Музыкальная
форма жизни
Она уже открыта и для своего
существования
не требует даже нот.
Только учитель, ученик и мелодия
Не часто бывает – встречаешь
человека, о котором помнишь потом всю жизнь,
сверяешь собственные поступки и решения. А если
этот человек еще и учитель музыки, то музыка
возникает вместе с его образом. Учитель, о
котором мы хотим вам рассказать, не имеет ученых
степеней, дипломов и наград. Он до сих пор не
собрался написать текст своей уникальной
программы элементарного музицирования, которую
не просто создал – выстрадал за много лет работы
с детьми. Но сотни музыкальных и самых
обыкновенных педагогов, которым хоть раз
удавалось принять участие в занятиях с детьми
Льва Вячеславовича Виноградова, восхищались его
талантом. Происходило что-то необыкновенное: не
инструмент в руках детей или учителя
воспроизводил мелодию, но музыка сама поселялась
внутри человека и звучала не переставая. Ни с чем
не сравнимое чувство!Как же он это делает? Что за
волшебство?!
Большой школьный зал
отдан братству первоклашек. На ковре, без обуви,
что они только не вытворяют!
Качаются и хлопают под музыку, ползают по залу
так, точно ноги у них связаны. При этом учебное
задание на сегодня: самоконтроль и самооценка.
Вот и думай, что это за урок. Пантомимы? Ритмики? А
может быть, философии? И только в конце занятия по
тому, как трепетно ребятишки достали, стоя на
коленях, свои блок-флейты, стало ясно, что это
урок музыки. Урок, где все музыкальные законы и
даже ноты дети открывают сами. А режиссер этого
урока – Лев Вячеславович ВИНОГРАДОВ.
Цепочка Выготский – Леонтьев –
Эльконин – Давыдов осталась незавершенной
Окончив консерваторию, Л.Виноградов
поступил работать в училище Ипполитова-Иванова
(по совместительству вел хоровые коллективы).
После 18 лет работы в училище был приглашен в
Институт общей педагогической психологии, где
познакомился с Василием Васильевичем Давыдовым.
Он взял его в лабораторию младшего школьника. В
1979 году Лев Вячеславович включился в работу по
подготовке новой программы, в основе которой
лежит развивающее обучение. К сожалению, это было
то время, когда творчество разрешалось лишь в
узких партийных рамках. Поэтому лаборатория
продержалась недолго.
Когда через несколько лет создали Международную
ассоциацию “Развивающее обучение”, Лев
Вячеславович вошел в нее и стал писать
обоснование программы “1–4” элементарного
музицирования.
И вроде бы нет уже партийного прокрустова ложа, и
около тридцати пяти лет Виноградов проводит
семинары по всей стране, а реализовать идею до
конца не дают. Учителя других городов и хотели бы
работать по его пособиям, да не имеют права: не
утверждена программа Виноградова.
Правда, своей он ее никогда не называет. В ней он
– только часть целого.
Музыкальность нуждается в образовании
Мы привыкли к тому, что в
общеобразовательной школе инструментом все
равно не овладеешь, музыкальной грамотой во всей
полноте – тоже. На уроках лишь слушают и много
рассуждают о музыке. Виноградов считает, что в
педагогическом отношении – это запрещенный
прием. Слушание музыки – это рефлексия на тему
уже созданного. Музыкальность нуждается в
образовании.
Г.Нейгауз по этому поводу говорил, что даже
профессора Московской консерватории часто не
умеют слушать музыку, читая ноты глазами. Кто
научит ребенка, посмотревшего в ноты,
воскликнуть: “Ах, какая красивая музыка!” Только
тот, кто сам обладает такой способностью.
– Однажды, – рассказывает Лев Вячеславович, – в
училище Ипполитова-Иванова мои студенты,
готовясь к экзамену по хоровой литературе,
махнули в Прибалтику на море. Загорая на песочке,
открыли заданные им клавиры. Подходит молодой
человек, заглядывает через плечо и говорит: “У,
какая удивительная мелодия!” “А вы кто? –
спрашивают его. – Студент консерватории?” “Да
нет, студент физтеха, эстонец. Дело в том, что я
пел в хоре Хайне Каулюсте, который работал в
системе относительной, а не абсолютной
сольмизации”. Именно в этой системе
ритмического чтения и называния нот без пения и
работает Лев Виноградов.
Школе нужна другая форма организации
Как часто мы слышим от выпускников
музыкальных школ, что музыку они все равно любят.
То есть если и остается любовь к музыке как к
таковой, то не благодаря, а скорее вопреки
педагогическому процессу.
Бетховеном мы восхищаемся. Чайковский вызывает у
нас слезы. Давайте этому учиться! Но как только
предмет стал учебным, сразу омертвел.
Чтобы процесс был воистину учебным, ему нужно
дать другую теорию, другую форму организации. А
мы лишь подразумеваем, что у нас есть педагогика.
У нас же есть репетиторство, научательство.
Ребенок должен освоить музыкальную грамоту не по
продукту готового произведения, а по средствам,
которые возделывает через себя. Эти средства, с
одной стороны, высокопрофессиональные: ритм,
гармония, мелодия, форма, оркестровка. С другой –
они исторически заложены в природе человека. И
ребенку близки естественным образом.
