Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №18/2006

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена
Четвертая тетрадь
идеи судьбы времена

КНИГА ИМЕН
СИГИЗМУНД КРЖИЖАНОВСКИЙ (ок.1887–1950) 

Елена МАМОНТОВА

Монолог белого Гамлета

О человеке, который был не в ладу с сегодняшним днем

Имя этого писателя сейчас становится всё более известным читателям профессиональным – филологам и философам. Впрочем, он на широкий читательский круг никогда и не рассчитывал. Однако на полную изоляцию от читателей Сигизмунд Доминикович Кржижановский не рассчитывал тоже.
Он был блестяще образован; в одном из советских издательств ему как-то сказали даже, что он образован «оскорбительно». В своих занятиях долго колебался между Кантом и Шекспиром, то есть между философией и литературой; выбрал литературу, но и философию не оставил. В России писатель-философ – дело обычное. И судьба его писательская привычна для нашего расточительного отечества. Все, кто читал Кржижановского, охотно соглашаются – да, гений. Наравне со Свифтом, Кафкой, Борхесом. Это и современниками признавалось, и в начале 1990-х годов, когда его наконец начали издавать, и сейчас, когда выходит прекрасно откомментированный пятитомник. Но при жизни он писал в стол, а потом писать просто перестал. В последние годы только дарил замыслы немногочисленным слушателям.
В этом можно, конечно, винить время, когда многие вынуждены были молчать. Однако на пути Кржижановского к читателю стояла как будто не просто советская цензура, а сама судьба.
Литературное издательство «Денница», в которое Кржижановский отнёс свою первую книгу «Сказки для вундеркиндов», вскоре разорилось, и сборник не вышел.
Во время спектакля по его пьесе «Человек, который был Четвергом» в театре Таирова на сцене оборвался лифт, и спектакль был снят с репертуара из соображений техники безопасности.
Последняя книга Кржижановского была принята в печать неимоверными усилиями его друзей в мае 1941 года. Через несколько недель началась война.
Потом он и пытаться перестал обрести своего читателя.
При этом его работа до читателя и зрителя доходила, но как-то косвенно. Как в случае с классическим фильмом Протазанова «Праздник святого Йоргена». В титрах Протазанов значится как режиссёр и сценарист, а между тем сценарий фильма писал Кржижановский. Когда при встрече с Протазановым он попытался выяснить причину случившегося, тот сказал, что произошло недоразумение.
Ещё более известен фильм Птушко «Новый Гулливер». Здесь задача Кржижановского была ещё сложнее: он переписывал завальный сценарий заново, когда съёмки уже шли и было отснято несколько эпизодов. Фильм вызвал бурный восторг и зрителей, и критиков, а фамилия Кржижановского снова не была названа в титрах.
Историки театра знают о том, что для несостоявшейся постановки «Евгения Онегина» гениальный Таиров составил «Календарь Онегина», что под силу только настоящим пушкинистам. Между тем «Календарь…» составлял автор инсценировки Сигизмунд Кржижановский.

Причиной того, что Кржижановский «не вписался в контекст своего времени», можно было бы посчитать то, что в него самого «не вписывался» этот контекст. Советская действительность 1920–30-х годов выглядит в его прозе ещё более фантастичной и пугающей, чем у его знаменитого друга Михаила Булгакова.
Его постоянный герой – московский интеллигент, «затравленный и полуиздохший нищий», в отчаянии пытающийся вырваться из одиночества и отчуждения…
В повести «Воспоминания о будущем» гениального учёного ночью арестовывают, а наутро в каморке под лестницей, где он жил, находят только дрова, как будто там никогда никого не было...
В новелле об эксах из повести «Клуб убийц букв» правительство, используя достижения учёных, специальным излучением воздействует на психику людей, превращая их в биороботов, неспособных без приказа ни к каким действиям. Их мышцам приказывает двигаться не мозг, а мощные волны, исходящие из специальных приборов. Никто не знает, что думают и чувствуют эти несчастные, да это никого и не интересует, а действуют они по единому для всех приказу, двигаясь как стадо. И даже когда один из них падает с моста, остальные безропотно и добровольно следуют за ним…

Литература, в которую Кржижановский мог бы войти как удачливый и признанный современный писатель, конечно, должна была быть другой. И другими должны были быть эпоха и страна. Но, вероятно, в таком случае и он писал бы другую прозу, оказавшись избавленным от изнурительной борьбы с небытием.
Осознавая это, он как-то горько заметил в своих «Записных тетрадях»: «С сегодняшним днём я не в ладу, но меня любит вечность».
…У Кржижановского есть рассказ, в котором актёры, репетирующие «Гамлета» в театре, начинают раздваиваться. И вот перед нами Гамлет в белом плаще и Гамлет – в чёрном. В театре Рубена Симонова была в 1920-х годах предпринята именно такая постановка: на сцене два Гамлета одновременно. Знаменитый монолог они читали, фехтуя: белый Гамлет утверждал: «Быть!». «Не быть!» – возражал чёрный.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru