ДЕТИ ВОЙНЫ Дети войны...
Триста граммов хлеба в день. Голос из черного
диска репродуктора. Черно-желтые кресты на
голубых крыльях бомбардировщиков.
Работа – непосильная, неподъемная. Грузить
обрезки бревен в вагоны. Таскать воду – за ведро
три копейки. Поднимать с пашни быков, плачущих от
голода. Плакать вместе с ними, уговаривать
подняться. И быть сильными. Для младших братишек,
сестренок. Для мамы и отца.
Дети спасали воюющих на фронте. Кто знает,
скольких солдат уберегла память о семье?
Скольким помогла весточка из дома – письмо,
посылка, ученический табель с отметками? Дети
спасали своим ожиданием, любовью, надеждой.
Просто тем, что были.
«Скоро разобьем врага. Целую. Твой папка»
Оно лежит у меня на ладони, письмо отца,
написанное мне шестьдесят один год назад. Это
последнее письмо с фронта, написанное моим отцом
– гвардии капитаном Акиндином Ивановичем
Шамонтьевым. Дата – двадцать первое июня сорок
четвертого года. Не письмо – письмецо на
маленьком листочке плотной бумаги. На обратной
стороне – портрет отца, нарисованный кем-то из
его друзей мне в подарок. А еще листочек –
ведомость о моей успеваемости в школе. Мама
хотела, чтобы отцу помогали на фронте мои хорошие
оценки. Он благодарил меня за учебу, расписывался
и посылал табель обратно.
“Возможно, мы еще с тобой встретимся. Целую. Твой
папка” – наизусть знаю каждое слово письма и
вспоминаю, что тогда, девятилетняя, я никак не
могла понять, откуда это “возможно”. А через
пятнадцать дней он погиб на залитой кровью
белорусской земле, мой самый удивительный, самый
невероятный, самый драгоценный папка. Это письмо
– моя реликвия. Часто ловлю себя на том, что хочу
ощутить на ладони этот плотный листочек бумаги.
Как ладонь отца? Как единственное, что осталось
мне от него? Так мало и так много...
Я помню эту черную дату – двадцать второе июня
сорок первого года. Воскресный Плесецк, точнее,
поселок Мехреньгский. Солнечно. Тепло. Отец
возвратился из центра: война! Обмерла мама.
Перепугались мы, дети. Отец взволнован: “Ну что
ж... Повоюем!”. Здесь, в маленьком северном
поселке, что каждый знал о стране? Что необъятна?
Что она непобедима? С тем и уходили, с тем и
провожали на фронт – ненадолго...»
Отец ушел одним из самых первых. Он был
директором предприятия – готовым командиром.
Четыре маленькие дочки в доме, тридцатилетняя
жена-солдатка. Ему надо было победить и
вернуться. Нам – жить и дождаться.
Мама работала продавцом в холодном ларечке. Сама
топила печку, сама убирала, сама возила товар на
санках. Продрогшая и голодная возвращалась она
домой в восемь вечера – трудилась двенадцать
часов, как все. Полкилограмма хлеба в день на
рабочую карточку. Триста граммов на ребенка. Ах,
эта волшебная карточка на хлеб – тридцать
драгоценных квадратиков размером сантиметр на
полтора! Она одна сберегала жизнь. Эти квадратики
мы каждый вечер наклеивали на листы бумаги – для
отчета маме. Не дай бог потерять хоть одну
малявочку, хоть одного покупателя – пришлось бы
отдавать свою пайку.
У каждого свое детство. Наше прошло трудно.
Учились средне – слишком много было у детей
недетских дел. Игрушки мастерили сами, сражались
в лапту и шашки. И ждали, ждали, ждали последнего
дня войны.
Отец писал часто. Отдельно – маме, отдельно –
каждой дочери, кроме младшей крохи. О боях он
писал скупо: “Освободили от фашистов большую
территорию. Много встретили бед и ужасов в
освобожденной нами Смоленской области”. Мама
шептала: “У нас еще хорошо. У нас не стреляют. Наш
дом цел”. Она ничего не просила для нас или для
себя ни у судьбы, ни у Бога. Только для отца –
чтобы вернулся!
Галина ШИРОКОВА,
Плесецк
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|