Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №12/2009
Четвертая тетрадь
Идеи. Судьбы. Времена

Кожурина Людмила

Новый писатель, новый критик, новый читатель...

Заметки с IV Московского международного открытого книжного фестиваля

Несколько июньских дней каждый мог провести во внутреннем дворике Центрального дома художников, где среди мрамора, зелени и островерхих шатров неторопливо гуляли (стояли, сидели или возлежали, подобно римлянам) посетители IV Московского международного открытого книжного фестиваля.
Открыто – все. Небо, двери, люди, речи. Писатели – читателям, издатели – авторам, мыслители  – страждущим смысла, а смыслы – дискуссии. Книги, разумеется, тоже открыты – у прилавков, в шатрах, на коленях, в руках. Хотя концепция фестиваля – «не ярмарка, а салон». Книжный ассортимент в основном отражал программу встреч, а «думать, – по замыслу директора фестиваля Бориса Куприянова,  – можно просто так».
Собственно, «думал» фестиваль о будущем, такова была его короткая тема.

Назад, в будущее

Наверное, подобные проекты создаются не ради того, чтобы подтвердить очевидное, а чтобы новый стиль ощутить, новую проблему увидеть.
Молодые лингвисты предлагали загадки слов: «Да, бывает, в языке что-то куда-то девается». Но не как в физике, а бесследно. Из слова «обоняние», например, исчезло «в», и древнерусский корень «вонь» не ощущается. В принципе можно установить связи между «владыкой» и «проволокой», «облаком» и «локтями» – в том смысле, что эти связи исчезли. Подается такое на уровне «надо же!», в расчете на «широкую публику», которая пришла развлечься историей языка. Что ж, бывает. То, что убедительно звучит в одном месте, из одних уст, в обстановке, не соответствующей материалу, превращается в «не то».
Публика слабая, несмышленая, а какая же еще, раз пришла к нам, взыскует чего-то, наверное, эффектов и впечатлений – эта нота тише-громче, но звучала на разных встречах. «Один процент населения страны пишет книги, что делать остальным девяноста девяти?» – спрашивали Дмитрия Быкова. «Читать нас», – был ответ. И потом: «Спрашивайте, спрашивайте, а то мы встанем и уйдем». Поклонники спросили, на каких книгах писатель вырос. «Тиль Уленшпигель» Шарля Де Костера прочитан в 7 лет, «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова – в 9 лет и «Потерянный дом» Александра Житинского – в 15.
Написание книги – проект, главное – найти точку упорядочивания и технику монтажа уже созданного. Бери и делай. Биографию чью-нибудь, например, если не лень в архивах копаться. Современную повесть, если примеры маргинальной жизни у тебя под рукой. Съездил куда-то – пиши «текст прямого действия», нацелившись издать немедленно. А смыслы найдутся.
Новый писатель – в майке, бритый, веселый, дерзкий. Имидж нового критика тоже из начала 20-х прошлого века: рубашка с рукавом, изящный, кудрявый, говорящий размягченно-устало и беспрерывно.

«Профессионализм – это не всегда хорошо»

Между тем говорилось, что отделы культуры в бумажных СМИ либо сокращаются, либо вовсе закрываются (отделы писем свернуты давно), мол, не читают. Но «не читают» теперь означает, что ссылки на материал в интернете не ставят, по десять раз не цитируют. Читатель как человек с газетой или журналом в руках в виду не имеется. И если адресат автора публикации на тему культуры – ньюсмейкер, то и пишут для него: коротко, остро, «в расчете на то, что читающий не в курсе». Так считают сами авторы актуальных обзоров, «авторы первого круга», как теперь говорят.
«Отвлеченные темы» не без труда пристраиваются на сайтах интернета, где оказываются в самом невероятном соседстве – например, рядом с рецензией на спектакль помещается хроника происшествий этого вечера в районе именно этого театра. Желающим почитать о культуре что-нибудь внятное и серьезное, если они еще не вывелись, предлагали газету «Таймс», еженедельное приложение к ней, в котором регулярно публикуются обстоятельные двухполосные разборы книг, спектаклей, выставок. Но опять же язык знать надо, и никак без общей культуры к большой не подступиться.
Так что тренд трендом (тоска московских и петербургских критиков по большому социальному роману, в котором нет ни правых, ни левых и который будто бы вот-вот должен прибыть к нам из провинции), а на просмотр картины Ингмара Бергмана «После репетиции» (в киноконцертном зале ЦДХ в дни фестиваля демонстрировались шедевры мирового кино) сходить стоило. Верх и низ, право и лево, хорошо и плохо мгновенно разошлись по местам. Но это произведение 1984 года.
А современному искусству, может, потому и позволяется быть чудненьким-странненьким, что жизнь по нему никто больше не строит, не сверяет. Для жизни берется другой строительный материал, и это, как было видно на встречах с политологами, социологами и философами, вовсе не «правда жизни».

