Ленточка
Фантастическая притча о философе,
который познал логику чудес, и о книге,
превратившей эту логику в чудо
Мартин Бубер – известный
еврейский философ нашего века. Первая книга,
сделавшая мыслителя знаменитым, – “Я и Ты”. А в
1923 году он открыл миру две жемчужины – два
сборника хасидских преданий, написанных на
немецком языке под музыку галицких и волынских
евреев-мистиков. После переезда философа в 30-х
годах на родину предков, в Палестину, драгоценное
ожерелье умножалось каждые девять месяцев
вплоть до последних дней жизни. Оно уже
представляло собой двухтомное собрание
хасидских легенд о деяниях благочестивых
простецов.
Наряду с философскими изысканиями Бубера
анекдоты полуграмотных мистиков можно было
считать ребяческой забавой. На что сам философ
двусмысленно молчал...
...Я называю эти легенды реальностью.
Реальностью опыта восторженных душ, реальностью,
рождающейся в каждом чистом сердце,
незамутненном хитростью и лукавством
В детстве Мартин мог прятать под
кроватью деда шесть хлебов, пока тот постился,
добавляя к календарю лишнюю пятницу. В
булькающей похлебке из восточноевропейского
еврейства и театрального католицизма варилась
его юность. Так же поглощал он книги, выбирая их в
зависимости от того, голоден ли он был на этот
момент, или готовился ко сну. Казалось, что все,
что приготовлено в мире, уже вместилось в его
голове. И, как продукт скоропортящийся, вот-вот
заветрится, если его не вынести за порог.
Однажды, сидя в гамаке и свесив правую ногу,
чтобы, уперевшись в стену, было удобнее
раскачивать время, Мартин понял, что его “я” и
есть этот порог. Он, не спросясь благословения,
накануне праздника Ханукку потушил светильник в
комнате и уехал в гимназию во Львов. Затем
появился в Вене, потом в Берлине. Он готовил новый
перевод “Пятикнижия” на немецкий, носил
профессорскую шапочку, а в карманах – вперемешку
с табаком крошки деревенского хлеба. От
спонтанных излияний Ницше – к поздним
романтикам, от модного неокантианства – к
религиозным мистикам средневековья, потом вновь
к Кьеркегору и Юнгу. Западная философия
напоминала уборку перед баней в доме деда, а
Германия – послеобеденный сон с непереваренной
трапезой.
Постепенно в его меню стало просторно от
выброшенных щедрот цивилизации. Так бывает с тем,
кто с детства привыкает обмакивать один и тот же
кусок хлеба в разные приправы, обсасывая и
никогда не съедая его. К тому же он скучал по
горькой пище, от которой еще в детстве испытывал
жар.
Как-то в дом деда вошел продавец рыбок, он стал
расхваливать чистые окна, закон Моисея и славить
чудо света. Юноша Мартин со всей серьезностью
остановил его: “Последние мировые исследования
натуралистов показывают, что в соответствии с
законами природы Красное море должно было
расступиться в тот самый момент, когда его
пересекали дети Израиля. Где же здесь чудо?”
Малограмотный продавец рыбок рассудил так:
“Разве ты не знаешь, что природа сотворена Богом?
И сотворил он ее так, что в тот самый час, когда
дети Израиля пересекали Красное море, волны его
действительно расступились. Это и есть чудо”.
В подарок от соседа Бубер держал на окне аквариум
с двумя рыбками, которые знали мужские и женские
буквы алфавита и умели качать головой. Они
забеспокоились лишь однажды, осенью тридцать
третьего года. Они почувствовали, что сон Бубера,
в котором он путешествовал по земле обетованной,
погоняя белоснежных коз виноградной веточкой,
затянулся. На второлуние того же месяца
представители новой власти решили, что огня в
доме зимой долго не ждут. Они забрались в
пустующую квартиру ученого, зафиксировали и
изъяли лишние вещи. Были найдены труды немецких
философов, лекции Кьеркегора, автограф Джованни
Боккаччо на докторской диссертации, желтые
тетрадные листы, исписанные короткими историями
о деревенских глупцах. Ничего ревниво волнующего
инквизицию рейха найдено не было. Рыбок, которые
в тишине шептали первые буквы: алеф, шем, бет,
гинел, – решено было отнести в полицейский
участок.
Начиналась суббота. За окном галдели воробьи.
Ефрейтор Кауфманн не гасил свечу, перелистывая
желтые тетрадные листы, согреваясь горячим кофе.
Ему показалось, что к двери подошел человек. “Кто
это?” – неожиданно вежливо спросил полицейский,
пряча в рукав пистолет. Кто-то задержал дыхание и
не ответил. Кауфманн открыл дверь – на пороге
стайка воробьев подбирала хлебные крошки.
Полицейский вернулся к тетрадям, прочел еще раз
вслух: “Я – Твой ученик. Мое – это Твое. А Твое –
это Твое. Таков путь благочестивого”. И еще: “То,
за чем ты гонишься, ты никогда не настигнешь. Но
когда ты никуда не торопишься и все идет своим
чередом, то то, что ты хотел, само приходит к тебе.
Разруби большую рыбу и внутри нее всегда найдешь
маленькую, лежащую головой к хвосту”. Через
минуту он покинул свой пост, ушел по дороге, не
оглядываясь на дом, и сердце его трепетало.
Так родилась еще одна история об Учителе и
Ученике. Ее рассказал Мартину Буберу в 1953 году
ученый-ориентолог Отто Кауфманн на конференции в
Иерусалиме. Вот она:
“Один ученик Великого Маггида несколько лет
обучался у него и посчитал, что всему выучился. По
пути домой он наведался к школьному приятелю в
Карлин. Стемнело, но ученик Маггида очень хотел
увидеть друга и постучал в окошко. “Кто там?” –
спросил приятный голос. Гость, думая, что его
сразу узнают, ответил просто: “Я”. Но окно
осталось закрытым. Он стучал до самого утра.
Наконец он взмолился: “Аарон, почему ты не
открываешь?” Тогда хозяин важно ответил: “Кто
ты, осмелившийся назвать себя “я”? Именем,
подобающим одному только Богу?” Ученик Маггида
понял, что еще не до конца выучился, и без
промедления отправился обратно в город”.
Очевидно, что “Хасидские предания” имели для
философа Мартина Бубера особое значение.
Истинная причина по большому счету должна
остаться тайной. Сколько бы он ни высказывался о
них как об увлечении, сравнимом с пристрастием
выпивохи к недорогому портвейну, который всегда
предпочтительнее дистиллированной воды. Или
что-то в подобном тоне.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|