ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N49
GENIO LOCI
Спорщик
В парке Александрия расположены
дворцовые конюшни. Прекрасное, фундаментальное
сооружение в стиле западно-европейской готики.
Может быть, самая красивая постройка в Петергофе
– сложно сравнивать. И совершенно точно, что
единственная, построенная так, как пожелал сам
архитектор. Вопреки мнению заказчика, то есть
царя.
Автор этих конюшен, Николай Бенуа,
родился 1 июля 1813 года в Петербурге. Юноша он был
способный, тяготел к искусствам, сызмальства
очень много рисовал. И в 14 лет был принят в
Академию художеств “для изучения архитектуры”.
Неудивительно, ведь крестной матерью юного
Николя была не кто-нибудь, а вдовствующая
императрица Мария Федоровна Романова. Далее –
блистательное окончание, медаль из золота и
наградная шпага, а главное – “пенсионерство” за
границей. Да не шуточное – на 6 лет. А до этого –
служба в помощниках у Константина Тона.
То есть старт был взят весьма удачно.
В путешествии по Западной Европе более всего
запали в душу Венеция и Рим. Сын архитектора, не
менее прославленный искусствовед А.Бенуа писал:
«Атмосфера романтики наложила особый отпечаток
на все пребывание отца в Италии. Это был тот самый
дух христианского Рима, отзвуки которого можно
найти в творчестве лучших художников и поэтов
того времени, съезжавшихся в Рим со всех концов
Европы и ведших в стенах Вечного города
обособленную космополитическую жизнь. Многих из
этих художников и писателей, в том числе
“самого” Овербека, Моллера, Александра Иванова
и Гоголя, отец мой знал лично. Он то встречался с
ними в сборных пунктах иностранной колонии
(например, в кафе “Греко”), то посещал их на
дому».
В 1847 году “во уважение отличных дарований
искусства и познаний” Бенуа стал академиком. И
тогда же получает царственный заказ – здание
царских конюшен в Петергофе. Николай Первый был в
те времена приверженцем готических красот, и
выбор его пал на Бенуа, к тому моменту
показавшего уже свои способности.
Проект был сделан в считанные месяцы. Осталось
утвердить его у государя. И тут произошло
невероятное событие: «Николай Павлович на плане
конюшен собственноручно зачеркнул обозначенное
внутри двора строение кузницы и поместил его по
оси ворот. Николай Леонтьевич был в отчаянии:
задуманная им перспектива трех башен с воротами
одним росчерком карандаша государя уничтожалась
совершенно. С этим примириться Бенуа не мог, и он
делает два чертежа: на одном изображает
перспективу трех ворот с въезжающей тройкой
лошадей, а на другом чертеже ту же перспективу,
заслоненную злополучной кузницей. Свой проект с
этими чертежами Бенуа принес для представления
государю. Принимавший проект князь Петр
Михайлович Волконский (министр императорского
двора), увидев неисполнение приказания государя,
не хотел даже нести представлять проект, но Бенуа
убедил его это сделать. Через несколько минут
Волконский вышел из кабинета Николая Павловича
и, возвращая проект, сказал: “Государь много
смеялся твоей дерзости, но согласился сделать
по-твоему!»
А ведь могло обернуться иначе, и Бенуа, конечно,
отдавал себе в этом отчет.
Императору и вправду приглянулся Николай
Леонтьевич – в 1850 году он назначается на
должность архитектора Петергофского дворцового
правления. Правда, в 1852 году он покидает сей
высокий пост, однако продолжает строить в
царской резиденции. Станция “Новый Петергоф”,
фрейлинские дома, придворный лазарет с прачечной
и часовней, Верхнесадский дом, Официантский дом,
часовня на Торговой площади и богадельня в
Старом Петергофе – все это его произведения.
Впрочем, Петергофом деятельность Бенуа не
ограничивается. Например, в поселке Лисино,
неподалеку от столицы, Николай Леонтьевич
возводит целый комплекс Учебного лесничества
(сдав должность в Петергофе, Бенуа определился в
Департамент сельского хозяйства Министерства
государственных имуществ). Журналы восторгаются
лисинской церковью: “Храм как в художественном,
так и в техническом отношении построен с большим
искусством. Резной дубовый иконостас, паркетный
дубовый пол, шпиль колокольни из английского
кирпича, золотые грани и звезды купола церкви,
вызолоченные главы, бронзовые осьмиконечные,
вызолоченные через огонь кресты, словом, все
частности сделаны с безукоризненной
отчетливостью и чистотой, и церковь поражает
зрителя согласием целого с подробностями:
изящному стилю соответствует чистота и
тщательность отделки”.