«Не говорите про плохое»

Например, доказательный разговор о будущем семьи начал иссякать сразу после первых статистических выкладок и таких выводов: брак нежизнеспособен, наша семья – это женщина с ребенком, развод перестает быть трагедией и поражением, а семья сегодня – это любая форма сожительства по поводу воспитания детей. Люди вставали парами и уходили: «Неправда! У нас все будет хорошо!»
Говорилось: страх бессмысленности жизни по статистике не на последнем месте в списке человеческих страхов, и для многих семья, дети – единственное спасение от бессмысленности. Долг, теплота, привычка. Мало у кого есть такой запас души, чтобы жить одному. Из зала молодые голоса возражали: брак – это совместный проект, все от нас зависит, уж мы-то справимся, одни не останемся. Главное, чтоб самооценка человека не была заниженной. И чтоб про плохое поменьше говорили, а давали бы позитивные примеры.
Нужны примеры, образцы для определения своего образа и строительства своего мира. Хотелось бы точно просчитать параметры, заранее знать, какие шансы в наличии. Может быть, именно мирообразование и станет уделом каждого человека в будущем. О виртуальном коконе на малогабаритной кухне, когда ни о чем нельзя сказать, в реальности это или в воображении, мир это или «вир», шла речь в лекции о будущем философии и языка.
Все в мире уже описано и определено, и философия анализа будет переходить в философию синтеза. Комбинаторика уступит место креаторике, умению по-новому (оригинально, небывало) трансформировать банальное. И тут писатели-классики нам учителя, синтетические опыты Салтыкова-Щедрина, например. Он придумал «благоглупость», а «благоподлость» уже сама напрашивается. Морфосочетания футуристов сюда же. И грамматической свободы не надо стесняться, норма не должна камнем лежать на языке. Так что осечивайтесь, остоличивайтесь, будьте входчивы и переходчивы – опривычивайтесь. Говорилось: все эти глаголы с инстинктом действия не асистемный бред, а завтрашний день языка.
Вероятно, они повышают самооценку, а без высокой самооценки как свой мир создать, как им командовать?

Дети у микрофона

Тут важно время не упустить, активизировать подрастающее поколение. На детских ток-шоу фестиваля каждый день менялись темы, модераторы, почетные гости, но не дети-спикеры. Одни и те же мальчики и девочки работали честно, безотказно: отвечали на вопросы про школу и про стариков, про агрессию и про журналы, про книги и права человека. Бодро говорили на морально-этические темы и давали советы взрослым.
Есть понятная технология, ее включают, и она работает. Сбой был в паре-тройке случаев, когда ребенок терял формат и начинал говорить о наболевшем со слезами на глазах. Это не сюда. Это не для тех, кто еще не разомкнул связи между словом и жизнью, чувством и выражением.
На ток-шоу «Социальная агрессия» сначала детям читали из Астрид Линдгрен: «Ребенком быть нелегко, ребенком быть очень-очень трудно. Ложиться спать, есть тогда, когда хотят взрослые, а не тогда, когда хочешь ты. Безропотно принимать от взрослых замечания по поводу внешности, характера и поведения. Мир не готов признать для ребенка свободу». Потом задали вопрос: «Что заставляет Пеппи Длинныйчулок быть агрессивной?» Дети отвечали: отсутствие заботливых родителей, которые не научили девочку жить в рамках дозволенного. Не было у нее доброго примера для подражания, вот и не умеет она контролировать свое поведение. Рядом с ребенком должен быть взрослый – хороший человек с хорошим образованием. Прямо в таких формулировках и говорили.
А та девочка, которая заговорила о школьной травле как о личной ситуации, видимо, сама виновата: форматов не чувствует – как здесь, так и в школе. Ведь если честно, имя Социальная Агрессия означает не только «подчинись нам», но и вполне обычное «будь как все», «соответствуй ожиданиям и правилам».
Библиографы рассказывают: когда книга о Пеппи Длинныйчулок вышла в свет, она подверглась осуждению педагогов, психологов и священников. Послевоенное время, нужно повышать дисциплину, ужесточать правила, а тут история о девчонке, которая может взрослого за нос оттаскать и сказать ему в лицо все о его умственных способностях. В качестве аргумента приводилась газетная заметка: «На рассвете в канаве был найден пьяный рабочий с книгой Астрид Линдгрен под мышкой. Вот до чего доводит чтение книг этого автора».
…Не хочется думать, что наступили времена, когда чтение книг ни до чего не доводит, когда людям от них ни холодно ни жарко, а время и деньги и без того есть куда потратить.

Рейтинг@Mail.ru