Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №7/2006

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена
Четвертая тетрадь
идеи судьбы времена


 

Спор о роли и месте России в мире ведется давно и не утихает до сих пор. По-прежнему бескомпромиссно сталкиваются позиции тех, кого условно называют «западниками» и «славянофилами». Начало же этой широкой общественной дискуссии фактически положил П.Я. Чаадаев, который первым подвигнул образованную часть русского общества задуматься над вопросом «кто мы?» в контексте мировой истории. Какое место занимаем в христианской цивилизации? Какую роль играем в мире?
Анатолий БЕРНШТЕЙН,
Дмитрий КАРЦЕВ

150 лет назад умер П.Я.Чаадаев

Понять Россию...

История одной неудавшейся попытки, положившей начало нескончаемому спору

Когда речь заходит о Чаадаеве, обычно все сводится к пересказу нескольких абзацев первого из восьми «Философических писем», которое было опубликовано в сентябре 1836 года в журнале «Телескоп». К тому, что особенностью «Философического письма» был глубинный пессимизм по поводу истории и будущего России. А Чаадаев утверждал, что русская «своеобразная цивилизация» не дала миру ничего, оставаясь на протяжении всей своей истории мрачноватой периферией христианской Европы.
За эти мысли автор подвергся тотальной критике, обвинениям в непатриотизме и русофобстве, а власть посчитала, что такая перверсия не под силу здоровому уму, и объявила Чаадаева сумасшедшим.
Так был или не был Чаадаев патриотом? Вряд ли его вообще занимал этот вопрос. Деление людей по национальному признаку для Чаадаева было чуть ли не предрассудком. Но критики Чаадаева предпочли тем не менее разбор «Письма» именно с патриотических позиций, оставив за скобками другие идеи, предложенные автором.
Между тем историософские воззрения Чаадаева были, возможно, первой в России попыткой рассмотреть отечественную историю в контексте мировой. При том что мировую цивилизацию он рассматривал как историю западного христианства. Ибо только христианство, по мнению Чаадаева, придавало ей нравственный смысл. Россия вообще, по выражению Мандельштама, была лишь причиной его мысли, а не предметом, не объектом специального исследования.
Чаадаев не пишет историю, подобную той, которую писал Карамзин. Его не интересуют факты и события как таковые. Он сам отмечает, что «незнание истории вызывается совсем не незнанием фактов, а недостатком их осмысливания и ошибками в рассуждении». Свой метод Чаадаев называет «исторической критикой» и вкладывает в этот термин прежде всего исследование того, насколько та или иная эпоха, а также ее деятели содействовали установлению христианской цивилизации по всей земле. Очевидно, что самоценной истории в концепции Чаадаева существовать не могло: он открыто предлагает судить события и их участников с точки зрения морали. Русская история кажется философу бессмысленной, прежде всего потому, что не дала миру ни одного кирпичика для мощного здания единой христианской цивилизации. Религиозность русского народа, по мнению Чаадаева, предназначена исключительно «для внутреннего потребления», более того, неглубока и малоинтересна. Что доказывает то обстоятельство, что пока в Европе бушевали религиозные войны, а чуть позже костры инквизиции, Русь отметилась в летописи мировой истории только тем, что через нее прошли гигантские орды варваров, имеющие к истории христианства косвенное отношение…
Чаадаевский подход к русской истории вызвал настоящий шквал критики современников. Почему же все-таки частное, уместившееся на нескольких страницах исследование вызвало столь бурный резонанс? Общественное недовольство «Письмами» Чаадаева, разумеется, не объясняется только их скрытым антигосударственным пафосом – недаром среди оппонентов Чаадаева оказались не только апологеты теории официальной народности, но и вполне либеральные общественные деятели. А дело в том, что в 1829 году  – в том же году, когда были закончены «Философические письма», – был издан последний том «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, которая и по сей день считается классической в среде профессиональных историков. Чаадаев же, по существу, ведет скрытую полемику с этим фундаментальным трудом, утверждая, что простым перечислением фактов история не исчерпывается.
Стоит отметить также, что Карамзин, несомненно, находится в русле романтической историографической традиции, в соответствии с которой в прошлом надлежало искать примеры бесконечной доблести и геройства. Перенеся эту традицию на отечественную почву, Карамзин освятил тем самым русскую историю, которая стала основанием для строительства русской национальной идентичности. Поэтому неудивительно, что небольшой фрагмент из Чаадаева вызвал столь жесткую реакцию в обществе: этой самой идентичности всего-то было семь лет от роду, когда на нее посягнули.

Есть ли смысл «пророчествовать о прошедшем»?

«Такого рода парадоксы хороши у камина для оживления разговора, но далее пускать их нельзя, особенно же у нас, где умы не приготовлены и не обдержаны прениями противоположных мнений».

П.Вяземский – А.Тургеневу,
1836 год

«Дай Бог, чтобы все это так и оставалось; России бесполезны радикальные реформы, которые Европа ищет в поте лица своего и не находит.
…Задача, стало быть, приводится к трем условиям: воскресить религиозную веру; упростить гражданские отношения; и научить людей, чтобы хотели быть самодовольными».

В.Титов – В.Одоевскому,
март 1836 года

«Европейцу как хвалиться своим тщедушным крошечным кулачишком? Только русский владеет кулаком настоящим, кулаком comme il faut, идеалом кулака. И, право, в этом кулаке нет ничего предосудительного, ничего низкого, ничего варварского, напротив, очень много значения, силы, поэзии!»

Н.Надеждин.
«Европеизм и народность в отношении к русской словесности», «Телескоп»,
1836 год

«Нет сомнения, что Схизма отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясли, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. …И христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех.

А.Пушкин – П.Чаадаеву,
19 октября 1836 года

«На Западе есть единство! С тех пор, как эти слова вспыхнули в сознании Чаадаева, он уже не принадлежал себе и навеки оторвался от «домашних» людей и интересов. У него хватило мужества сказать России в глаза страшную правду, – что она отрезана от всемирного единства, отлучена от истории, этого «воспитания народов Богом».
Дело в том, что понимание Чаадаевым истории исключает возможность всякого вступления на исторический путь. В духе этого понимания, на историческом пути можно находиться только ранее всякого начала. История – это лестница Иакова, по которой ангелы сходят с неба на землю. Священной должна она называться на основании преемственности духа благодати, который в ней живет. Поэтому Чаадаев и словом не обмолвился о «Москве – Третьем Риме». В этой идее он мог увидеть только чахлую выдумку киевских монахов».

О.Мандельштам. «Петр Чаадаев»,
1914 год

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru