ФИЛОСОФИЯ ОБРАЗОВАНИЯ

Сергей СМИРНОВ: «Новые социальные заказы будут рождать разные проекты школ»

Мы «про что», когда учим и воспитываем детей, руководим образовательной организацией или группой педагогов? По идее – про человека. А на практике именно человек в расчет не берется. Почему? Интервью «ПС» дал Сергей Алевтинович СМИРНОВ, доктор философских наук, заведующий Лабораторией стратегических и форсайтных исследований и разработок Новосибирского государственного университета экономики и управления, автор и редактор сайта www.antropolog.ru и гуманитарного альманаха «Человек.RU».

 – Как влияют на образовательные практики те воззрения на человека, которые сложились в философской антропологии?

– Практически не влияют. Первое – ситуация в самой философии и антропологии. В нашей стране философия, не успев пустить свои автономные ростки в начале прошлого века, была расстреляна и увезена на философском пароходе. А затем превратилась в идеологию. В школах стали ковать советского человека. Выготский тоже к этому руку приложил, призывая к перековке человека, будучи убежденным марксистом. Но в его позиции была мировоззренческая и методологическая основа – он говорил о том, что магистральный путь развития человека – это овладение им своим поведением посредством культурных орудий и культурного взрослого и формирование через это посредничество своего культурного тела – тела личности. Эту идею потом подхватил Ильенков.
Философия была служанкой, которая обслуживала двух господ – идеологию и в лучшем случае науку, поставленную на оборонку. У нас в Академгородке в Новосибирске это было ярко видно. Все философы были либо идеологи, либо методологи, занимающиеся некими частными вопросами логики научного познания. Про человека, про антропологию, тем более про школу, про то, чтобы философ пришел в школу, – этого в головах даже не возникало.
Философский ренессанс после войны в лице Зиновьева, Ильенкова, Щедровицкого, Мамардашвили и других не в счет. Это была временная оттепель, и это военное и послевоенное поколение училось на немногих разрешенных образцах мысли типа «Капитала» Маркса. Огородившись на своих островках, каждый пытался свободно мыслить по-своему. Их судьба известна. Ильенков покончил с собой. Зиновьева выдавили из страны. Мамардашвили уехал в Грузию. Щедровицкий закрылся играми и там, хитро сощурившись, позволял себе и своим ребятам свободно мыслить, обманывая партийное начальство. Потом это поколение ушло, а равного ему не сформировалось.
Второе. Ситуация в педагогическом образовании. Философская мысль почти никогда не влияла на реальную педагогическую практику в школе. Этого в принципе не предполагалось, а сейчас тем более. Индивидуальные прецеденты я не беру в расчет; если же говорить о системных вещах (наличие программ, учебников, подготовка кадров и повышение квалификации), то здесь были два исключения.
Это развивающее обучение времен Ильенкова – Эльконина – Давыдова. Когда тезис Ильенкова «школа должна учить мыслить» подкреплялся вполне обоснованным философским проектом, идущим от Гегеля–Маркса–Выготского. И второй пример, более локальный. Это школа диалога культур времен Библера. Но здесь философское учение Библера и его соратников имело локальное влияние и в соответствующие институции не воплотилось.
И третье. Ситуация в самой школе. Школа перестала не только учить мыслить. Она вообще перестала заниматься формовкой человека. На первом месте – предметоцентризм и дисциплинарный подход. Освоение дисциплин и дисциплинарная структура поведения, упаковка всех действий учеников и педагогов в дисциплинарную структуру. О человеке в школе никто не думает. Учителя и ученики – функции. Чем ближе к выпускным классам, тем более школы превращаются в площадки-тренажеры по натаскиванию к ЕГЭ. Про формирование личности – а это базовое требование к школе! – никто не думает. И думать про это опасно. Если учитель начнет реально заниматься человеком, то есть выращивать в конкретном ученике личностные качества средствами своего предмета, то вся структура его дисциплины разрушится, школьный конвейер пойдет вразнос. Директор его уволит, а родители с таким решением согласятся.
Современная школа не строится как институт человека, она не пускает в себя антропологию. В школе нет человека, это запрещенная вещь, несмотря на всю риторику и декларации.

– Но какие-то направления философской антропологии все же влияют на образование? Каким образом, через какие институты, через каких людей?

