ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N49
СЮЖЕТЫ
Сады не для всех
Первоначально Петергоф предполагали
сделать местом царского уединенного
отдохновения. Время, однако, внесло коррективы.
В 1750 году в “Журнале дежурных
генерал-адъютантов” возникло существенное
замечание: “Ее императорское величество указать
соизволила, чтоб в имеющиеся в Петергофе сады
подлого народу отнюдь никого для гулянья не
пускать”.
Это было, пожалуй что, последнее напоминание о
том, что Петергоф не просто городок, а царское
жилище. Но уже при Екатерине все было иначе. Уже в
день ее вступления на престол здесь был устроен
праздник, предназначенный в первую очередь для
простых подданных. Один из очевидцев писал:
“Иллюминация в Петергофе превосходила все, что я
до сих пор видывал. Две чудесные огненные арки
расширялись перед фасадом дворца: канал был
иллюминирован по обеим сторонам, и перспектива
его оканчивалась скалой, освещенной с внутренней
стороны, что производило необыкновенный эффект.
С каждой стороны канала шли длинные крытые
иллюминированные аллеи, а за ними по деревьям
были развешаны фестонами разноцветные фонари.
Там были огненные храмы и пирамиды, и ко всему
этому еще появились на воде императорские яхты в
таком же блестящем и ослепительном убранстве”.
Впрочем, матушка Екатерина праздновала в
Петергофе еще до принятия царского венца.
Историк Михаил Пыляев так описывал одно из ее
скромных, так сказать, домашних, развлечений: “На
этот праздник, несмотря на ограниченные средства
государыни (она получала тогда содержания в год
всего тридцать тысяч), она не пожалела издержек, и
он обошелся ей в 15 тысяч рублей. Екатерина
приказала своему тогдашнему архитектору
итальянцу Антонио Ринальди сделать из дерева
большую колесницу, так чтобы на ней мог
поместиться оркестр человек в шестьдесят
музыкантов и певцов; стихи были заказаны тоже
придворному поэту-итальянцу; музыка тоже
итальянцу, капельмейстеру Арайе. В саду, в
большой аллее, устроена была иллюминированная
декорация с занавесью; напротив расставлены
столы для ужина; после первого блюда за ужином
занавес, закрывавший большую аллею, поднялся,
вдали показался подвижной оркестр, который везли
двадцать быков, убранных гирляндами; оркестр
окружали танцоры и танцовщицы. Аллея была ярко
иллюминирована, оркестр, подвигаясь, исполнял
симфонию; как скоро последняя окончилась,
занавес опустился; все уселись опять к столу; во
время второго блюда послышались опять трубы и
литавры, явился скоморох и начал кричать:
– Милостивые государи и милостивые государыни!
Пожалуйте ко мне, в моих лавочках будет даровая
лотерея.
В это время по обеим сторонам декорации
поднялись небольшие занавески и открылись две
маленькие, ярко освещенные лавочки, из которых в
одной находился фарфор, а в другой – цветы, ленты,
веера, гребенки, гарус, перчатки, портупеи и тому
подобные вещи. После раздачи вещей все
отправились за десертом, потом начались танцы”.
Державин витийствовал:
Прохладная страна! Места преузорочны!
Где с шумом в воздух бьют
стремнины водоточны,
Где роскоши своей весна имеет трон,
Где всюду слышится поющих птичек тон,
Где спорят меж собой искусство и природа
В лесах, в цветах, в водах,
в небесном блеске свода,
И, словом, кто Эдем захочет знать каков,
Приди и посмотри приморский дом Петров!
А праздники, однако, становились все
роскошнее. Маркиз де Кюстин поражался: «Нужно
иметь богатое воображение, чтобы изобразить
словами волшебную картину иллюминации. Огни
расположены с большой изобретательностью и
вкусом, образуя самые причудливые сочетания. Вы
видите то огромные, величиной с дерево, цветы, то
солнце, то вазы, то трельяжи из виноградных
гроздьев, то обелиски и колонны, то стены с
разными арабесками в мавританском стиле. Одним
словом, перед вашими глазами оживает
фантастический мир, одно чудо сменяет другое с
невероятной быстротой... В конце канала, у моря, на
колоссальной пирамиде разноцветных огней
возвышается вензель императрицы, горящий
ослепительно белым пламенем над красными,
зелеными и синими огнями. Он кажется
бриллиантовым плюмажем, окруженным самоцветными
камнями. Все это такого огромного масштаба, что
вы не верите своим глазам. “Сколько труда
положено на праздник, – твердите вы, – это
слишком грандиозно, чтобы существовать на самом
деле. Нет, это сон влюбленного великана,
рассказанный сумасшедшим поэтом”».
А Федор Глинка восхищался той иллюминацией в
стихах:
Оно прошло как сновиденье,
Сие блестящее круженье,
Картины дивные узористых огней.
Толпы живых... Движение теней...
Вспоминал о петергофских праздниках и
писатель В.А.Соллогуб: “В большом парке была
устроена настоящая голландская ярмарка с
народными увеселениями, красивейшие и
знатнейшие петербургские дамы сидели за
щегольскими лавочками и продавали всякую дрянь в
них, но, правда, на вес золота. Самою изящною из
них была лавочка великой княгини Марии
Николаевны. Великая княгиня облеклась в
голландский костюм по этому случаю, и прическа
ее, и головной убор, чисто голландские, по
французскому выражению, носили отпечаток
местного колорита. Этот головной убор
необыкновенно шел к пластически правильным и
красивым чертам великой княгини”.
А после смерти Николая Первого в городе и вовсе
стали появляться кабачки и лавки с алкоголем.
“Петербургская газета” сообщала: “Количество
кабаков тоже не составляет украшения этого
дорогостоящего уголка. Пьяный люд нередко
попадается в садах петергофских”.
В самих же петергофских парках и садах, конечно,
алкоголь не подавали. Место все же сохраняло свою
избранность. Мемуаристы Засосов и Пызин писали:
“Летом в Нижнем саду ежедневно играла музыка.
Около царской купальни была устроена раковина
для оркестра, имелись места для публики. Вход в
парк и к эстраде был бесплатный. Ежедневно играли
оркестры, придворный симфонический либо духовой,
тоже придворный. У оркестрантов была придворная
форма: барашковая круглая шапочка, поддевка
алого сукна до колен, синего цвета шаровары и
лакированные сапоги. В этой форме оркестранты
походили на солдат или казаков. Форма эта еще
когда-то шла к музыкантам духового оркестра: глаз
привык видеть солдат с медными трубами. Но
оркестранты симфонического ансамбля выглядели
несуразно: странно было видеть человека в алой
поддевке, играющего на виолончели. На музыку
приезжало много народу, богатые приезжали в
ландо, по главной аллее допускалась езда в
экипажах”.
Да уж, оркестр в бычьей упряжке, видимо, смотрелся
органичнее.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|