Ученику можно только помочь расшифровать и
усвоить те законы, которым подчиняется вся
история развития музыки. Поэтому Лев
Вячеславович Виноградов на своем уроке создает
некие новые для ребенка условия совместной
деятельности. Понятно, почему учитель с детьми
сначала топает ногами, потом бьет в барабаны,
затем хлопает в ладоши, пробует голос и так далее
– все это следующие друг за другом ступени
развития. Все это ритм, заданный природой
человечеству. Ритм диалектики. Дети схватывают
его в пантомиме.
Мелодия также открывается ребенку изнутри. Звук,
который издает ребенок, не принадлежит ему. Он
для того, чтобы его услышал другой. Услышал и
обязательно откликнулся. Так одинокий звук
превращается в диалог.
Как открывается детям понятие гармонии?
Оказывается, в согласованности отношений между
ними. От найденного внутреннего равновесия.
Когда это равновесие перейдет в специфически
музыкальные формы, мы получим и тонику, и
динамику. Познание гармонии идет от системы
отношений, начавшихся в игре, к той гармонии,
которая называется классической.
Известно, что в музыкальной классике есть
гармония, которая сформировалась в эпоху
венского классицизма. На ее основе работают
абсолютно все школы. Бах, Гендель, Моцарт,
Бетховен выстроили музыкальную классику на базе
народных мелодий. Она и была положена в основу
преподавания. Но в конце XIX века российские
музыканты заявили, что наша музыкальная культура
невольно оказалась под влиянием близлежащих
народностей.
Глинка и Даргомыжский преодолели это давление в
классической русской музыке, но в школьной
теории и практике...
С 1860 года началась реформа в музыкальной
педагогике. Балакирев и его последователи
призывали к единой музыкальной системе как для
общеобразовательных, так и профессиональных
школ.
И такая программа уже готовилась к внедрению при
консерватории, но тут нагрянул 1917 год. Музыканты
эмигрировали, и проблема вернулась на круги своя.
Чем шире круг знаний, которые надо усвоить
ученику, чем больше интеллектуальных усилий ему
надо приложить, тем значительнее должна быть
отдельная, особая, специальная работа по
воспитанию чувств ребенка. В противном случае в
человеке победит холодная рассудочность. Этой
специальной работой по воспитанию и могли бы
стать уроки музыки, которые пока заканчиваются в
начальной школе.
Можно представить, как с
1 по 10 класс дети постигают музыку, живут ею. Для
детей, желающих совершенствовать
инструментальное мастерство, параллельно идут
индивидуальные занятия.
Нейгауз говорил: “Если учитель фортепьяно, а
вместе с ним и его ученик занимаются
фортепьянным искусством, то им обоим нужно пойти
к учителю музыки”. Жаль, что не сказал, к кому. У
нас же вместо учителей музыки учителя предмета.
“Спецпредмет”. Даже учителей пения стали
готовить как специалистов. А детям нужны
учителя-универсалы! (Хоровик не умеет играть на
скрипке, скрипач не умеет играть на блок-флейте.)
Чтобы освоить музыку как культуру, ребенок
должен ею напитаться.
Что значит напитаться музыкой
– На мой взгляд, – говорит Виноградов, –
удобнее всего ноты называть C, D, E, F, G, A, B – в этом
ключ к пониманию работы в общеобразовательной
школе. Зачем, казалось бы, если есть до, ре, ми, фа,
соль, ля, си? Но практика показывает следующее.
Существуют две формы не только музыкального, но и
человеческого бытия: устная и письменная. Устная
связана с нашей генетикой. И лишь относительно
недавно мы стали пользоваться знаками
письменной речи.
Приходит на урок малыш, и Лев Вячеславович
обращается к его чувствам, если он им доверяет.
Разговор на уровне чувств, а не интеллекта – это
и есть устная форма жития человека.
А там, где в преподавании присутствует
авторитарная сторона, мы имеем дело с
интеллектуальным уровнем общения: “Выучи ноты,
быстро научись играть, сдай зачет... А теперь
чувствуй!” В абсолютной системе “До, ре, ми...”
разучивают правую, левую руку, на дом – разбирают
вторую строчку, два такта вне контекста”. Да не
работает все это уже!
“Теория искры”
В XI веке регент Гвидо не для научных
открытий, а для своего хора реформировал
музыкальную систему. В этой чудным образом
перелепленной системе дети с первого раза читают
с листа и поют, как у Хайне Каулюсте, легко и
свободно.
– Когда мы поем вне знаковой системы, –
продолжает рассказывать Виноградов, – то в
голове складывается свой звукоряд, интервальный
ладовый слух.
А внешне мы просто берем инструмент и читаем по
буквам. И когда играем – внутри звучит лад,
звучат интервалы. Внутри звучит симфония, а
скрипкой мы только воспроизводим внутреннее
звучание.
По идее отдельно ладовая и неладовая системы
существовать не могут. Значит, должна быть
третья, связующая. Так же как мы берем кресало и
камень и высекаем искру.
Три системы – игры на инструментах, пение и
ритмика – должны были слиться воедино. И это
сделал голландский профессор Пьер ван-Хауве. Это
он, следуя “Теории искры”, сделал связку
абсолютной и относительной систем. Но
теоретически не обосновал открытие, выразив его
лишь музыкальными средствами. Л.Виноградов
взялся за эту работу. Но обоснование нашел в
мелодических интонациях славянских народов. В
теории В.Давыдова он увидел необходимые
компоненты для целостного создания оригинальной
музыкальной методики воспитания детей
“Элементарное музицирование”. Элементарное –
не в смысле примитивное, а в смысле – исходное,
начальное.
Наверное, все мы только в начале пути.
|