– Никакие. Первое. Сама философская антропология в России не существует как единое направление и единый институт. Есть несколько научных школ, каждая из которых занимается своими делами – проводит конференции, семинары, пишет статьи, издает книги, защищает диссертации. Ни у одной из этих антропологических школ нет осознанной программы влияния на школу. 
Отчасти еще продолжает работать школа РО – Борис Эльконин прилагает огромные усилия с целью продолжения этой традиции. Он вводит ранее даже не обсуждаемые в РО концепты и представления в свою психологию развития, а именно – представления об антропологии развития, о практиках развития. И здесь есть своя экспертная сеть, работают группы педагогов, психологов, философов в Ижевске, Новосибирске, Томске, Красноярске, Москве.
В недрах РО сформировалось представление о тьюторстве. Это, пожалуй, самая принципиальная вещь. Ведь именно тьютор как позиция и как вид педагогической практики и нацелен на то, чтобы работать с выстраиванием личностной траектории человека. Он призван помогать человеку, которому 5–8–12 лет, составлять его карту личностного развития. Этим пытаются сейчас заниматься Татьяна Ковалева и ее коллеги. Но опять проблема: если школа будет оставаться дисциплинарным институтом, то у тьюторов ничего не получится. У них может получиться в других форматах, например, в частных школах и детских садах, в центрах развития, которые реализуют программы дополнительного образования. Или вообще в форматах «педагогики улицы», в которых как раз менее всего выражен дисциплинарный аспект. Мне более всего интересен именно этот момент. Занимаясь антропологическим форсайтом, я столкнулся с тем, что дорожные карты, которые вырабатывают в рамках практик конструирования будущего применительно к антропологии, должны выглядеть как карты личностного роста человека. Нужно уметь такое картирование проделывать, как, например, геологу, путешественнику, туристу нужны карты перехода по незнакомому маршруту. Только здесь карты – это карты особой местности под названием «Моя будущая личность». Тьютор выступает шерпом–проводником. Но есть ли место такому шерпу в современной школе? Это белая ворона, которая не летает. Ее отстреливают.
Есть еще сугубо профессиональные антропологические школы в лице С.С.Хоружего (концепт синергийной антропологии), антропологические изыскания философов в Санкт-Петербурге в лице Маркова, Тульчинского и др. Но они пока не занимаются проработкой педагогических концепций.
Если говорить не о направлениях научной мысли, а об обыденном понимании антропологии, то есть о представлениях о человеке, то сейчас доминирует идеология успеха, проект успешного человека. Родители сошли с ума, гоняясь за тем, чтобы своего ребенка занять всем, чем можно. У маленького человека все меньше личного времени и пространства, отсюда депривация.
И второе: процесс жизненного аутсорсинга. Вы замечали – мы все более и более функций отдает другим – машинам, в сервисы, в услуги? Мы не стираем сами белье, не ремонтируем машину, не делаем ремонт в доме. Мы передаем работу на сторону. Перестаем сами считать, писать, запоминать... перестаем думать. Сколько часов в неделю ребенок работает пальцами, руками, телом? Сколько часов он находится наедине с собой и пытается понять, кто он, зачем он? Кто, где, когда и сколько времени с ним говорит на эту тему? Наше мышление рукотворно и личностно, а мы сразу вручаем ребенку планшет. И никто не знает, что происходит при этом с детьми, у нас нет виртуальной компьютерной сетевой педагогики и антропологии.
Идея человека, его конституция и институция радикально меняются. Это связано как с названным выше процессом аутсорсинга (передачей базовых человеческих функций другому), так и с нарастанием иных, непривычных для классического просвещенческого идеала человека трендов. Смена идентичности, изменение института семьи и брака, пересмотр религиозных ценностей и др. Наблюдается поляризация стран и регионов по этим вопросам. Например, по данным ООН, терпимость и толерантность к этим изменениям допускаются в развитых западных странах, а неприятие, отстаивание традиционных ценностей и ориентаций наблюдается в России и странах Азии и Африки.
Вопрос принципиальный: а какая антропология сейчас вообще должна выстраиваться в ситуации смены идентичности самого человека? Как реагировать на радикальные антропологические тренды, связанные с параллельным конфликтным существованием разных трендов и сценариев? Возможна ли реальная антропологическая альтернатива?

– Вы могли бы обозначить несколько возможных сценариев? Допустим, в ближайшие годы мы увидим рост влияния философской антропологии на практику – и тогда…

– Будут появляться разные проекты школ в зависимости от формирования новых социальных заказов – заказ от улицы, от компетентного родительского сообщества… но дисциплинарный проект будет еще долго доминировать.
Противоположные антропологические тренды будут усиливаться, будет нарастать борьба между сценариями. Можно назвать три класса сценариев.
Первый. Сценарий радикальных трендов изменения человека. Формирование новых идентичностей вплоть до проектирования киборгов и мутантов. Сочетание проекта успешного человека и достижений современной биомедицины и генной инженерии, таблеточной индустрии – это не за горами, ближайшие сто лет это покажут.
Второй сценарий – неотрадиционализм. Стремление повернуть цивилизацию вспять, убежать от нее на травку, на молочко, к бабушке в деревню. Усилия по сохранению патриархальных форм семьи, брака, школы, традиций, воспитания и проч.
Третий сценарий самый сложный – антропологическая альтернатива. Попытки использовать достижения техногенной цивилизации и обратить их в практику преображения человека. Для этого нужна школа антропопрактик развития. Нужна разнообразная среда, богатая для использования самых разных практик формирования человека, ее институционализация, придание ей прав, таких же, как есть права у РО сегодня. Но пока этот робкий проект давят со страшной силой две тенденции – стремление сохранить тоталитарный проект дисциплинарной школы, с одной стороны, а с другой – стремление насадить сугубо американский проект адаптивной школы, в котором ребенок находится в щадящей среде, и он никаких усилий не должен прилагать. Оба проекта губительны.
Выращивание же новых, точнее, как раз наиболее адекватных представлений о человеке как о существе самостановящемся, который строит себя и формует себя посредством разного рода антропологических практик, выстраивая свою карту личностного роста, должно идти параллельно выстраиванию новой модели школы. Модели антропологически ориентированной, в которой человек становится главным стержнем, а все остальное (программы, предметы, практики и проч.) – лишь средство.
Но дело в том, что сама сфера образования изнутри самой себя эти радикальные изменения не совершит. Это возможно лишь при изменениях всей институциональной политики в государстве.

Беседовал Анатолий ВИТКОВСКИЙ