”. В один злосчастный
день, когда никого дома не было, Карменсита
сбежала, прихватив половину хозяйского
гардероба. Из моих вещей ничего украдено не было.
История прозрачная. Девушка родилась не с той
душой, не в той стране. Не хотела жить, как
подобает добропорядочной эстонской бюргерше, и
не жила, никаких угрызений или комплексов по
этому поводу не испытывая.
Для нас, русских, Прибалтика была тогда землей
обетованной, кусочком недоступной Европы.
Чистота и аккуратность, черепичные крыши и
уютные кабачки, сбитые сливки и европейский
дизайн милых бытовых мелочей. Мы восхищались
Прибалтикой и сетовали на Россию в точности за то
самое, за что эстонская Кармен любила Россию и не
любила Прибалтику. Так что ж мы, всем народом не
там воплотились, что ли? Все 150 миллионов?
На протяжении последних четырехсот лет Запад
преподносит миру один и тот же жесткий, но
неизбежный урок: быть дикарем очень плохо. Дикаря
просто завоевать. Дикаря столь же просто
обмануть. И даже когда дикаря никто не хочет
завоевывать, обманывать или еще как-нибудь
обижать – все равно ему плохо. Просто оттого, что
он морально не готов к соблазнам цивилизации.
Когда командор Перри бросил якоря в Токийском
заливе, до японцев наконец дошло, что жить в
самоизоляции больше нельзя. Надо было догонять и
перегонять Запад – иначе съедят. И за 30 лет –
последние 30 лет минувшего столетия – Япония
сотворила чудо. Построила промышленность и
железные дороги. Поставила на европейскую ногу
образование, администрацию, финансы, судебную
систему. Создала современную армию и флот – один
из мощнейших в мире. (На него пожертвовали свои
фамильные драгоценности император и вся знать.)
Однако же Страна восходящего солнца
парадоксальным образом избегла такого явления,
как западничество. Заимствуя европейскую
технику, она оставалась равнодушной к
европейским социальным идеям. Социализм,
либерализм, демократизм, пацифизм, профсоюзное
движение, авангардное искусство – все это
затронуло японское общество лишь краешком или не
затронуло вообще. Необходимость догонять
вызвала у японцев не комплекс национальной
неполноценности, а нечто прямо противоположное
– страстную влюбленность в национальную
культуру и экзальтированное
верноподданничество.
В конце XIХ – начале ХХ века в положении
догоняющих (кроме Японии) оказались Германия,
Россия, Китай. Все три страны отреагировали
совершенно не в японском духе: комплексом
национальной неполноценности и вспышкой
интереса к либеральным идеям.
Не будем сейчас выяснять, что лучше, что хуже,
кто прав или не прав, – это дело личных
пристрастий. Отметим лишь следующий
культурологический факт.
Бывают цивилизации “безразмерные”, как
японское кимоно, а бывают – “сшитые по фигуре”,
как европейский костюм. Первые могут свободно
развиваться технически, не затрагивая своих
фундаментальных духовных основ – нигде не давит,
не тянет. Там господствует всеобщее
доброжелательное отношение к национальной
ментальности, ценностям, образу жизни. А
технические дыры латаются техническими же
средствами. Вторые же при необходимости
меняться, наверстывать упущенное начинают
мучительно жать во всех местах. Возникает
ощущение (у разных людей в разной степени), что
сама необходимость догонять и наверстывать
связана с несовершенством национального
менталитета. Грубо говоря, не в том дело, что
производительность труда маленькая, а в том, что
всё как-то не так. Причем в самых глубинных,
человеческих основах.
Критическая оценка собственного национального
бытия – продукт этически ориентированной
культуры. Это не отношения Востока и Запада. Это
отношения человека с Небом.
Культуру трансформируют люди (прежде всего
молодые люди), которые не вписываются в
существующую традицию. В силу самой постановки
вопроса эти люди выражают свои претензии не в
прагматических терминах (бедно живем, отстаем,
производительность труда низкая), а в этических
(живем не так, как должно). Скажем, должно уважать
человеческое достоинство, а принято пороть на
конюшне. Вот так и возникает соблазн обозвать
себя варварами.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|