Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №11/2008
Третья тетрадь
Детный мир

МОЙ УЧИТЕЛЬ


Ельянова Марина

«Не выбрасывай эту тетрадку...»

Не похожий ни на кого

Много лет мне снился один и тот же сон: школьная доска, на ней геометрическая фигура, перед доской – я, не знающая, с чего начать доказательство теоремы. И голос за спиной: «Неужели я тебя ничему не научил?!» На этом сон обычно обрывался.
Михаил Израилевич Ребельский. Между собой мы называли его Мишкой, что не мешало кумиру оставаться кумиром. Откуда явился этот человек, так непохожий на учителей, которых мы знали до него?
Самым главным, определяющим в Мишке была его реактивность: редкая быстрота ума и такая же быстрота и точность движений. Где, у кого научился он одним движением руки рисовать на доске идеальную окружность? Или точным ударом, со словами «Пусть будет хуже тому, кто сейчас подслушивает!» распахивать дверь класса...
Он не боялся рисковать, хотя знал, что вызывает повышенный интерес не только у своих учеников. Ему завидовали. И как было не завидовать, если он, царь и бог в математике, мог провести любой урок блистательно! Особенно остро «соперничество» с Мишкой переживала учительница литературы, дивясь тому, что даже самые косноязычные из ее учеников на уроках математики демонстрируют чудеса красноречия.
Секрет Мишкиного успеха был прост. «Мало правильно решить задачу, надо уметь себя подать!» – внушал учитель и объяснял, как это сделать. «Подойдя к победному концу, – говорил он, – сверьте свой результат с тем, что требовалось доказать, и уверенно произнесите: глядя на полученный ряд равенств, с удовлетворением замечаем, что пришли к тому, с чего начинали».
Эта фраза, заученная нами наизусть, производила неотразимое впечатление, особенно на непосвященных. Какое-то время и сам Мишка наслаждался ею. И он же положил этому конец...
Отвечала добросовестная Нина Морозова. Все шло хорошо, оставалось произнести сакраментальную заключительную фразу. Морозова привычно начала: «Глядя на полученный ряд равенств, с удовлетворением...»
Возможно, она проговорила это недостаточно артистично, так как откуда-то сзади (наш учитель любил выслушивать отвечающего как истинный режиссер – с большого расстояния) послышалось тихое: «Генук, Морозова!» Не поняв или не расслышав, Морозова продолжила.
– Я же сказал: «Генук!» – повторил учитель громче. И пояснил: – На языке иудеев слово «генук» означает «достаточно, хватит». Все абсолютно верно, но как вам не надоело бесконечно повторять «с удовлетворением отмечаем»?!
Морозова непонимающе молчала.
– Неужели нельзя сказать чуть иначе, хотя бы так: «Глядя на полученный ряд равенств, не без удовлетворения отмечаем...» Впрочем, возможны варианты. Ищите сами!