Николай Леонтьевич с достоинством принимает эти
комплименты.
В 1893 году Бенуа празднует свое
восьмидесятилетие. В Академии художеств
открывают выставку из 190 авторских проектов
юбиляра. Журнал “Зодчий” публикует
проникновенную статью: “Гармоничная,
художественная цельность впечатления,
оставляемая архитектурными созданиями Н.Л.Бенуа,
усиливается еще и тем, что на всех его творениях
лежит отпечаток благородства и скромности –
качеств, присущих глубоко даровитым художникам...
Полное отсутствие в линиях, в очертаниях, в тонах
чего-либо бьющего на эффект – одно из самых
отличительных свойств Н.Л.Бенуа”.
И в 1898 году восьмидесятипятилетний архитектор в
славе и покое умирает. Хоронят же его в
Петербурге, на Выборгской стороне, в церкви
святой Марии на римско-католическом кладбище. В
церкви, которую он сам и выстроил.
А Петергоф давно уж восхищает его сына
Александра Николаевича Бенуа. Искусствовед
записывает: “Среди сказочных дворцов Версаля,
Аранхуэца, Казерты, Шенбруинна, Потсдама
Петергоф занимает совершенно особое место. Его
часто сравнивают с Версалем, но это по
недоразумению. Совершенно особый характер
Петергофу придает море. Петергоф как бы родился
из пены морской, как бы вызван к жизни велением
могучего морского царя. Версаль царит над
землей... фонтаны в Версале – изящное украшение,
без которого можно обойтись. Петергоф –
резиденция царя морей. Фонтаны в Петергофе не
придаток, а главное. Они являются символическим
выражением водного царства”.
Неудивительно, ведь детство Александра Бенуа
неотделимо от красот царского Петергофа. И в
воспоминаниях он публикуют свои ранние
впечатления: «На лето 1876 года мои родители снова
поселились в Петергофе, но на сей раз папа не
получил казенной дачи (я уже упомянул, что он
отказался от своей петергофской службы), и
пришлось довольствоваться наемной...
Находилась Бабушкина дача не очень далеко от
Кавалерских домов и все же в совершенно иной
местности. Через дорогу от нас расстилался
обширный луг, служивший для упражнений кадет, а
сами кадеты в своих холщевых светлых кителях с
красными погонами населяли ряд одноэтажных
белых домиков с красными крышами, расположенных
в два или в три ряда в глубине этого поля. Было
очень интересно, как эти “маленькие солдаты”
стройными рядами выходили на учение, как они
производили разные эволюции и как они
упражнялись на трапециях и турникетах. Однажды
какие-то знакомые кадетики затащили меня, с
разрешения воспитателя, в свою беседку. Пришлось,
несмотря на протесты, угощаться теплой, почти
размокшей плиткой шоколада, вытащенной из брюк
самого гостеприимного из мальчиков. Зато меня
пленил расписанный красками столик, стоявший
посреди беседки. На его темно-зеленом фоне “до
полного обмана” были изображены коробка спичек,
три папиросы, игральные карты и две накрест
положенные спички – точно кто-то здесь все это
оставил. Автор оказался тут же, это был маленький
краснощекий кадетик, так и расплывшийся от
счастья, что его произведение заслужило
восторженное внимание гостя. И кто знает, быть
может, этот же кадетик, ставший с тех пор
доблестным генералом, прочтет мои строки,
вспомнит и тот ясный солнечный день, когда он с
товарищами пригласили чужого “мальчика с
соседней дачи”...
К тому же 1876 году относится и мое первое
отчетливое воспоминание о пикниках. Они
предпринимались всей нашей семьей, иногда с
участием и других знакомых семей. Самой
характерной для Петергофа и самой обыкновенной
целью таких пикниковых экспедиций были
Бабигоны...
Ехали туда целым караваном и непременно с
прислугой, с самоваром и с огромными корзинами. В
одной из этих корзин были сложены угощения и
вина, в другой призы для гоняющихся: пестрые
шелковые ленты, платочки, бусы, купоны ситца, а
также гостинцы на особый деревенский вкус:
пряники, леденцы-монпансье, стрючки, орехи.
Благодаря этим гостинцам лето для бабигонской
детворы проходило в непрерывном лакомстве, и,
пожалуй, здесь легче было найти ребенка
окончательно пресыщенного сладостями, нежели в
городе».
Кстати, в Петербурге Бенуа жили на улице
Никольской (ныне Глинки), на участке, некогда
принадлежавшем самому Василию Баженову. Да и
дом-то был баженовской постройки.
Удивительно?
Пожалуй, нет.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|