Математическая республика

Как и положено богам, Мишка внушал не только любовь, но и священный трепет. Не забуду самого первого его появления в нашем 8 «А» в сентябре 1955 года.
– Я хочу научить вас думать, – сказал новый учитель. – Математика – это не таблица умножения. Жаль, конечно, что впереди у нас всего три года, а не десять лет. Мне кажется, за это время я сумел бы доказать, что на свете нет людей, лишенных математических способностей.
– А как же Пушкин с его нолями в математическом классе? – возразил кто-то.
Мишка словно ждал этого вопроса.
– Ноль следовало поставить его бездарному учителю! – парировал он. – Я бы сделал из Пушкина Лобачевского...
Лобачевских среди нас не оказалось, но все поступавшие в университет и в другие московские вузы на экзаменах по математике слышали один и тот же вопрос: «Кто был вашим педагогом?» А ведь в то время не было ни спецшкол, ни системы репетиторства. Но в одной отдельно взятой московской школе № 70 уже существовала и успешно действовала уникальная «система Ребельского» – парадоксальное сочетание культа личности и абсолютной демократии. В созданной Мишкой «математической республике» каждый был волен самостоятельно оценивать собственные знания. Во время проверочных работ желающие получить «отлично» садились у окна, «хорошисты» занимали средний ряд, «троечники» располагались у стены.
– Двойки и колы – по желанию трудящихся! – объявлял учитель и отпускал всех желающих на волю. Оставшимся предлагались разные по сложности задания. В случае их невыполнения каждому (как бы высока ни была предварительная самооценка) полагалась двойка.
Женская часть класса обычно занимала средний ряд. Но однажды Воробьева, весьма способная ученица, претендуя, как всегда, на четверку, сумела изумить учителя оригинальным решением. Что тут началось! Мишка чуть ли не стонал:
– Рука просто не поднимается поставить «четыре», тут и «пяти с плюсом» было бы мало! – причитал он. – Но скромное юное существо готово удовольствоваться четверкой. Скромность украшает человека, а девушку в особенности... Что же мне делать?..
Он несколько раз переправлял четверку на пятерку на глазах у Воробьевой. И наконец со словами «Пусть будет так, как она хотела!» поставил окончательное «четыре». Но «поруганная» скромность возымела действие: с того самого дня Воробьева стала смелее занимать место у окна. Воспитание чувств происходило почти на каждом уроке. Вот «тонет» вызванная к доске Иванова. Наводящие вопросы только усугубляют безнадежное положение. В ход пускается последнее средство:
– Я учила! – повторяет Иванова, утирая слезы.
– Несчастные! – говорит учитель, почему-то обращаясь ко всему классу. – Ну кто вам внушил, что быть тупыми лучше, чем ленивыми?! Знаете, как поступил бы я? Чувствуя, что все равно ничего не понимаю, я бы захлопнул учебник и отправился гулять! И теперь не стоял бы перед всеми с несчастным видом, а отдохнувший и румяный откровенно признался бы, что ничего не знаю. Ту же двойку можно заработать не теряя достоинства!
По правде говоря, в Мишкиной «шкале ценностей» двойка занимала далеко не последнее место: имелись еще и колы, и ноли, и даже –273 градуса (абсолютный ноль по Цельсию). «Сдвиги есть!» – констатировал учитель, исправляя «ноль» на «ноль с плюсом»...

Эксперимент со шкафом

А в один прекрасный день Мишка радостно сообщил, что изобрел простейший способ избавления от двоек: достаточно провести несколько минут в классном шкафу.
– Пользуйтесь моей добротой! – призывал Мишка. – Сидеть придется самую малость – до первых признаков удушья. Выпущу по первому требованию! Если вам не жаль себя, подумайте о родителях: избавьте их от вызова в школу и тягостных объяснений. Ну же!
Он ждал, но ни один ученик не пожелал войти в шкаф – унизиться из-за какой-то двойки.
– Не понимаю! – притворно удивился Мишка. На самом деле он был счастлив, что «эксперимент со шкафом» провалился. Вдобавок удалось подвергнуть сомнению старую истину – «унижение паче гордости». Мишка придерживался противоположного мнения.
Иногда (правда, довольно редко!) удавалось избежать неприятностей, вовсе не подвергаясь унижению. «Сегодня – день зарплаты!» – объяснял Мишка свое хорошее настроение.
Домашнее задание именовалось «Законом Божиим». «З.Б.!» – провозглашал учитель, ткнув наугад в раскрытый журнал. Тот, на кого падал жребий, был обязан предъявить домашнее задание. Если предъявлять было нечего, полагалось молча, не вставая с парты, дабы не отнимать драгоценного времени, поднять вверх два пальца и получить заслуженную «пару». Такой скоростной метод позволял проверить добрую половину класса. Но куда более оригинальным изобретением Мишки был так называемый «электрический стул». Учительский стол отодвигался к доске. Вплотную к нему придвигались три парты. В эту зону, отгороженную от остального класса, надлежало ступать, имея при себе ручку и чистый двойной лист бумаги в клетку.
– На электрический стул вызываются!
При этих словах класс переставал дышать, но Мишка намеренно «держал паузу».
– Татьяна! – наконец произносил он, однако не спешил назвать фамилию избранницы. А в нашем классе было пять Татьян. Учитель медленно переводил взгляд с одной на другую. Наиболее слабонервная выскакивала на авансцену, а Мишка говорил: «Вообще-то я имел в виду другую Татьяну, но раз ты так рвешься, что ж, приступим!»
Форма «приглашения на казнь» каждый раз варьировалась. Иногда фамилии жертв читались справа налево, и, прежде чем испугаться, надо было успеть сообразить, что вызывают именно тебя. С нескрываемым удовольствием Мишка приглашал на «электрический стул» обладателей экзотических имен:
– Альберто, Арнольдо и Эммануило! – выкликал он почему-то на итальянский манер. Двое из этой троицы были почти безнадежны в математике, а Эммануило имел зачатки гения. Для каждого из них изобреталось отдельное – эксклюзивное – задание. Все примеры и задачи придумывались только из головы.
Чтобы попасть в поле зрения Мишки, а об этом втайне мечтал каждый из нас, не обязательно было обладать математическими способностями. Моим преимуществом, например, было то, что я училась в музыкальной школе.
– Ельянова, пропой теорему! – просил учитель, имея в виду не вокал, а некую «музыку речи». И я старалась не оскорбить его музыкальное чувство. Иногда его внимание удавалось завоевать поэтическим решением задачи. Время от времени Мишка объявлял конкурс на лучшее математическое стихотворение.

Приглашение к игре

Но гораздо ярче запомнился мне мой позор. Это была задача на построение. Я аккуратно скопировала ее условие, еще аккуратнее надписала листок, но дальше не продвинулась. Прозвенел звонок, и мне пришлось сдать это свидетельство полного отсутствия мысли. На следующее утро я шла в школу с единственным желанием: только бы не попасться Мишке на глаза! Но еще в раздевалке услышала: «Ельянова, стой!» И он заговорщицки прошептал:
– Ты знаешь о том, что у тебя есть враги? Кто-то подменил твою работу на чистый лист бумаги. На нем не было ничего, кроме условия. Однако фамилия – Ельянова – была написана точь-в-точь твоим почерком... Как ты думаешь, кто бы это мог быть?
Совершенно не готовая к такому обороту, я поступила так, как меня учили дома и в школе: сказала правду.
– Эх ты! – рассердился Мишка. – Я в подробностях продумал план операции «Поиск врага Ельяновой», а ты…
И он исчез. Разговор продолжался не больше минуты, но на душе почему-то стало легче. Проваленная контрольная уже не казалась кошмаром. Вместо «позорного столба» меня приглашали к игре, и пусть я и тут сплоховала, не сумела подыграть учителю, было ясно, что крест на наших отношениях ставить рано...
Я не знаю, было это импровизацией или заранее заготовленным сценарием, но «стрела» попала в цель: я научилась разгадывать скрытые смыслы педагогических игр. А контрольную по геометрии пришлось переписать…
С тех пор прошло более полувека.
Многое и многие забылись. Но только не учитель математики. Как будто это было вчера: помню холодный мартовский день, вижу толстую тетрадь по алгебре в коричневом переплете. Перелистав ее до последней страницы, он неожиданно попросил:
– Не выбрасывай эту тетрадку.
– Почему? – удивилась я.
– Пройдут годы, ты окончишь институт, выйдешь замуж, у тебя родится сын, – стал предсказывать учитель. – И когда-нибудь твой сын случайно откроет эту тетрадь, удивится и спросит: «Что это?» А ты ответишь: «Был такой покойник...»
Так все и случилось...

Рейтинг@Mail.ru